0
6567
Газета Печатная версия

13.04.2022 20:30:05

Святое имя Черубины

135 лет героине главной мистификации Серебряного века

Тэги: черубина де габриак, елизавета дмитриева, максимилиан волошин, николай гумилев, символисты, антропософы, рудольф штейнер, поэзия, мистификация, репрессии, коктебель, петербург, ташкент


13-9-1480.jpg
Дмитриева росла неприметной, заклеванной,
больной, но очень начитанной
и харизматичной.  Фото из книги Елены
Погорелой «Черубина де Габриак»
Дуэли, интриги, спиритические кружки, столоверчения, любовные треугольники, выспренные манифесты, теософические и сектантские сборища, оргии, таинства, перформансы, поэтические скандалы, – все, чем так страстно были заняты образованные жители Российской империи накануне революции на фоне надвигающегося мрака, кажется горем от ума, инфантилизмом и чушью.

1917-й разрезал многие биографии на розово-опиумное «до» и кроваво-лагерное «после», и биография поэтессы Елизаветы Дмитриевой, или Черубины де Габриак (1887–1928), со дня рождения которой 12 апреля исполнилось 135 лет, живейшее этому подтверждение. Сразу скажу, что те, кому интересна эта неоднозначная фигура и ее эпоха, непременно должны прочитать биографию серии «ЖЗЛ» «Черубина де Габриак: неверная комета», написанную поэтом, критиком, филологом Еленой Погорелой («Молодая гвардия», 2020). Там подробно разобрано все – и время, и личность, и предпосылки, и окружение, и стихи. А мы, пожалуй, вкратце вспомним главные вехи жизни нашей юбилярши: родилась в семье учителя чистописания, все детство провела в своем воображаемом мире, соблюдая полупостельный режим из-за костного туберкулеза, тяжелая болезнь даже на время ее ослепила и, помучив, оставила хромой на всю жизнь. В 13 лет Дмитриева пережила туманное любовное приключение, увлекшись знакомым матери, интересным мужчиной, разбиравшимся в поэзии и теософии – сферах, в которых она найдет свое призвание. Получила прекрасное образование: средневековая история, старофранцузский язык, испанская литература… Недолгая учеба в Сорбонне свела ее с Николаем Гумилевым. Потом преподавание петербургской русской словесности в женской гимназии и посещение знаменитой «Башни» Вячеслава Иванова, с которой начались и поэтические упражнения, и роман с Гумилевым, и знакомство с Максимилианом Волошиным, и самая прогремевшая мистификация Серебряного века.

13-9-3480.jpg
В этом доме и родилась маска Черубины. 
Константин Богаевский. В Коктебеле.
Дом Максимилиана Волошина. 1905.
Феодосийская картинная галерея
И.К. Айвазовского
Миф о прекрасной 18-летней католичке Черубине де Габриак родился на коктебельских берегах, на даче Макса Волошина, где уже в наши дни расцветет бурная литературно-фестивальная жизнь. Но это сейчас, а тогда, в 1909-м, молодая Лиля, как ее звали близкие, была беззаботна и влюблена в могучего, сильного, гривастого, как будто высеченного из скалы, одетого в тогу на голое тело Макса Волошина. Несчастный тонкий Гумилев, околачивавшийся там же, как третий угол треугольника, был позабыт и изгнан. Волошин и его болезненная, полноватая, сильно закомплексованная протеже превращаются в заговорщиков, потрясших всю редакцию журнала «Аполлон» и ко всему привыкшую литературную столицу. Осенью на редактора «Аполлона» Сергея Маковского посыпались по-модному напыщенные, грациозные женские стихи, написанные изящнейшим почерком на лиловой бумаге, спрятанные в надушенных конвертах. «И я умру в степях чужбины,/ Не разомкну заклятый круг./ К чему так нежны кисти рук,/ Так тонко имя Черубины?»

Родилась таинственная звезда, которую возжелали все, включая того же Гумилева. Это было первое громкое слово в русскоязычной женской поэзии, недаром и Ахматова, и Цветаева будут к этому имени предельно неравнодушны. Впрочем, мощное зелье Черубины выдохлось махом, как только покровы были сняты и истинную авторку пленительных строк внезапно разоблачили. Магнетический образ испанки рассыпался. Маковский встретился с Дмитриевой и был поражен ее некрасивостью. «Стало почти страшно. Сон чудесный канул вдруг в вечность, вступала в свои права неумолимая, чудовищная, стыдная действительность. И сделалось до слез противно и вместе с тем жаль было до слез ее, Черубину…»

13-9-2480.jpg
Да и сейчас возвращается время масок,
время vpn.  Константин Сомов. Маскарад.
1925. Частное собрание
А в ноябре 1909 из-за Лили случилась, возможно, последняя в истории литературы дуэль – стрелялись Волошин и Гумилев. Повод: Волошин прилюдно влепил Гумилеву пощечину из-за якобы грязных слухов, которые тот распространял о Дмитриевой (она-де как поэтесса совсем никакая, хотя как женщина вполне ничего). Гумилев промахнулся, пистолет Волошина дважды дал осечку. Секундант потерял в снегу калошу. Дуэль кончилась осмеянием Волошина и изгнанием Дмитриевой из литературных кругов. Впрочем, и она сама ушла в творческое молчание и депрессию, вышла замуж за инженера-мелиоратора Васильева и покатила с ним по миру: Туркестан, Германия, Швейцария… Их главным духовным делом станет антропософия. Дмитриева, вернее теперь уже Васильева, даже возглавила петербургскую ложу и стала официальным представителем этого общества в России. Не обошлось и без дурмана страсти – у нее вспыхнул роман с мистиком, музыковедом Борисом Леманом, товарищем по оккультным играм. В 1915-м она вернулась к стихам – с уже совершенно иной, искренне религиозной интонацией: «Братья-камни! Сестры-травы!/ Как найти для вас слова?/ Человеческой отравы/ я вкусила – и мертва». Потом революция и невзгоды. В 1921 – высылка из Петербурга вместе с другими антропософами, работа в Екатеринодаре (ныне Краснодар), где она сотрудничает с белоэмигрантскими изданиями и Добровольческой армией, а потом, уже под красными, экс-Черубина помогает Самуилу Маршаку писать пьесы для Детского городка беспризорников. Оба ее мужчины – и Леман, и Васильев – там же. В 21-м их троих ненадолго арестовывают и отпускают. Потом снова Петербург, который ужасает ее своими руинами: «Под травой уснула мостовая,/ Над Невой разрушенный гранит.../ Я вернулась, я пришла живая,/ Только поздно, – город мой убит».

Здесь разгорается новая любовь – с востоковедом Юлианом Шуцким, здесь пышет новая работа – переводы с испанского и старофранцузского, ТЮЗ, библиотека. А в апреле 1927 года – снова арест и этап в Свердловск (из-за дворянства и антропософства). Благодаря хлопотам влиятельных друзей убийственная для туберкулезницы северная ссылка заменена на высылку минус шесть городов с правом самостоятельно выбрать место. Она едет к мужу в Ташкент. Здесь же по дороге в Японию на месяц останавливается Шуцкий, который толкает возлюбленную на новую мистификацию – написание стихов от имени китайского поэта Ли Сян Цзы «Домик под грушевым деревом». «На столе синий-зеленый букет/ Перьев павлиньих.../ Может быть, я останусь на много, на много лет/ Здесь в пустыне...»

В декабре 1928-го в Ташкенте Елизавета Васильева (в девичестве Дмитриева) и умерла от рака печени. Возможно, ей повезло: 1930-е ее точно бы не пощадили. Почти все мужчины поэтессы – Гумилев, Леман, Шуцкий, Васильев погибли от рук государства, кто-то до, а кто-то после ее ухода. История обольстительной Черубины, казалось бы, была похоронена революцией, войнами, репрессиями. А все же мы ее помним. И верим в лучшее. И надеемся уцелеть.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Горит и кружится планета

Горит и кружится планета

Александр Балтин

Военная поэзия и проза от Виктора Некрасова и Юрия Нагибина до Евгения Носова и Василя Быкова

0
229
Солнце, май, Арбат, любовь

Солнце, май, Арбат, любовь

Андрей Юрков

Кредо и жизненный путь Булата Окуджавы

0
208
В смирненькие уже не гожусь

В смирненькие уже не гожусь

Вячеслав Огрызко

Исполняется 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева

0
745
Всеобъятное небо

Всеобъятное небо

Борис Кутенков

В АСПИР прошел вечер, посвященный 75-летию со дня рождения Татьяны Бек

0
179

Другие новости