0
3796
Газета Печатная версия

30.03.2022 20:30:00

Поезд-дом

Путь-дорога как миф и архетип: от Ноя и Одиссея до Пелевина и «Восточного экспресса» Агаты Кристи

Андрей Краснящих

Об авторе: Андрей Петрович Краснящих – литературовед, финалист премии «Нонконформизм-2013» и «Нонконформизм-2015».

Тэги: путешествия, поезда, мифология, фольклор, живопись, пелевин, кино, агата кристи, ноев ковчег


путешествия, поезда, мифология, фольклор, живопись, пелевин, кино, агата кристи, ноев ковчег Железнодорожный вокзал в Амстердаме. Фото автора

Посыл вот в чем: дом в мировосприятии человека, хоть древнего, хоть современного, – сакральный центр мира, точка отсчета любого: земного, небесного, вверх, вниз, в стороны – пути, цитадель («мой дом – моя крепость»), защищающая от профанного, хтонического, враждебного. Еще дом – это Мировое Древо, соединяющее небо с землей и подземным царством мертвых. Еще дом – это Храм, где все ритуализованно и упорядоченно, подчинено освященному порядком правильному (установленному богами) ритму жизни.

Путь-дорога – антипод дома. В дороге человек беззащитен, ему постоянно что-нибудь угрожает, с ним может случиться и случается что угодно, например, он может встретиться с нечистой силой. Дорога – путь вовне, от сакрального центра на периферию или обратно; в любом случае центр мира где-то в стороне, и поведение путника не нормировано никакими домашними ритуалами, они не помогут, если что, полагаться приходится только на силу и смекалку, то есть постоянно импровизировать и действовать исходя из обстоятельств. Дома обстоятельств нет, есть заданный и установленный раз и навсегда жизнеритм.

Путник – вне обязательств, чтобы спасти свою жизнь, ему разрешено лгать, предавать, вести себя непорядочно и даже убивать, если встречный представляет для него опасность. Дома все это запрещено и квалифицируется как смертный грех.

Условия современной жизни серьезно подразмыли понятие дома. Теперь дом – это квартира в многоэтажке, и номер в гостинице, и место случайного ночлега, но самый интересный «дом» – это, конечно, поезд. В нем соединились два столь различных архетипа – архетип дома и архетип дороги.

С одной стороны, да: поезд – место, где человек на какое-то время останавливается, поселяется, пускает какие-никакие, но корни. С другой – этот дом вместе с человеком двигается с места и едет, перемещается, преодолевая огромные расстояния, и вообще ведет себя до чрезвычайности экстравагантно – навязывает вам в соседи каких-то не очень приятных людей, от которых невозможно укрыться и с которыми необходимо устанавливать и поддерживать, пусть и на короткое время, связи.

С одной стороны, ты, купив билет, купил право на временное жилище и на то, чтобы чувствовать себя в нем хозяином и устанавливать те правила и ритм, к которым привык дома; с другой – обязан подчиняться проводнику – существу не вполне ясной для тебя функциональной породы: то ли слуге, то ли богу – сверххозяину этого дома, – и всем остальным, так же, как ты, оплатившим право на жизнь в этом вагоне и этом купе.

С одной стороны, поезд – несомненно, место отдыха, а не работы, и это его сближает с домом, куда человек стремится, чтобы обрести покой и в заслуженном одиночестве либо среди самых близких ему людей (близких – означает представляющих минимум опасности) восстановить силы. С другой – обрести покой исключается, более того, севший в поезд оказывается в положении заключенного. Пассажир («хозяин») не волен покинуть стен своего дома, пока тот не доставит его в указанное в билете место.

Если ты дома, то к сакральному центру мира не нужно стремиться, вот он – вокруг тебя, и в тебе соответственно мир и покой, время остановилось, наступила вечность. Если путник – то ищешь, определяешь центр мира и идешь к нему, даже если сейчас – от него. В поезде человеку вроде бы искать для ориентировки центр мира не нужно, ты его достиг, ты в нем, но этот центр мира – в чем и весь ужас и вся прелесть положения пассажира поезда – оказывается каким-то неустойчивым, ненастоящим, обманным. А если центр мира обманный, то и реальность вокруг него такая же, ведь центр мира «‹…› имеет преимущественное значение для ориентации в пространстве и во времени, поскольку олицетворяет фиксированную точку, т.е. первоисточник и первоначало, абсолютную реальность» (Марк Маковский, «Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образы мира и миры образов»).

Что такое архетипы и что они делают в коллективном бессознательном, известно, а также и то, как они замечательно реализуют себя в художественном творчестве человека. А вот чтó происходит, если реальность смешивает в человеческом мировосприятии два совершенно различных архетипа: получается ли из этого соединения третий, новый, или нет? И тогда сама реальность, разломанная этими архетипами, предстает нереалистичною? Искажается ли картина мира?

Наверное, и так, и так. Точнее – сначала, до полного закрепления в коллективном бессознательном нового архетипа, произведенного пересечением двух старых, картину мира довольно серьезно штормит и трясет, а потом, спустя время – ничего, мир привыкает к нему, узаконивает и воспринимает как должное. Вот только на каком из этих двух этапов находится сейчас архетип поезда-дома и архетип ли он вообще?

В пользу того, что – да, архетип, давно опредмеченный культурой, вроде бы свидетельствует фольклор: всякие избушки на курьих ножках, бабы-яги, ковры-самолеты и самоходные печи Емель, но там – человек все-таки хозяин положения и движение его дома подчинено его, человека, воле и желанию. Вот если бы фольклор повсеместно рассказывал о страхе-трепете пассажира такого дома, пассажира, оказавшегося его, дома, заложником, это было бы другое дело, стопроцентное попадание, а так все-таки то да не то, хотя и довольно близко.

Тут просится другой ряд: корабль («Корабль дураков» Бранта; корабль-призрак – «Летучий голландец»; «Пьяный корабль» Рембо; «Любовь во время чумы» Гарсиа Маркеса; «И корабль плывет» Феллини; «Титаник» Кэмерона и т.д.) как мифосимвол затерянности человека и человечества в этом мире. Поезд длиною в жизнь в «Желтой стреле» Пелевина, песне Макаревича, «Европе» фон Триера и даже «Восточном экспрессе» Агаты Кристи, а также в сотнях и тысячах других романов, фильмов, песен и картин. Наконец, самолет – с той же мифосимволикой (тут прежде всего фильмы-катастрофы типа «Экипажа» Митты, а из литературы – «Бойцовский клуб» Паланика, где главный персонаж окончательно сходит с ума, раздваивается и знакомится со своим двойником именно в самолете).

Автомобиль – нет, с автомобилем поезд сравнивать бесполезно: автомобиль – это второе тело человека, которым он почти полностью управляет; тело и дом – все-таки разные вещи. А точнее, пусть так: если архетип поезда-дома возникает при наложении архетипов дома и дороги, то архетип, если уже архетип, автомобиля – при наложении архетипов тела и дороги (никто не спорит, что поезд и автомобиль в чем-то родственники). И по всей видимости, именно автомобиль архетипически наследует в современной культуре Емелиной печке и избушке бабы-яги, в то время как поезд – нет.

Современный поезд – это мифологический корабль, «Арго», судно Одиссея, Ноев ковчег, Ионин кит. Можно для вящей наглядности развернуть одну из этих аналогий в метафору: Ной – это, натурально, проводник, у него прямая связь с богом – бригадиром или машинистом поезда, тебе – чистому или нечистому – указано место среди чистых или нечистых – в общем, плацкартном или купейном вагоне, сейчас и на какое-то время поезд, ковчег – твой единственный дом, потому что все остальное, вся суша благодаря богу скрыта под водой, то бишь за стенами, за окнами поезда, и для тебя не существует, а снова начнет существовать, когда тебя довезут и высадят. Следовательно, пока поезд, ковчег в пути – он для тебя безальтернативный центр мира и оплот единственно возможной реальности.

Ну а теперь вернемся к началу. Можно сказать, что такое несколько межеумочное, странное для нормальной жизни положение – полухозяина, полупутника, то ли находящегося дома, то ли в дороге, – человека в поезде – и приводит к тому, что он, человек, ощущая себя и тем, и тем одновременно, ведет себя сообразно этому ощущению: в поезде все ранее незнакомые друг с другом люди быстренько становятся домочадцами одного дома, членами одной семьи и, словно празднуя воссоединение, обильно пируют, много общаются и напропалую грешат – как перед концом света.

Это ненормально, но это нормально. Странная, смещенная реальность хронотопа (назовем это хронотопом) поезда требует к себе именно такого отношения и такого поведения – оргиастического. И не только по принципу уподобления и соответствия: сошедшей с ума реальности – разнузданное поведение человека; здесь цели и задачи поглубже и поважней, именно – как это ни прозвучит странно, возвращение сдвинутой со своего места реальности на ее нормальное место.

Ведь оргия – непременная и главная часть мистерии, а мистерия – ритуальное священнодействие для восстановления порядка, космоса из хаоса. Прежде всего для избавления человека от страха перед хаосом.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Люди «перекрестка»

Люди «перекрестка»

Татьяна Алексеева

Без опоры на традицию нет большого искусства, а без новаторства нет развития

0
340
Крым как место рождения российского кинематографа

Крым как место рождения российского кинематографа

Борис Колымагин

От «Лолиты» Владимира Набокова и «Кавказской пленницы» Леонида Гайдая до «Девятой роты» Федора Бондарчука

0
863
Хэтэуэй и Честейн соревнуются в "Материнском инстинкте"

Хэтэуэй и Честейн соревнуются в "Материнском инстинкте"

Наталия Григорьева

Актрисы играют соседок, которые из лучших подруг превращаются в заклятых врагов

0
909
Как устроена индустрия развлечений для незрячих

Как устроена индустрия развлечений для незрячих

Кино любят все, в том числе люди, которые не видят, что происходит на экране

0
1761

Другие новости