Как сделан «Подвиг» Набокова-Сирина

Как мы ее назовем? Ну, конечно – Зоорландия… Рисунок Екатерины Богдановой

Набоков рассказывал об этом романе сорок лет спустя:

«Подвиг» был начат в мае 1930 и завершен в конце того же года... Мартын – это добрейший, честнейший и самый трогательный из всех моих юношей, а малышка Соня, с ее темными без блеска глазами и на вид жесткими черными волосами (ее отец, судя по фамилии, имел черемисскую струю в крови), должна быть признана специалистами в любовных соблазнах самой странно-привлекательной из всех моих девушек, хотя, конечно, она капризная и взбалмошная кокетка...

Герой «Подвига» не обязательно интересуется политикой… Осуществление – это фуговая тема его судьбы; он из тех редких людей, чьи «сны сбываются»... Рискованный путь в запретную Зоорландию… только продлевает до нелогичного конца ту сказочную тропинку, которая петляла среди нарисованных деревьев на картине, висевшей на стене детской».

Страна зверей

Вот в Зоорландии хочется задержаться.

Страна эта придумана героями романа Мартыном Эдельвейсом и Соней Зилановой.

Название ее читали как сочетание русской приставки за- и латинского корня orula (край, граница, рубеж). Поминали и немецкую землю Саар (Saarland). Но русскому уху в этом названии прежде всего слышится нечто зоологическое.

Бестиарий «Подвига» невелик, но важен для понимания романа.

Имя Мартын апеллирует к мартышке и к птице из семейства ласточек. При этом Мартын Эдельвейс сродни русским помещикам Индриковым. Фамилия их происходит от Индрика: мифического славянского зверя сродни мамонту и единорогу.

Фамилия героини образована от Зилана – царя змей в татарских и русских преданиях.

Белка, родовспомогательница зоорландского сюжета, связана с потусторонней темой. Тут можно вспомнить белку из «Сказки о царе Салтане», жительницу зачарованного города.

В последний день перед отъездом Мартын вспоминает поход с Соней в Берлинский зоопарк, где они «глазели на румяно-золотого китайского фазана, на чудесные ноздри гиппопотама, на желтую собаку динго, так высоко прыгавшую».

Золотой фазан – скрытый автопортрет. Набоков отождествлял птицу Сирин не столько с античными сиренами, сколько с золотистым фазаном и сказочной Жар-птицей.

«Чудесные ноздри гиппопотама» отсылают не к библейскому Бегемоту, а к его сопернику, титаническому Левиафану («Из ноздрей его выходит дым» и т.п.). С легкой руки Томаса Гоббса этот монстр сделался символом тоталитарного государства.

Динго – вторично одичавшая домашняя собака из Австралии. Она явно имеет отношение к Соне. Динго не лают, но умеют рычать и выть. Соня неразговорчива; на Мартына она часто рычит, но, узнав о его отъезде, очень натурально воет.

В финале романа на калитке сидит синица. У славян это нередко птица зловещая, но с ней связаны и безобидные приметы: например, приход гостей. В стихах о Зоорландии, о которых ниже, «сизое море горит». Это напоминает синицу из пословицы, которая грозилась море зажечь. Общий семантический ореол этой птицы тревожный, но не гибельный.

Толкования

Максим Шраер усматривает в «Подвиге» полемику с романом Шкловского «Zoo» (1923), написанным в Берлине и содержащим описания зверей из зоопарка.

Герой «Zoo», отвергнутый возлюбленной Алей, пишет покаянное письмо советскому правительству и возвращается в Россию легально. Герой «Подвига», отвергнутый Соней Зилановой, отправляется в Зоорландию тайно; главная его цель – победа над собственным страхом.

«Подвиг» связан и с романом советского писателя Бахметьева «Преступление Мартына» (1928). Набоков мог знать его по рецензии Шкловского. Советский романист некритически переписал роман Конрада «Лорд Джим», подставив молодого большевика на место молодого англичанина. Оба ценою гибельного подвига стремятся искупить свою трусость, перерастающую в должностное преступление.

У Сирина молодой человек, русский по рождению и англичанин, хочет искупить вину несуществующую. Это героизм с утраченной мотивировкой. Косвенно этот сюжет опять же метит в Шкловского с его исканиями и метаниями.

Эдит Хэйбер отмечала разительное сходство «Подвига» и русской сказки «Волшебное кольцо». Герой ее Мартынка – бескорыстный дурачок, осмеянный матерью и братьями. Он встречает в лесу девицу, которая умеет превращаться в змею. Попадает в подземное царство, получает волшебное кольцо, женится на дочери царя и т.д.

Что мы знаем о Зоорландии

«Как мы ее назовем?» – спросил Мартын... «Что-нибудь такое – северное, – ответила Соня. – Смотри, белка»... – «Например – Зоорландия, – сказал Мартын. – О ней упоминают норманны». – «Ну, конечно – Зоорландия», – подхватила Соня… «Там холодные зимы и сосулищи с крыш – целая система, как, что ли, органные трубы, – а потом все тает, и все очень водянисто... Вышел там закон, что всем жителям надо брить головы, и потому теперь самые важные, самые такие влиятельные люди – парикмахеры». – «Равенство голов», – сказал Мартын. «Да. И, конечно, лучше всего лысым».

«Они изучали зоорландский быт и законы, страна была скалистая, ветреная, и ветер признан был благою силой, ибо, ратуя за равенство, не терпел башен и высоких деревьев... Искусства и науки объявлены были вне закона, ибо слишком обидно и раздражительно для честных невежд видеть задумчивость грамотея... Бритоголовые, в бурых рясах, зоорландцы грелись у костров, в которых звучно лопались струны сжигаемых скрипок».

«Соня вдруг поворачивалась к нему и быстро шептала: «Ты слышал, вышел закон, запретили гусеницам окукляться», – или: «Я забыла тебе сказать, что Саван-на-рыло – (кличка одного из вождей) – приказал врачам лечить все болезни одним способом, а не разбрасываться».

Последним распоряжением по Зоорландии Мартын вводит в стране полярную ночь.

Некоторые сведения можно извлечь также из стихотворения Сирина «Ульдаборг (перевод с зоорландского)». Процитирую только начало:

«Смех и музыка изгнаны. Страшен/ Ульдаборг, этот город немой./ Ни садов, ни базаров, ни башен,/ и дворец обернулся тюрьмой…»

И конец: «Погляжу на знакомые дюны,/ на алмазную в небе гряду,/ глубже руки в карманы засуну/ и со смехом на плаху взойду».

Мартын собирается перейти границу где-то между Режицей и Пыталовом; упоминается густой Рогожинский лес.

Пыталово входило в состав Псковской губернии, между двумя войнами оказалось в составе Латвии, затем снова в Псковской области.

Режица называется ныне Резекне и находится в Латвии, в провинции Латгалия. До революции уездная Режица входила то в Псковскую, то в Витебскую губернию.

В местечке этом родился и жил в догимназическом детстве Юрий Тынянов. Он описывал его в своей автобиографии (1939), она доступна в Сети.

Сходство с сиринским Ульдаборгом немалое. Нищие и сумасшедшие, «глухонемые законы», молчаливое отчаянье в лицах. Железные цветы и стальные лошади. Развалины замка с подспудным мотивом шильонского узника. Только моря у Тынянова нет: вместо горящего моря у него горящий снег.

Это не о том, что проза и стихи Сирина могли повлиять на воспоминания Тынянова (хотя чего на свете не бывает).

Это о том, как Зоорландия укоренена в географической действительности.

У Лукоморья

Комментаторы отмечают зловещий оттенок названий Режица и Пыталово.

Мне случалось проезжать по этим местам. Невдалеке имеются селения Черепягино и Рубилово. А также Лобок и Туховик. Все это как будто намекает на некую расчлененку: «А по бокам-то все косточки русские».

Есть также селение Гмырино. В Сибири слово гмыря означало человека хмурого и нелюдимого. В Центральной России – ворчуна или хитреца. А на Псковщине – увальня и лежебоку. Ну да: у нас Илья Муромец тридцать лет на печи пролежал. А Емеля даже разъезжал на ней по собственным надобностям. Впрочем, русская пословица сообщает: «Печка дрочит, а дорожка учит».

Есть еще селение Глоты. Ну, глоты – они и есть глоты.

И по этой же земле текут речки Зарезница и Мараморочка. Тоже, знаете ли, неважная участь. О, не ставьте мне монумента, не ставьте мне его. Лучше при жизни, и можно деньгами.

А чуть поодаль находится Гороховое озеро. А рядом, похоже, молочная река и кисельные берега. Гороховый кисель был популярным крестьянским лакомством. Да и о царе Горохе у нас память еще не простыла окончательно.

В целом же, очевидно, это тот самый путь, на котором приходится износить три пары железных сапог и изгрызть три железных хлеба.

Темный лес

Что же до Рогожинского леса, то его связывают с рогожами, которыми в эпоху первобытно-военного коммунизма покрывали трупы.

На мой взгляд, плодотворней связать этот топоним с Парфеном Рогожиным из романа «Идиот». Фамилия его, в свою очередь, связана со старообрядческим Рогожским кладбищем в Москве.

Схематизм тут простой и наглядный. Швейцарский житель князь Мышкин знакомится с Рогожиным в поезде, въезжая в Россию. Швейцарскому гражданину Мартыну Эдельвейсу, чтобы незаметно перейти границу, предлагают углубиться в дремучий Рогожинский лес.

Князь Мышкин въезжал через прусский Эйдткунен и российское Вержболово, где менялась ширина рельсовой колеи. Взглянем на его верхнее платье: «На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где-нибудь далеко за границей, в Швейцарии, или, например, в Северной Италии». Так же должны выглядеть зоорландцы в своих бурых рясах.

Леса за окном князь не разглядел («Было так сыро и туманно, что насилу рассвело»). Сирин называет его «черным и еловым». А Набоков в «Других берегах» уточняет, что русские ели и болота где-то в этих местах сменяются немецкими соснами и вереском.

Российское Вержболово ныне находится в Литве и именуется Вирбалис. А прусский Эйдткунен – в России, в Калининградской области, и носит название Чернышевское. Это к вопросу об исторической чересполосице земель Северной Европы.

Теперь мы можем составить карту. Зоорландия граничит на западе с Лифляндией (шведской Ливонией). А на севере – с набоковской Земблой (скорее всего по морю), таким же ассамбляжем нордических и славянских компонентов.

На юге и востоке Зоорландия граничит с псковскими землями, которые, в свою очередь, как-то соотносятся с пушкинским Лукоморьем (упомянутым в романе).

Найдутся на этой карте и Руритания с Юбервальдом, популярные в начале прошлого века у европейских литераторов? И неназванные страны «Приглашения на казнь» и «Bend Sinister». Страну профессора Круга следует искать запад-юго-западней, а страну мечтателя Цинцинната – юго-юго-западней.

Похоже, над Зоорландией в разное время простирался скипетр то Швеции, то России. В описываемый Сириным период Зоорландия – послевоенный лимитроф, осколок империи. Но в отличие от других балтийских стран она зависит от Советской России, как Монголия или Тува.

Распространять же Зоорландию на весь Советский Союз нет никаких оснований.

Еду я на родину

Почему Мартына тянет в Зоорландию, понятно. Место сказочного героя – в сказочной стране. Только там он может свершить свое предназначение.

Все почему-то убеждены, что подвиг Мартына – смертный, что в Зоорландии его ждет неминуемая гибель. Об этом как будто говорит и стихотворение «Ульдаборг» с финальной сценой на эшафоте.

Но лирический герой стихов и герой романа – не одно лицо. А в финале «Ульдаборга» можно усмотреть скорее сходство с финалом «Приглашения на казнь».

Пространство волшебной сказки – потустороннее. Но потустороннее не значит адское. Мартын, имеющий в архетипах Иванушку-дурачка и Ивана-царевича, обитает в нем как рыба в воде. У него непременно найдутся волшебные помощники. И всякое его слово или жест, даже оброненные сдуру и невпопад, могут обернуться ему на пользу.

Наконец, нужно взять в расчет привычку Сирина-Набокова регулярно обманывать им же самим внушенные ожидания.

Я полагаю, что Мартын вернется живым и невредимым. Он добьется благосклонности Сони: у индрика-единорога с недотрогой-девственницей особые отношения. Но вместе они, конечно, не уживутся.

Мартына в старости я представляю полнотелым и важным профессором русской словесности. Возможно, в его любимом Кембридже.

Соня переменит трех или четырех мужей и ни с кем не будет счастлива. Но проживет она дольше других героев. И на склоне дней напишет ядовитые мемуары с кучей вымышленных подробностей, без остатка вытеснивших ясную память.