Виктор Дмитриев
Обреченный, умирающий снег в конце зимы. Фото Евгения Лесина
В конце зимы,
что нам казалась бес-
конечной, небо светится
неброско,
стоит худой и поредевший лес,
как из сраженья вышедшее
войско.
Об эту пору гуси испокон
веков торят обратный
путь воздушный,
и лошади без войлочных попон
на скотный двор выходят
из конюшни.
Читатель спросит в недоумении: ну и что? Что тут такого особенного? Стихи как стихи. И то верно... Ничего особенного нет. Но пусть читатель не спешит с выводом:
Нам кажется,
сейчас журчащий бег
ручья наполнит всю округу
новью,
а это просто обреченный снег
лежит и набухает
темной кровью.
Вот во что всматривался поэт, прежде чем вдруг увидел, что снег, на который он смотрел, обречен не просто на то, чтобы растаять, а на нечто гораздо худшее и даже страшное: на воспаление, да не просто какое-нибудь, а которое еще и с кровью... В этом умении Сливкина всматриваться и видеть подспудное трагическое течение жизни – секрет необычайной глубины и метафоричности его поэзии. Вот еще одно «прозаичное» начало, не обещающее ничего «особенного»:
Я от платформы Комарово
лыжней скользил наискосок
и возле кладбища лесного
лепил без варежек снежок.
Ну и что? Что тут такое особенное мы видим, чтобы вдруг полюбить это стихотворение? Чтобы сказать себе: о, оно захватило меня с самого начала, с первых строк...
Крепленья сбрасывал в сугробе
и шел в еловой темноте
среди торжественных
надгробий
к одной обыденной плите.
В стихотворении перед этим лошади сбросили с себя попоны, а тут человек сбросил лыжные крепленья. Гуси «торили» воздушный путь, а человек «торит» свой путь среди леса и кладбища, в этом лесу расположенного. Там дохнуло весной, а здесь этот темный лес расступился перед каменными надгробиями…Главное, что там и тут это все очень обыкновенно, прозаично. И хотя надгробия торжественны, но поэт и сам сказал, что шел не к ним, а к «обыденной плите».
Над ней кружился
снег усталый,
и луч, пробившись, остывал,
и я на ней комок подталый –
в руке согретый – оставлял.
|
|
Евгений Сливкин. Обреченный снег / Предисловие Сергея Гандлевского. – Нью-Йорк: Littera Publishing LLC, 2020. – 156 с. |
Шинельно-серый наст
к земле приник,
рукав ручья трепещет
при дороге,
где в марте умирает снеговик,
как венценосный стоик
в белой тоге.
А вам пришло бы в голову сравнить снеговика, его нос-морковку и глуповатые круглые глазки, с венценосным стоиком в белой тоге?
Степенно оседает, оседа…
в молчании – ни стонов
и ни жалоб.
Река времен – какая ерунда…
Не вечности жерло,
а сточный желоб!
Вот в том-то и заключается настоящая поэзия, что поэт приобщает и читателя к труду «открывателя». Сборник Сливкина захватывает тем, что заставляет вчитываться в каждое стихотворение, ибо каждое из них продолжение если не предыдущего, то какого-нибудь другого обязательно. Согласитесь сами: разве этот «стоик» с морковным носом не является продолжением того самого снежного комка, который согревал в своей руке поэт перед тем, как оставить его на могиле близкого человека? И как тот снежок, тая под теплом, исходящим от человеческой руки, радовался за свою такую прекрасную судьбу, так этот стоик героически переживает гибель в сточной канаве затухающего исторического процесса, в сточной канаве, которой обернулась когда-то роскошная полноводная река блистательной зимней поры с ее сверкающе манящими снежными далями...
И перед окончательным
концом, –
но только перед ним,
и только разом! –
с глазастым он расстанется
лицом
и сам себя накроет
медным тазом.
Вот и выясняется, что это стихотворение про каждого из нас: краем глаза, в одну сотую долю секунды поэт увидел снеговика и понял, что перед ним не снеговик, а все тот же снег, набухающий кровью, или, например, каждый из нас, героически гибнущий в сточной канаве обмельчавшей «реки времен»... И вот этим своим стремительным взглядом, своим пронзительно глубоким сочувствием, поэт поддержал несчастного стоика, послал ему братский привет перед его смертью, отдал умирающему частицу своего тепла, послав неслышное для других: вижу, вижу, мой тающий друг, ты умираешь стоя...
Вся подлинная поэзия только об одном: об умении человека жить и умирать с другим и во имя другого... Читать книгу Евгения Сливкина бесконечно интересно: такое впечатление, что она написана вашей рукой – той самой человеческой рукой, слепившей снежный шарик, не то тающий на солнце, не то холодеющий на морозе…
комментарии(0)