Грильяж в шоколаде

Литературные конкурсы и премии были придуманы для того, чтобы поддержать пишущую братию морально и материально, а заодно и прорекламировать их устроителей. Я обратился к Google и за долю секунды обнаружил аж 125. Стихи или прозу они принимают по имейлу, да еще по вашей просьбе могут подтвердить получение. И вспомнился мне давний, доинтернетный конкурс Международного общества пушкинистов 1994 года. И хоть был он для непрофессионалов и первый приз составлял всего 100 долларов – в нем происходило то, что и сейчас происходит порой с конкурсами и премиями профессиональными. Большинства героев моего рассказа уже нет на свете, поэтому я решил не называть имен, кроме тех, которые хорошо известны всем. Кстати, в этом году конкурс был проведен 28-й раз. А вот журнал общества пушкинистов «Арзамас» перестал издаваться в 2003 году.

* * *

– Схожу в библиотеку на часок, – сказал я жене. – Просмотрю газеты с объявлениями о приеме на работу. Не успел дойти до двери, как зазвонил телефон.

– Ты, конечно, знаешь, что скоро состоится пятый международный конкурс поэзии «Пушкинская лира». Мы тут посовещались и решили пригласить тебя председателем жюри.

– Спасибо, но я сейчас на мою первую американскую работу устраиваюсь. Хожу на собеседования.

– Какую еще работу? В газете, на радио?

– Да нет, программистом.

– Ты же поэт, зачем тебе работать программистом?

Хороший вопрос. Я слышал его уже раз сто. Беда в том, что гуманитариев, в совершенстве владеющих русским языком, в Нью-Йорке много, а мест, где эти умения можно применить небесплатно, практически нет.

– Да понимаете, как говорил Маяковский про Асеева: «Но ведь надо/ Заработать сколько! Маленькая,/ но семья».

– Работа от тебя никуда не уйдет, – решительно заявил председатель Международного общества пушкинистов, – мы тебе высокую честь оказываем, а ты упираешься. Подумай, до тебя председателями нашего конкурса были Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко и Александр Межиров. Мы Межирову опять предложили, но он отказался и порекомендовал тебя.

– Тогда согласен, – ответил я.

– Ну вот, – сказала жена, – опять ты нашел повод отложить поиски работы.

– Ничего я не откладываю, – возразил я. – Всего-то – съездить к пушкинистам два раза: один – на прочтение стихов, второй – на награждение.

– В Бронкс – два часа в один конец на метро, с пересадкой.

– Так я же в пути книги по программированию читать буду.

Председатель Международного общества пушкинистов представил меня членам жюри: молодой поэтессе Н. и пожилой поэтессе Е.

– Надо же, – сказала поэтесса Н., – а я думала, вы старый.

– Слава нашла героя! – мелькнуло в голове, и я гордо расправил плечи.

– Я ваши работы в университете изучала, – с восторгом добавила она.

– Вы, вероятно, спутали меня с Виктором Жирмунским, – дошло до меня. – Он, к сожалению, уже почти что четверть века как умер. А если бы нет, то было бы ему сейчас 103 года, – грустно ответил я и вернул плечи в первоначальное положение.

Стихи присылали из Штатов, Израиля, России, Германии, бывших советских республик. Конвертов было несколько сотен. Первым я открыл письмо от молдавской школьницы Марины. Она послала занимательный стих о природе, белочках-спортсменочках и зайчиках, который завершался неожиданно убойными строками: «Сегодня праздник ведь такой!/ Ведь день рожденья Бодюла!!!» В конце шла приписка о том, что Бодюл – руководитель Компартии Молдавии. Потом мне попались стихи какой-то учительницы из Пскова.

Кто ясно мыслит,

ясно излагает.

А тот, кто препинания

не знает,

При этом препинается во всем,

Тот троечник и вовсе

ни при чем.

Ностальгические очень. Потому что у меня в школе по русскому была тройка, и я всегда спорил с учителями. Открываю конверты: что не годится – налево, что можно обсудить с членами жюри – направо. Левая башня растет быстро.

Поэтесса Е. протягивает мне лист. Прочел, спрашиваю: «Вам что, это нравится?» Она отвечает: «Не очень. Но председатель общества просил наградить поэта Л. Говорит, помогает пушкинистам сильно и бескорыстно». Через некоторое время поэтесса Н. протягивает мне лист. Читаю без восторга. Наверное, это написано на моей кислой физиономии, потому что она удивленно спрашивает: «Вам что, не нравится? Это же стихи Дмитрия С., а он такой симпатичный». «Но у нас же не конкурс красоты», – съязвила поэтесса Е.

Поэтесса Н. и поэтесса Е. потребовали перерыва и вышли покурить. Я не курю, поэтому решил прогуляться по коридору. Навстречу мне поэт К., знаменитый тем, что на собственные деньги издал книгу стихов и каждый вечер проходит по русским ресторанам на Брайтон-Бич-авеню в Нью-Йорке, подходит к каждому столику и говорит: «Я гениальный поэт К. Вы обязаны купить мою книгу». Не думаю, что ему удалось продать много экземпляров, потому что жил он на социальное пособие для малоимущих.

– Старик, мне деньги позарез нужны. Ты на работу устроился? – приветствовал он меня.

– Пока нет.

– Я тут стишок на конкурс послал. Может, дашь первую премию? А деньги – пополам.

Не знаю, что К. увидел в моем взгляде, но он отскочил и сказал: «Ты что, шуток не понимаешь?..»

Вернулся в комнату жюри, продолжаю читать. Входит Евгений Евтушенко в рубахе невозможной раскраски. Дамам ручки поцеловал, мне – пожал.

– Как идет работа? Есть что-нибудь интересное? – спросил он бодрым комсомольским голосом.

Я протянул ему тощую правую стопку. Евгений Александрович пролистал, вздохнул и уехал обедать с председателем общества пушкинистов. Членов жюри на обед не пригласили, и мы вытащили из наших сумок что бог послал.

– Я вот в жюри пятый год подряд, – сказала поэтесса Е. – И между прочим, десяток книжек выпустила. А ты только появился, и сразу – в председатели.

– Не виноватый я. Стал лауреатом в прошлом году, вот меня сам председатель и пригласил. Не мог же я отказаться.

– Председатель, – ухмыльнулась поэтесса Е. – Ты что, думаешь, он хоть одно стихотворение Пушкина за всю жизнь прочел? Устроили его по знакомству на теплое местечко. Теперь он с литературными мэтрами общается, рассылает им журнал общества пушкинистов «Арзамас» с предложениями там печататься. И они соглашаются из уважения к Пушкину. Мог ли он у себя в Одессе, когда баней заведовал, об этом мечтать?

– Вы же видите, как он запинается, когда говорит, – продолжила она. – А почему? Потому что ему без мата разговаривать тяжело. А тут положение не позволяет.

– Ну, это вы уже преувеличиваете. Но Маяковский ситуацию предвидел и нас предупредил: бойтесь пушкинистов! – вздохнул я. – Ладно, давайте закончим с почтой.

Еще часок, и почту мы добили. По правде сказать, кандидатов на награды набралось немного. Первое место присудили Александру Когану за стихотворение «Эволюция»:

Человек произошел от статуй.

Статуи – от зависти

и мумий.

Мумии – от страха перед

смертью,

перед смертью страха

перед жизнью,

первой из причин

существованья

после страха жизни

после смерти.

Мумии в двухкомнатных

квартирах.

Статуи в очередях за водкой.

Человек во чреве червячихи.

Понесли наградные списки председателю общества. Он отозвал меня в сторонку:

– Может, все-таки дадите приз поэту Л.? Он помогает сильно и бескорыстно. Да я уже ему и обещал. Я только развел руками.

– А ты на вид такой мягкий, – задумчиво сказал главный пушкинист.

– Грильяж в шоколаде, – ответил я.

Больше в жюри конкурсов общества пушкинистов меня не приглашали.

Нью-Йорк