0
3209
Газета Печатная версия

03.06.2020 20:30:00

Не забыт тобой затейливый Вольтер

Отец и дядя солнца русской поэзии тоже писали стихи и были дамскими угодниками

Дмитрий Власов

Об авторе: Дмитрий Георгиевич Власов – писатель, литературовед.

Тэги: пушкин, история, поэзия, семья, анна керн, лицей, петербург, жуковский, вяземский, николай i, африка, эфиопия


пушкин, история, поэзия, семья, анна керн, лицей, петербург, жуковский, вяземский, николай i, африка, эфиопия Василий Львович имеет заслугу перед Александром Пушкиным и перед мировой литературой, так как отговорил его от «поступления в гусары». Неизвестный художник. Портрет В.Л. Пушкина. 1810-е гг. Государственный музей А.С. Пушкина

Было время, Александра Пушкина представляли в обществе как племянника «известного нашего поэта Василия Львовича Пушкина». Потом как-то само собой уже Василия Львовича представляли как дядю нашего знаменитого поэта Александра Пушкина. И Василий Львович действительно был признанным поэтом, в его кругу Александр еще до Лицея погружался в среду поэзии, хорошего русского и хорошего французского языка. Именно он отвез потом племянника в Петербург для поступления в только что открывающийся Лицей, для чего пришлось мобилизовать все свои формальные и неформальные связи в Петербурге. Решающую роль здесь сыграл его друг, а в дальнейшем и друг Александра – Александр Николаевич Тургенев. Да, тот самый, который будет и хоронить Пушкина в Святогорском монастыре через 26 лет. Через него же Александр уже (или еще) в Лицее был введен в круг Жуковского и Вяземского, в том числе в «Арзамас», где по их традиции называть всех каким-нибудь именем из произведений Жуковского получил свой псевдоним – «Сверчок». Александр в последние лицейские годы – уже активный и самый молодой, конечно, участник «Арзамаса». Правда, «действительным членом» он станет по окончании Лицея. Василий Львович, возглавляя московскую секцию «Арзамаса», имеет еще одну заслугу перед Александром Пушкиным, да и перед всей русской и мировой литературой: он отговорил племянника от «поступления в гусары». Дело в том, что перед выпуском лицеистам предложили поступить на военную службу, что некоторые и сделали – тот же Данзас, к примеру, будущий секундант Пушкина. Александр же вдруг загорелся и на полном серьезе решил «идти в гусары». И стало бы у нас одним поэтом меньше, зато одним гусаром больше… Александр опомнился вовремя, но дяде написал в ответ большое (90 строк) «Послание В.Л. Пушкину», с тех пор украшающее все его собрания сочинений:

Скажи, парнасский мой отец,

Неужто первых муз любовник

Не может нежный быть певец

И вместе гвардии полковник?

Следующие 70 строк прикрывают, можно сказать, факт вынужденного решения. И в заключение:

Вы, мирной праздности друзья,

Шепну вам на ухо: вы правы,

И с вами соглашаюсь я!

Бог создал для себя природу,

Свой рай и счастие глупцам,

Злословие, мужчин и моду,

Конечно, для забавы дам,

Заботы знатному народу,

Дурачество для всех, – а нам

Уединенье и свободу!

Дорогого стоит и обращение – «Парнасский мой отец…», так и оставшееся почетным званием Василия Львовича на всю оставшуюся жизнь и после нее тоже. Тем более что к родному отцу есть только нечастые письма, а стихотворных обращений или хотя бы упоминаний – нет.

После михайловской ссылки именно к дяде явился Александр сразу же после приема у Николая I в Кремле. Он же взял на себя все хлопоты и расходы по похоронам в 1830 году. И Василий Львович, в свою очередь, сознавал вполне талант и масштаб личности своего племянника, знал и любил читать публично его стихи. А как поэт Василий Львович был вполне признан современниками, удостоился «самиздата» (поэму «Опасный сосед» не печатали, но закрывали глаза на рукописные списки).

И в наше время он удостоился своего музея на Старой Басманной в Москве, переиздаются его стихи и биография в серии ЖЗЛ, посещается могила на кладбище Донского монастыря. Стихи его непритязательны, легко читаются и запоминаются. Вот, например, его прямое обращение к знаменитому уже племяннику (это последние его стихи, написанные за месяц до кончины в 1830 году):

Племянник и поэт! Позволь,

чтоб дядя твой

На старости в стихах

поговорил с тобой!

Хоть модный романтизм

подчас я осуждаю,

Но истинный талант люблю

и уважаю.

Послание твое к вельможе есть

пример,

Что не забыт тобой

затейливый Вольтер!

Ты остроумие и вкус его

имеешь

И нравиться во всем

читателю умеешь.

Блаженствуй! – Но в часы

свободы, вдохновенья,

Беседуй с музами, пиши

стихотворенья,

Словесность русскую, язык

обогащай

И вечно с миртами ты лавры

съединяй!

20-13-2350.jpg
В преклонном возрасте Сергей Львович
ухаживал за Анной Керн, а потом и за ее
дочерью – Екатериной.
Неизвестный художник.
Портрет С.Л. Пушкина. 1810-е гг.
Последние строки имеют отношение к предстоящей женитьбе Александра, которую его дядя одобрил и благословил. Сам Василий Львович оставил невенчанной жене и двум своим детям Маргарите и Льву (формально – воспитанникам) долги и полуразоренное имение в том же Болдино. Они в итоге не имели на него прав, но что-то Василий Львович детям правдами и неправдами отписал. Александр пересекался со своим единственным «двоюродным братом» в Болдино. Дальнейшие следы «брата и сестры» затерялись… Большая библиотека Василия Львовича была вынужденно распродана по частям его вдовой. Сейчас все, что можно было вернуть, восстановлено в Музее дворянского быта, в доме Василия Львовича Пушкина, вплоть до накрытого для Арзамаса стола с традиционным гусем в центре.

Но есть еще и третий Пушкин-поэт, забытый и неизвестный, но хорошо известный как отец Александра, Сергей Львович Пушкин. Общие гены давали о себе знать, и он тоже всю жизнь писал стихи. Вернее – любил облекать свои послания в стихотворную форму, не претендуя на большее, и никогда не публиковался. С отцом у Александра отношения складывались непростые, а иногда, в том же Михайловском, – просто враждебные. Он вообще не был любимым сыном, любимчиком был младший Левушка. И для матери тоже, она оценила его только на последнем году жизни. Она тяжело болела тогда, отец при этом мог только плакать, а сын пытался помочь, потом именно он похоронил ее в Святогорском монастыре, купив и себе там место «на вырост», не предполагая, конечно, что очень скоро оно будет занято.

Отец пережил сына на 11 лет. А о его гибели Сергей Львович узнал в Москве, будучи в гостях. Не мог поверить в это, страшно переживал. Увидев в этом доме бюст Александра, он обхватил его руками и зарыдал. Есть и стихи его «На память нашего поэта»:

На память нашего поэта,

Погибшего в расцвете лет,

Средь бурь, измен модного

света, –

Дарю тебе его портрет.

Ты вспомнишь и мои страданья

В потоке слез моих очей,

И будут два воспоминанья –

Предметы дум души твоей,

Да не отравят твой покой

Сии листы воображения,

Услышит теплые моленья

Мой хранитель – ангел твой!

Склонясь главою в прах,

Я слышу гения…

Парит он над тобою

И блещет яркою звездою,

И молит он о том же в небесах.

Никакого участия в похоронах, устройстве могилы и памятника Сергей Львович не принимал. В 1841 году, когда Наталия Николаевна впервые приехала с памятником на могилу мужа, со всеми четырьмя детьми, с сестрой, няньками и бонами, то там же, в Михайловском, был в это время и Сергей Львович. Все они жили в нескольких комнатах просевшего, щелястого, нуждающегося в срочном ремонте дома (как нам покажется вся эта «дворянская коммуналка» с высоты нашего века?). Оставаться там на зиму, как хотела вначале Наталия Николаевна, было невозможно, а денег не оказалось даже на обратную дорогу. Сергей Львович нехотя ссудил деньги, под обязательства вернуть их из казенного пенсиона, назначенного вдове и детям. Теплых отношений с невесткой у него не было, тем более что он считал ее невольно причастной к гибели сына. А хозяйством в имениях или на городских съемных квартирах он никогда не занимался. Все болдинское Кистенево, как будто бы подаренное сыну перед свадьбой, на самом деле было передано «в управление и распоряжение», поэтому снова вернулось к Сергею Львовичу, а он завещал свою долю не вдове с четырьмя детьми, а своей дочери Ольге.

При этом у Сергея Львовича именно в это время разгорались матримониальные планы. Что-что, а влюбчивость и интерес к прекрасному полу у него сохранялись до конца жизни (опять же – гены, гены…). Предметов страсти на тот момент имелось два – Анна Петровна Керн (да-да, та самая) и Мария Осипова – младшая дочь Осиповой-Вульф – из соседнего Тригорского. Соперником же выступил не кто иной, как младший сын Левушка, тогда уже офицер, и Мария, естественно, отдавала предпочтение ему, чем Сергей Львович был удивлен и возмущен донельзя. Наталья Николаевна же как раз уговаривала Марию, так как не хотела видеть Анну Керн своей новой свекровью. В дальнейшем, уже в Петербурге, Сергей Львович продолжал ухаживания, облекая их в стихи, сам же постепенно терял слух и адекватное восприятие окружающих. В семействе Керн, правда, переключил внимание на Екатерину, повзрослевшую дочь Анны Петровны, вышедшей к тому времени замуж. Как известно, в Екатерину был влюблен и композитор Глинка, благодаря чему мы имеем не только стихотворение, но и романс «Я помню чудное мгновение…». Там дело шло к браку, но он так и не состоялся. Глинка потом женился на другой и совершенно неудачно, Екатерина вышла замуж уже после тридцати и, кажется, удачно. Так все пересекается… Сергей Львович умер в 1847 году, похоронен в том же Святогорском монастыре. То есть прожил он 78 лет, вдвое больше знаменитого сына. Как писал историк литературы Павел Анненков: «Почтенному старцу пришлось пережить у дверей гроба все волнения юношеской и безнадежной страсти, начиная с пламенных посланий на французском языке и робких угождений предмету поклонения, до покорных жалоб на судьбу и горьких слез отчаяния. Он еще мечтал о браке, второй молодости, медовом месяце и проч.»

Да, Сергей Львович был «человек простой, говорил стихами» всю жизнь, но ничего никогда не печатал, все осталось в альбомах или в открытках, сопровождавших его подарки:

Не знаю дружбу иль любовь

Питаю к ней в душе унылой.

Но сердце ноет, бьется вновь,

Как билось в юности

счастливой:

Люблю ее за тихий нрав,

За ясный ум, столь

просвещенный,

За красоту, за взгляд бесценный

И за улыбку на устах,

Люблю я звук ее речей

И кудри русые, густые,

Ресницы длинные очей,

И розы на щеках живые.

При ней я робок, молчалив,

Одну ее я вижу, ей внимаю,

Порой то весел, то ревнив,

Любовь ли это?.. Я не знаю.

Во мне кипит и стынет

кровь,

При ней мне все очарованье,

Но нет надежды,

нет желанья…

То верно дружба, не любовь.

Наш главный (и единственный все-таки) Пушкин неисчерпаем. Но продолжается познание и изучение всего «вокруг Пушкина», и наш разговор о других Пушкиных, тем более поэтах, вполне уместен. Простим им и то, что они сами считали себя почти равными ему…

Бог, или судьба, или Муза Поэзии зачерпнула Александру Сергеевичу нужные гены полной мерой, а небольшой остаток вытряхнула, и достался он еще двум Пушкиным, но больше уже никому. В огромном древе предков и потомков других поэтов не было. Самая большая «перекличка» состоялась в юбилейном 1999 году: было приглашено около трехсот потомков, присутствовало на торжествах около ста, большинство иностранцев не знали русского языка, но все с гордостью сознавали свою причастность к гению.

А здесь, для нас, он – «наше всё», и два эти слова не тускнеют от частого употребления. «Всё» – да, в том числе – прозрение о нашем прошлом, настоящем и будущем. А вот «наше»… Только ли наше? Давно уже не только наше! Вот в Африке теперь три страны, начиная с Эфиопии, спорят о праве считать себя родиной великого африканского поэта, украденного у них белыми варварами. Что ж… Западные цивилизации вывозили из Африки рабов и богатства недр, а Россия приобрела гораздо большее и вечное. И готова поделиться… если смогут адекватно перевести Пушкина. Или придется изучать русский язык, «чтоб мыслить и страдать» вместе с ним.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
1436
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
499
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
693
Дышит упоением роскоши, юности и наслаждения

Дышит упоением роскоши, юности и наслаждения

Виктор Леонидов

Фигура Константина Батюшкова оказалась в тени. И не только для специалистов, но и для миллионов читателей

0
455

Другие новости