Юрий Татаренко
При взгляде на лес за окном возник замысел спектакля «Зарница». Иван Шишкин. Темный лес. 1890. Харьковский художественный музей, Украина
Популярный поэт и активный культуртрегер Андрей Родионов продолжает творить на стыке поэзии и театра. Вместе с соавтором – женой Екатериной Троепольской они написали пять поэтических пьес, каждые два года проходит организованный ими фестиваль видеопоэзии «Пятая нога». Андрей исполняет роль Сократа в постановке диалога Платона «Пир» в Театре.doc и неожиданно – роль Лешего в спектакле «Зарница» в Театральном центре им. Вс. Мейерхольда. С Андреем РОДИОНОВЫМ побеседовал Юрий ТАТАРЕНКО.
– Андрей, что, на ваш взгляд, представляет собой современная Москва поэтическая?
– Главный признак Москвы поэтической – ее сегментированность, этих частей много, и они между собой не пересекаются. Некоторые группы лиц даже слыхом не слыхивали друг о друге. Актуальная поэзия – «Воздух» Дмитрия Кузьмина, премия Драгомощенко, поэтическая площадка Центра Вознесенского, где литературную программу ведет Илья Данишевский. Политическая поэзия левацкой направленности – Кирилл Медведев, отстаивающие права женщин Оксана Васякина, Дарья Серенко, Галина Рымбу. Есть Вера Полозкова. Есть поэтический театр, где много работаем мы с Катей, ставим композиции из стихов современных поэтов и пишем пьесы в стихах – эта наша инициатива сейчас получила продолжение: Дмитрий Данилов, Михаил Чевега, Дана Сидерос. Есть поэзия на слэмах, ее приходят слушать. Это то, что слышу и вижу, в чем участвую я. Но есть очень много такого, с чем я знаком только понаслышке.
– А насколько авторитетны, к примеру, такие организации, как Союз писателей России и Союз писателей Москвы?
– Они не эффективны и не авторитетны в силу своей космической огромности. Маленькие сообщества привыкли каким‑то образом управляться со своими потребностями. А большая организация в лучшем случае играет на руку организаторам, рядовые там не у дел. Поэтому авторитет у таких сообществ нулевой.
– Вы служили в Театре им. Станиславского и Немировича‑Данченко 17 лет. Почему эти отношения прекратились?
– Директор театра неоднократно просил меня решить проблему дисциплины. Я обещал ему исправиться – и тут же срывался по новой. Расставаться с красильным цехом было тяжело. Я успел сильно привыкнуть к своей работе. После увольнения, совпавшего с уходом из семьи, был сложный период. Спас меня Марат Гельман, пригласивший в Пермь, где я прожил два года. Вернее, вдвоем с Катей.
– Вы там делали поэтические фестивали, верно?
– Основное, что я делал в Перми, – приходил в себя. Но там была возможность научиться проводить большие мероприятия, я воспользовался этой возможностью.
– Отчасти шутливый взрослый вопрос: сколько грамм на грудь вам помогает перед выступлением, а сколько – мешает?
– Немного не повредит – впрочем, сейчас я не пью перед выступлением.
– Есть люди, с кем откажетесь выпить?
– Да!
– Это литераторы?
– Да.
– Их много?
– Да.
– Возможно ли повторение Серебряного века – в поэзии прежде всего?
– В то время у интеллигентных людей были деньги… Повторение этой ситуации возможно – но лишь теоретически.
– «Блажен, кто верует…» Продолжаем разговор. Прочел в Сети, что вас визуально сравнивают с Лениным. Тоже считаете, что похожи на него?
– Нет. Не могу причинить вред другому человеку в отличие от вождя мирового пролетариата! В детстве побывал в Мавзолее из любопытства. Сейчас не готов обсуждать дальнейшую судьбу Мавзолея.
– Будем считать, его место на Красной площади неизменно. А как меняется слэм за последние годы?
– В прошлом году была нетипичная история: первые два места на Всероссийском слэме заняли поэты из Питера. До этого на финал в Красноярск 10 лет поочередно приезжали два победителя отборочных этапов в Санкт‑Петербурге – и занимали предпоследние места. А тут появились новые люди – и выиграли. Видимо, сказались сногсшибательные питерские рэп‑батлы.
– А самому выйти на батл – слабо?
– Неохота. Я жюрил многие поединки, этого опыта мне достаточно. Чтобы выходить на бой, нужна мотивация. Ты должен понимать, зачем тебе нужна победа. Просто быть услышанным – этого мало. Мне, во всяком случае.
– Финал Московского слэма собрал 200 зрителей. Реально ли собрать 2000?
– Нужна реклама, телевизор нужен.
– Вы провели слэм в День Победы. Получается, «Бессмертный полк» прошел мимо вас?
– Мимо меня ничего не может пройти! Я – поэт.
– Закрылись журналы «Арион» и «Октябрь». Где теперь посоветуете печататься молодым поэтам?
– Давайте отталкиваться от того, что сейчас читает образованная публика – и в каком формате: электронном или бумажном. С учетом этого поэту и предстоит выстраивать свою стратегию выхода к читателю. Мне сложно судить о толстых литературных журналах. Потому что сложно представить, кто входит в число тысячи‑двух подписчиков. Ну, хорошо, 500 экземпляров уходит в библиотеки. А остальное – раздаривается авторами журнала? Вероятность прославиться после публикации в каком‑либо «толстяке» – небольшая, но, вероятно, для многих это дело статуса.
– Сотням тысяч авторам портала «Стихи.ру» неинтересно читать «Новый мир» и «Знамя»?
– Видите ли, в каждом деле есть профессионалы и любители, дилетанты, новички. Поэзия, литературное творчество – не исключение. Если тебя не зовут в другой город выступить – значит, организаторы уверены, что ты не соберешь зал…
– А куда вас приглашали, где, как вам казалось, вас плохо знают?
– Когда Крым был еще украинским, меня позвали выступить в колонии строгого режима в Керчи перед 1500 заключенных. Нас приехала целая делегация. Там был самый удивительный прием. После меня читал Герман Лукомников. Он произнес: «Казалось/ Коза – лось». И зал взорвался, эта фраза пошла по рядам. В конце встречи все цветы достались Анне Русс, уголовники выстроились в очередь – это было прелестно…
– Двум медведям не ужиться в одной берлоге – а двум литераторам в семье?
– Слава богу, мы с Катей умеем переключаться с творческих вопросов на бытовые. Хотя недавно вместе работали над пьесой. Спорили яростно.
– Вы вспыльчивый?
– Да, и Катя вспыльчивая, отстаивает свою позицию до конца. И возникают тупиковые ситуации. Но через час‑два начинается такой разговор: «Может быть, ты был прав?» – «Да нет, пожалуй, ты была права».
– Спрошу о сложном – с точки зрения воплощения замысла. Каковы перспективы такого феномена, как видеопоэзия?
– Фестиваль видеопоэзии «Пятая нога» проходит раз в два года. Планируем очередной форум. В декабре ездили в Берлин на международный фестиваль видеопоэзии «Зебра» с лучшими российскими роликами. Выступили довольно успешно…
– Много ли у нас роликов, где видеоряд работает на умножение смыслов – в том числе поэтических?
– Я сторонник экспериментального видео. Например, в прошлом году режиссер Андрей Сильвестров на стихотворение Дмитрия Данилова про футбол сделал видео, которое можно смотреть только в очках ЗD. Такие вещи мне нравятся. Кирилл Серебренников лет 10 назад снял по нашей просьбе ролик на стихотворение Бродского – его обругали все и везде, но это одно из двух‑трех фестивальных видео, которое мне не скучно смотреть! Вроде бы и виды Ростова не ахти какие – а полное ощущение того, что ты один, а вокруг то, что постичь невозможно…
– Допустима ли музыка в видеопоэзии?
– Народ не обманешь: никакие украшательства плохому ролику не помогут. Должна быть интересная и убедительная режиссерская трактовка выбранного им стихотворения. Конкурсный отбор не проходят несколько типовых видео: когда человек, читая стихи, идет по осеннему парку и шуршит листьями, когда герой оказывается в загаженном подвале или на крыше.
– В то же время есть немало самодостаточных стихов, не требующих картинки, – согласны?
– Конкурс «Пятая нога» мы позиционируем как кинематографический. И призы вручаем – режиссерам. Они выбирают стихи, которые их зацепили.
– Это в основном вгиковцы?
– Фестиваль собирает огромное количество людей. Но в 2002–2004 годах начинали снимать видеопоэзию действительно вгиковцы.
– Следите ли вы за театральной карьерой Кирилла Серебренникова?
– Сначала надо сказать, что дело на Кирилла Семеновича еще не закрыто, это очень плохо. Конечно же, стараюсь смотреть все его спектакли. А в фильме «Юрьев день» я даже снялся в эпизодической роли. Но есть для меня и другие интересные режиссеры. Например, Максим Диденко. «Пастернак. Сестра моя – жизнь» в Гоголь‑центре – великий спектакль, от него рвется сердце. Когда девушки на сцене начинают петь стихи Пастернака, ты просто улетаешь.
– В Центре им. Мейерхольда с аншлагами идет спектакль «Зарница» по вашей пьесе, сюжет которого напоминает «Сон в летнюю ночь». Как вам пришла идея взаимодействия с Шекспиром?
– Как‑то мы ехали с Катей в Тулу, смотрели на лес за окном. И вдруг мы поняли, что там может жить и либеральная, и патриотическая нечисть – со своими конфликтами и перетираниями. Так возник замысел «Зарницы». Это детская игра – но я и занимаюсь с детьми в поэтической мастерской…
– Вы проходили кастинг на роль Лешего в спектакле «Зарница»?
– Актер не мог сыграть два премьерных спектакля – был занят в своем театре. Предстояло срочно ввести на его роль кого‑то другого. Я вертелся рядом – и к тому же знал текст. Поэтому режиссер Квятковский сказал: «Пусть Родионов и сыграет!» Мне нравится играть. Артистизм у меня в крови. Хотя прекрасно понимаю, что артистизм и актерская профессия – разные вещи. Режиссер Юрий Квятковский доволен моей работой в спектакле, это главное.
– Есть ли роли, о которых мечтаете?
– Нет. У меня все нормально в жизни. Становиться актером не хочу. Роль в спектакле – приятный бонус к жизни, не более того. Актер – профессия подневольная. Мне это не близко.
комментарии(0)