Сто слов для льва

Проблемы, поднятые в романе Михаила Булгакова, сегодня очень близки людям в арабских странах. Кадр из фильма «Дни Турбиных».1976

Абдулла Хаба стал финалистом международной переводческой премии «Read Russia / Читай Россию» за перевод на арабский язык романа Михаила Булгакова «Белая гвардия». О русско-арабских литературных связях с Абдуллой ХАБА беседовал Игорь СИД (Также читайте его статью «Вергилий московского ада»).

– Господин Хаба, почему вы выбрали именно русскую литературу?

– Не уверен, что я выбирал русскую литературу… Скорее это она выбрала меня. Первый интерес к русской словесности возник еще в школе. В 10-м классе наш преподаватель Шакер Хасбак перевел несколько рассказов Чехова. Правда, не с оригинала, а с английской их версии: русского языка у нас тогда почти никто не знал. Но эти тексты меня просто потрясли! Я уже много прочел из английских, французских авторов, кого-то из немцев – например, «Вертера» Гете. Но это было что-то новое… Эта проза тронула мою душу, показалась близкой и… более человечной.

– Можно ли как-то пояснить это ощущение?

– Русская литература оказалась не просто «реалистической», она была напрямую обращена к живой реальности. В конце XIX – начале XX века она тонко и точно отражала процессы, происходившие в вашем обществе. Крепостное право было отменено слишком недавно, и в ментальности россиян еще сохранялись следы феодального прошлого. И русские писатели писали именно о человеке – о его страданиях, его вере в лучшее будущее. В западной литературе я этого не видел. Я полюбил русскую литературу и хотел узнать ее лучше.

В арабских странах общество в той или иной степени консервативно, до сих пор сильны архаичные традиции. И то, о чем писали Пушкин, Толстой, Гоголь, нам по-прежнему близко. Но в годы моей юности русские книги в Ираке были недоступны; исключением были разве что Чехов, Толстой. Другие авторы появились позже, после 1958 года, когда с приходом революции у нас стало больше свободы. Переводы приходили к нам из Сирии, Ливана, Египта – после войны там много переводили русских книг. У нас цензура была суровая. Однажды в Багдаде ставили «Ревизора», уже готовили декорации... Но необразованный цензор написал, что Гоголь – коммунист! Спектакль запретили.

В Ираке я в молодые годы работал в агентстве «Синьхуа» переводчиком с английского и параллельно – ответственным секретарем журнала «Аль-Фуноон» («Искусство»). Учась на филфаке Багдадского университета, играл в студенческом театре в чеховских пьесах. Приехав в СССР по окончании вуза в 1960 году, жадно читал все по истории русского театра, о Станиславском, о Мейерхольде, публиковал статьи в арабских странах – в сирийском журнале «Аль-Масрахуа Аль-Синема» («Театр и кино»), ливанском «Аль Тарик» («Путь»). В Египте был прекрасный журнал «Аль-Талиа» («Авангард») – во времена Насера там бурно развивались культура, театр, кино. Один из номеров журнала «Аль Тарик» был целиком посвящен Маяковскому, я написал туда о его сатирических пьесах.

– Какой русский текст стал вашим переводческим дебютом?

– Первый мой опыт перевода – «Маленькие трагедии» Пушкина. Мне помог с редактурой д-р Салах Халес – был такой крупный иракский писатель, правительство СССР пригласило его профессором в МГУ.

Когда в 1963 году был переворот в Ираке, к власти пришли националисты. Моя семья очень пострадала, и мать сказала мне, учившемуся в Москве: не возвращайся, пережди! А я только что женился, недавно родилась дочь. Мы надеялись, что со временем будет спокойнее, но режим продолжал репрессии...

В Москве я устроился в издательство «Мир» редактором, потом переводчиком. Переводил сперва научпоп, фантастику – братьев Стругацких и других. Позже в ТАСС переводил журналистику, посещал как репортер культурные события столицы, а вечерами переводил художественную литературу – «Белый пароход» Айтматова, «Уроки французского языка» Распутина и прочее. И все время писал о культурной жизни России.

– Насколько близка русская литература авторам арабским?

– Русская проза оказала очень большое влияние на арабских писателей. Многие из них признавали, что знакомство с вашей литературой их очень обогатило – в плане и стилистики, и содержания. Например, иракец Гаиб Туама Фарман: читаешь и чувствуешь «русское влияние» в его романах... Были и случаи буквального плагиата. Скажем, египтянин Махмуд Теймур заимствовал у Чехова: брал целиком рассказы и «арабизировал» их...

А русская поэзия нам близка своей музыкальностью. Стихи Пушкина и Лермонтова можно петь. Здесь большое сходство с арабской поэзией. Любое арабское стихотворение можно превратить в песню.

– Вы переводите очень разную русскую прозу – классическую, XX век, современную. Есть ли у вас предпочтения? Каких современных писателей вы хотели бы переводить?

– Хотелось бы читать больше современной литературы, но не хватает времени. У меня огромные переводческие планы касательно русской классики. Мы должны переводить лучшее и самое ценное из написанного на русском языке. Проблема в том, что на арабский изначально многое перевели через английский. Огромные искажения… Всю русскую классику нужно переводить заново. В последнее время я переводил прозу Пушкина, Чехова, Толстого. И хочется поработать с Салтыковым-Щедриным, которого мало переводили…

Сейчас перевожу письма Толстого. Переписка у него необъятная, я делаю «Избранные письма» – о Востоке. Он, как известно, переписывался с Тагором, Ганди, Мохаммедом Абдо и другими писателями, учеными, общественными деятелями Востока. Поэтому современных авторов в ближайших планах нет.

Хотя роман «Лавр» Евгения Водолазкина мне понравился, я подумывал его перевести: книга в языковом плане очень сложная, это вызов для переводчика, – но не договорились с издателем. Одно саудовское издательство хочет издать «Обитель» Захара Прилепина, я решил почитать эту вещь. Читал три романа Алексея Иванова, он меня не очень впечатлил. Улицкую читал мало. Шарова прочел одну вещь «След в след»...

– Арабский и русский языки – крайне разные. Могли бы вы выделить что-то, на ваш взгляд, общее?

– Арабский – это язык тысячелетней поэзии, его лексика очень богата. Для меча в нашем словаре более 50 слов. Для льва – вдвое больше… В этом русский язык очень похож на арабский, у него обширнейший словарь. Хотя русский литературный язык и считается молодым, на полтысячи лет моложе.

Ругаю современных переводчиков поэзии: делают фактически подстрочник и называют это поэзией. Перевод поэзии должен делать поэт! В Каире сейчас продают перевод поэзии Пушкина с английского. Конечно, это не имеет никакого отношения к Александру Сергеевичу...

– В чем, на ваш взгляд, главная разница между русской и арабской культурами?

– Современную русскую культуру невозможно сравнить с арабской – ваша словесность за последнее столетие продвинулась очень далеко вперед, она совершенно европейская и в чем-то даже пошла дальше! Взять хотя бы одного Платонова... Арабская же литература во многом пока архаична.

– Ваш перевод романа Булгакова «Белая гвардия» вошел в финал премии «Read Russia / Читай Россию». А как книга воспринимается арабской аудиторией?

– «Белая гвардия» – первый роман Булгакова, он написал его совсем молодым. Поднятые в нем проблемы очень близки людям во многих арабских странах, особенно сейчас: гражданская война, потеря людьми моральных ценностей, жизненных ориентиров… Поэтому у арабских читателей этот перевод пользуется спросом.

– О ваших творческих методах ходят легенды. Например, что, берясь за особо поэтичную русскую прозу, вы отставляете любую прозу и месяцами читаете только арабскую поэзию…

– Это примерно так… Я ищу в арабской литературе тексты, близкие к переводимому. Прежде чем взяться за «Темные аллеи» Бунина, я перечитал множество стихов Абу Нуваса. Он пишет о любви и прочих чувствах очень по-бунински...

На ночь глядя я всегда читаю арабов: «Макамат» Аль-Харири, Аль Джахиз «Книга о скупых», стихи Аль-Джавахирии и т.д. Очень люблю египтян Таху Хусейна, Нагиба Махфуза – первого арабского нобелиата. Месяц назад умер прекрасный сирийский писатель Ханна Мина. Он очень советовал мне переводить русскую классику.

– Много хороших арабских книг из Египта выпустил в русском переводе Центр гуманитарного сотрудничества, возглавляемый филологом Моной Халиль. Сильнейшее впечатление на меня произвел современный романист Аля Аль-Асуани…

– Это очень серьезный и глубокий писатель. Он талантливо и с болью пишет о жизни своей страны. В эпоху правления Анвара Садата в стране был разрушен слой интеллигенции. Травма ощущается до сих пор, это заметно при общении со многими пожилыми людьми в Египте – филологами, литераторами...

– Вы сотрудничаете с российским Институтом перевода как эксперт-консультант. Ваш мастер-класс был стержнем программы, проведенной Институтом русско-арабской школы переводчика…

– Институт перевода, оказывающий материальную поддержку переводам русской литературы, – это спасение для переводчиков во всех странах, для сферы перевода вообще. Когда появился институт, среди переводчиков в арабском мире началось оживление, стали более активно переводить русскую литературу. Местные издатели им, как правило, не платят как следует... Я считаю своим долгом помогать и институту, и арабским переводчикам, формировать более тесные отношения между ними. И я возлагаю большие надежды на проект «Русская библиотека на арабском языке». Издать на арабском 100 лучших русских книг, классических и современных, – это прекрасная идея. Проект задуман пару лет назад, но пока, к сожалению, особого продвижения нет.

Имеет смысл разделить задачу между несколькими солидными арабскими издательствами в разных странах. Но привлекать стоит и официальные структуры, например Национальный центр перевода в Египте, выпускающий 400 книг в год, Министерство культуры Сирии... А недавно мы говорили с заместителем руководителя Роспечати Владимиром Григорьевым о возможности переиздания арабских переводов лучших русских книг, выпущенных когда-то в СССР. Это облегчило бы задачу.

– Что вы пожелали бы российским переводчикам?

– Переводчикам желаю постоянно образовываться, стремиться стать энциклопедистами... Сам всегда стремился быть таковым и сейчас считаю, что в силах хорошо перевести любой текст. Переводя, скажем, дневники Софьи Толстой – а Софья Андреевна очень любила музыку, – я должен знать о музыке все и суметь это передать читателю. Многие арабы ведь не знают, что такое романс! А что такое анданте, аллегро?..

Главное же мое пожелание – чтобы ваша страна прилагала больше усилий для популяризации русской культуры в арабском мире. Давно закрылась часть российских культурных центров в арабских странах, даже курсов русского языка стало очень мало. Нужно все это возрождать. Английский, французский языки в наших странах процветают, а русский в лучшем случае на третьем плане. Нужно уделять больше внимания этому вопросу.