Кустарь-одиночка без мотора

При съемках фильма по роману с его автором никто не советуется. Постер фильма «Ночной дозор». 2004

На борту теплохода «Александр Свирский», совершавшего круиз по Волге, прошел 7-й Межрегиональный открытый фестиваль фантастики «Поехали!» (читайте репортаж в «НГ-EL» от 13.09.18). Почетным гостем стал Сергей Лукьяненко. Воспользовавшись творческой  обстановкой форума, с Сергеем ЛУКЬЯНЕНКО побеседовала Виктория БАЛАШОВА.

– Сергей Васильевич, первый вопрос о вашем отношении к читателю. На мой взгляд, без читателя писатель существовать не может, хотя есть некоторые авторы, которые утверждают, что им все равно, читает ли кто-то их произведения. К тому же сейчас многие говорят о медленной, но верной смерти бумажной книги, а значит, и об исчезновении целой прослойки читателей.

– Я твердо убежден, что бумажная книга останется еще надолго. Да, она уступит место другим носителям, но не исчезнет. Я очень рад, что остаются те люди, которые не ленятся читать книги, что до сих пор есть люди, читающие маленькие черные значки на белой бумаге. Это не все делают, но некоторые понимают: тот, кто читает книги, в итоге будет управлять теми, кто смотрит телевизор. Смотреть кино просто, просто листать комиксы. Я ничего плохого не могу сказать ни про кино, ни про комиксы, ни про телевидение, но все-таки книга – это тот вид творчества, где наиболее требовательное отношение к потребителю, наиболее требовательное отношение к читателю. Книга – это всегда совместная работа читателя и автора, она требует от читателя работы ума. Читателю приходится домысливать за автором, работать вместе с ним, за несколькими словами представлять себе, что встает перед ним – какая площадь, улица, пространство, как выглядит персонаж, и даже придумывать многое из того, что происходит. Это гораздо сложнее, чем просто посмотреть кино. Я уважаю своего читателя, потому что читатели – это наши сотворцы. Мы пишем, они читают, и где-то на стыке рождается маленькое чудо, понимание книги, рождается новый мир. Автор может считать, что написал прекрасную книгу, но если ее никто не читает, она мертвая.

– Писатель – странная профессия. У многих авторов нет специального «писательского» образования, и тем не менее они гораздо известнее тех, кто его получил.

– Это верно: целая плеяда великолепных писателей прекрасно обошлась без специального образования. Впрочем, оно никогда никому и не мешало. Я по образованию врач. Более того, я – психиатр, причем потомственный врач-психиатр. Когда мне было десять лет, я заинтересовался гипнозом и попросил папу показать, как он работает. Папа ответил: «Все очень просто, возьми вот эту книжку и почитай». Я настаивал – мол, покажи мне, что это такое. Папа отказался: «Гипнотизер должен быть определенным авторитетом, а я тут хожу перед тобой дома в тапочках и халате. Я тебя не загипнотизирую». Уже когда я был студентом, очень любил забавляться гипнозом. На самом деле погрузить человека в гипноз оказалось просто, я очень быстро научился это делать. В медицинском институте ко мне друзья чуть не в очередь выстраивались со словами: «Серега, меня в гипноз погрузи». Забавно, но достаточно нескольких секунд, чтобы погрузить человека в гипнотическое состояние, а далее начинается удивительная игра. Можно сказать человеку, что он находится в какой-то иной реальности, и он все это видит, для него это реальный пережитый опыт. Чего только у меня не просили: отправить в космос, на космический корабль, «организовать» какие-нибудь сражения. «Ладно, хорошо, сделаем», – обещал я. Такая вот была забава. И тогда я понял, что одна из самых сильных вещей, которая вообще существует, – это человеческий мозг. Наше подсознание мощнее любого модема, любого компьютера, потому что оно из нескольких слов умеет воссоздать и представить себе совершенно немыслимую ситуацию. Поэтому и книжка у меня потом появилась, как люди сами для себя домысливают все это виртуальное великолепие.

– С другой стороны, бытует мнение, что писателю-фантасту скорее требуется техническое образование. И здесь штамп, заблуждение?

– У многих писателей-фантастов не было технического образования. Важен простой здравый смысл и понимание человеческой природы, житейская мудрость. Я врач, это естественно-научная дисциплина, не совсем техническая. Фантастика имеет право жертвовать научно-технической достоверностью. В свое время Жюль Верн, написав «Двадцать тысяч лье под водой» и выпустив книжку в свет, в тот же день прочитал про изобретение торпеды. В газетах писали, что придумали такую штуку, «самобеглый» подводный снаряд, который будет взрывать корабли. И Жюль Верн в ужасе понял, что его «Наутилус», столь прекрасно им воспетый в книге, как дурак, плавает и –  бум-бум – носом тупо таранит корабли. Ерунда какая-то – торпеда же придумана! Вспотевший Жюль Верн носился по Парижу, пытался скупить тираж обратно, чтобы добавить туда торпеды. Не повезло – он был очень популярным автором, прямо с утра полтиража распродали, и люди уже читали книгу взахлеб. Поэтому он был вынужден сесть и написать книжку «Таинственный остров», специально только ради этого. Там появился Капитан Немо, у которого, оказывается, торпеды тоже были. Ну, просто он их по каким-то причинам не использовал. Это типичный пример того, как писатель пытается успеть за научным прогрессом.

– У вас такое случалось?

– Совсем недавно мы сидели с друзьями в каюте теплохода и разговаривали про мою достаточно старую книжку «Лабиринт отражений». Написана она была в 1996–1998 годах. И там все реалии того времени: компьютеры выходят в сеть по телефонной линии, вся технология описана на уровне «Пентиума». Никто сейчас не поймет этого слова – что такое «Пентиум»? Такой старый арифмометр. Там работает телефонный модем, который зудит, пока налаживает связь. Молодое поколение просто не понимает, о чем речь. Описано все было специально под тот момент. Мне так захотелось – написать фантастический роман под тот момент, когда я жил. Книжка с этой точки зрения устарела, ее можно сто пятьдесят раз переписывать. А с другой стороны, зачем? Какой смысл? Через двадцать лет опять придется менять. По сути, вся виртуальность дорисовывалась в книге подсознанием человека. Такой получился ход: придумать виртуальность на существующей технической базе. Единственное, что могло работать – это сам человеческий мозг.

– А как вы относитесь к реальности сегодняшнего дня, к соцсетям? 

– Я не понимаю смысла большинства из них, хотя в некоторых регистрировался. Пишу в основном в Facebook. Я человек старой формации. Клинописные таблички – вот это было замечательно. Пока там на них выбьешь текст…

– В Facebook вы часто описываете свои сны. Это удивительная работа человеческого подсознания. Используете ли вы этот благодатный материал в книгах?

– У меня был сон, который я перенес один в один в книжку. Он был удивительно яркий. Мне снилось, что я еду в троллейбусе по Алма-Ате в аэропорт. Но троллейбус почему-то идет странным маршрутом, минуя город, кругом поля, холмы. И я еду в нем, не заплатив. Вдруг заходит контролер. Я понимаю, что сейчас меня поймают, но тут троллейбус останавливается, и я успеваю выскочить за секунду до того, как подойдет контролер. Я радостный, в полном восторге – удалось убежать от штрафа. Вижу неподалеку зеленый холм, начинаю по нему подниматься. И меня охватывает удивительный покой, расслабленность. Маленькие улочки, переулочки, мощеные мостовые, домики старые в один-два этажа, вековые деревья. Возникает ощущение полной благодати. Захожу во двор какого-то домика, думаю: единственно, чего не хватает – моря. Подхожу к старой каменной ограде, смотрю через нее и вижу, что там море, кораблики. Во дворике сидит компания. Я чувствую, надо им признаться, что я не заплатил за проезд. Они говорят: «Это хорошо, что ты сказал. Иначе ты бы уже не вернулся сюда, а так у тебя есть шанс вернуться». Я начинаю спускаться вниз. Спускаюсь-спускаюсь-спускаюсь и просыпаюсь в момент спуска. Я лежу, смеюсь, и мысль одна: «Как же хорошо, что я сказал про билет. Я смогу туда вернуться!» Этот сон описан в книге детально. 

– Вопрос, который вам, наверное, задают все: как вы относитесь к фильмам по вашим романам?

– Я очень благодарен «Дозорам». На мой взгляд, фильм был действительно прорывным для своего времени. После того как вышел первый «Дозор», продюсеры увидели, что можно вкладывать деньги в русский кинематограф и получать даже иногда прибыль. После этого немножко все стало оживать. Как выразился мой брат: «Лукьяненко, Эрнст и Бекмамбетов подняли с колен русский кинематограф». Из шести книжек в итоге получилось два неплохих фильма. Хотя по дальним-дальним мотивам. Если бы я был режиссер, я бы, конечно, сделал иначе. И «Дозор» бы снял по-другому, и «Черновик», и фильм по книге «Сегодня, мама». Некоторое время назад родилась идея сделать полнометражный сериал по всем «Дозорам». Есть план и надежда, что снимут большой сериал, в котором серьезней отнесутся к первоисточнику. Посмотрим.

– Насколько часто кинематографисты с вами советуются во время съемок?

– Никто никогда не советуется с автором, покупая у него права. Бывают, конечно, исключения. При съемках тех же «Дозоров» у меня не было совершенно никаких прав влиять на сюжет, никаких обязанностей. Но раз в неделю, как правило, звонили с Первого канала: «Сергей Васильевич, в 10 часов вечера совещание». Я не очень люблю работать вечером, я ночью люблю спать. Но я приезжал на Первый канал, потому что Эрнст – трудоголик. Он работает с раннего утра до позднего вечера. И только поздним вечером начиналось совещание: что отсняли в кино, что переделать, что добавить. Я, зевая, сидел до часу ночи, до двух и  говорил какие-то фразы. Я понимал: надо что-то сказать и быстрее разойтись. Это работало: фильм вышел под достаточно сильным влиянием автора. Когда был смонтирован «Дневной дозор», я сказал: «Нас никто не поймет. С чего начался первый фильм? С битвы на мосту: бьются средневековые рыцари. Значит, во втором фильме начало должно в тезу идти. Должна быть какая-то средневековая битва». Бекмамбетов кричит: «Я понял! В Казахстане сейчас сделали совершенно уникальные декорации для какого-то своего исторического фильма. Построили в степи целый город, который выглядит роскошно, мы можем бесплатно воспользоваться этими декорациями. Надо там снять битву». В итоге сняли сцену, как конница Тамерлана штурмует среднеазиатский город. Все сработало. Это работа совместная, когда автор подает идею, режиссер подхватывает, продюсер говорит: «Поехали», - выделяет деньги, и съемочная группа несется в Казахстан, чтобы там на шикарных декорациях снять совершенно роскошную сцену. Все сильно зависит от того, насколько тесно работают автор книги, автор сценария, продюсер, режиссер. Насколько они – команда. Но это уникальная история. Как правило, писателя не слушают абсолютно.

– Читатели не простят, если вы не расскажете о творческих планах.

– Заканчиваю, буквально чуть-чуть осталось, «КайноZой», продолжение «Кваzи», которая должна быть экранизована. Пишут сценарий. Я не участвую в этом, но знаю, что работа идет. Также собираюсь дописать уже давно начатый, лет десять назад, и на две трети написанный роман «Мастер снов», который я никак не завершу. В какой-то момент его отложил, почувствовав, что куда-то не туда его веду. Это уже почти готовая, большая книга. У меня написан на треть крупный научно-фантастический роман. В нем все очень сильно завязано на том, как перемещаются в космосе. Используется все, включая двигатель Снегова. Там использована масса интересностей, масса инопланетных цивилизаций. Мне больше всего нравятся разумные кроты. Они совершенно чудесные. В модификации базовой своей цивилизации они слепые, но кроты разделены на две ветви. Во второй они генно-модифицированы: им усиливают зрение. Есть замечательный персонаж, который очень любит людей. Этот крот обожает старый мультфильм про Дюймовочку: считает, что это прекрасная история трагической любви человека и крота. Очень надеюсь, что сейчас начнет сниматься фильм по «Заставе», даже, может быть, в этом году.

– Как на обыденной жизни сказывается то, что вы писатель?

– Обычно сказывается, когда пишу финал. Я сейчас «добиваю» текст, идут последние  главы, вставляю, добавляю какие-то эпизоды (а я это редко делаю, но здесь понял, что была одна «веточка» неправильная, и ее приходится отслеживать по всему тексту). Когда я это делаю, то не могу ни на что отвлекаться. Даже на самые простейшие вещи, которые займут пять минут. Это странное состояние, когда простой ответ на простой вопрос что-то разрушит. После революции, где-то в 20-х годах, классифицировали заново служащих, и писатели попали в замечательную категорию «кустарь-одиночка без мотора». Мы все кустари-одиночки. Когда ты работаешь с текстом, ты работаешь один на один с ним, и это не может не сказываться на твоей жизни.