Анатоль, уходите, уходите!

Вячеслав Курицын раскрывает интимные тайны героев «Войны и мира». Фото автора

В холле Электротеатра «Станиславский» состоялась лекция Вячеслава Курицына на неожиданную тему: «Инцест в романе «Война и мир». Специфические отношения рассматривались главным образом на примере брата и сестры Курагиных, но в ходе лекционного часа стало понятно, что подобное можно заподозрить и между другими персонажами Толстого.

Искрой, зажегшей огонь исследовательского интереса, стала свежая экранизация эпопеи (BBC, 2016). Было показано несколько отрывков из английского мини-сериала, прямым текстом (точнее, кадром) указавших на соответствующие детали встреч Элен и Анатоля. В этих фрагментах не было ничего непристойного, все корректно, но в то же время не было и грамма неясности при толковании того, что именно происходит на экране. Как отметил докладчик, если у кого-то когда-либо в процессе чтения романа и возникала мысль о том, что между братом и сестрой «что-то есть», то в любом случае до последнего времени никаких прямых подтверждений этому не существовало. Но затем отыскался ряд намеков и в самом тексте романа, в черновиках к нему, а также кое-что на ту же тему в некоторых других произведениях писателя.

Что можно выделить в собственно тексте «Войны и мира»? В целом – немного. Вот размышления Пьера об Элен: «Что-то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что-то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история и что от этого услали Анатоля». И как бы в дополнение: «Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя».

В черновиках, в одном из 15 вариантов начала романа, есть такие строки про Анатоля: «Был невидим, неслышен и целые дни проводил у сестры, и до половины ночи засиживался у нее. «Это неприлично, Анатоль!» – сказала мать, войдя в спальню дочери. Анатоль держал обнаженную белую полную руку сестры, когда вошла мать. Он, красный, с тем зверским красивым выражением, которое любили в нем женщины, оглянулся на мать и не выпустил руки сестры, которую он ласкал. «Вот еще что! – сказала сестра. – Ну идите, у нас дело. Идите ж, маменька!» – прекрасные глаза княжны Элен торжественно и счастливо смотрели на брата. «Анатоль, уходите, уходите! Это невозможно!» – закричала мать». «Это становится невозможным!» – сказал князь Василий и строго запретил брату с сестрой бывать вместе, исключая гостиную и столовую».

В ходе лекции коснулись и позиции других исследователей. Так, от критика Павла Басинского удалось получить следующий комментарий: курагинские сцены с инцестом даже в английской экранизации настолько минимальны, что говорить о них не стоит – тем более что упоминаний Элен и Анатоля, и их поведения достаточно и в самом романе, и там это производит гораздо более «грязное» впечатление, как, впрочем, и вся линия семьи Курагиных, воплощающая в эпопее как бы квинтэссенцию разврата. По мнению американского литературоведа-русиста Дениэла Ранкура-Лаферьера, вожделение Пьера к Элен носит инцестуозный характер: «Пьер пытается подменить собой Анатоля, состоявшего, вероятно, с сестрой в кровосмесительной связи». На интернет-форумах были отмечены реплики такого содержания: «Уж про братско-сестринскую любовь было понятно с первого раза даже такой незамутненной фиалке-школьнице, какой была я. Так что пусть. Пришла пора и для такой версии». И вовсе потешное: «В этом плане роман уже давно исследован народными массами, что выразилось в анекдотах про Наташу и поручика Ржевского».

Что касается остального творчества Толстого – в нем есть как минимум две вещи с похожим флером: пьеса 1956 года «Дворянское семейство», где описаны провинциальные нравы и тесно общаются «барыня с лакеем, брат с сестрой, незаконный сын отца – с его женой», и комедия «Свободная любовь» с участием в числе прочих некоего светского старичка, дяди и любовника племянницы главной героини…

Таким образом, проведенное исследование показало, что при желании и определенной кропотливости множество тем, не раскрытых напрямую, могут быть подняты со дна сосуда, образующего цельное произведение, развиты и визуализированы. В частности, тема неоднозначных отношений персонажей Толстого, как оказалось, имеет вполне реальное право на существование и при этом совершенно не подразумевает какой-то непристойной формы своего выражения – как на бумаге, так и на экране.