Преображение простых предметов

Анна Гедымин. Осенние праздники: Избранные стихи.
– М.: Время, 2012. – 224 с. (Поэтическая библиотека).

Анну Гедымин (беседу с ней читайте на стр. 2) любят все. Даже те, кто ее не любит. А все равно читает. Или по крайней мере ревниво следит за тем, как преображает она простые предметы, как творит свое такое обыкновенное и необыкновенное волшебство, которое по старинке называют стихами. Хотя, это, конечно, волхование, а никакие не стихи. А Гедымин – просто-напросто весталка.

Если город на дымной

подушке

Видит снова волшебные

сны,

Если лес от корней

до макушки

Обновился в припадке

весны…

Если Гедымин пишет, значит, поэзия еще жива, еще дышит.

Когда же читаешь многих из ее современников, то всегда кажется, что поэзия – дело мало того что неблагодарное, но и тяжелое, невыразимо скучное и никому по большому счету, кроме автора (а порой и ему самому), не нужное.

И как это у нее получается все легко, озорно, изящно, грациозно, да еще в придачу мудро? И как это все можно совместить?

И птичьи голоса,

и летних крон завеса…

Над ними, в вышине,

возможны небеса,

Но их не разглядеть

среди густого леса,

Так заросли плотны

и птичьи голоса.

В каждой строчке Анны просто-таки физически ощутима школа и слышен еле уловимый, осторожный, деликатный, а иногда и отчетливый отзвук, аромат Цветаевой, Бродского, Ахматовой и т.д. И в этом ее несовременность, несвоевременность:

Я поповская правнучка –

и княжна,

На конюшне прапрадед мой

был запорот...

Так – о боже! –

что чувствовать я должна,

Если снится мне:

красные входят в город?..

А вы так могли бы?

Я это не к тому, чтобы ее стихами кого-то уколоть. Она, в конце концов, не бита бейсбольная, чтобы, размахивая ею в разные стороны, разить наповал графоманов. Их все равно не убывает, а, наоборот, с каждым годом только больше становится. Графоманы – болезнь литературы. Но если еще случаются такие вот стихи, возможно, такое «легкое дыхание», какое было у Беллы Ахмадулиной и есть у Гедымин, то не все так плохо:

И косари обманули –

ни песен, ни мускул,

Но потом к ним привыкли,

как ко всякому гостю.

Старший носил железные

зубы, смеялся тускло

И воду из родника

зачерпывал горстью…

Весна, переходящая в осень. Фото Евгения Никитина

Это из поэмы «Косари», которую хочется привести всю, целиком, но место не позволяет. Я бы, если честно, всю поэму и процитировал вместо рецензии. Но законы жанра позволяют отщипнуть от нее только «кусочек колбаски», как сделал дурачок из «Косарей»:

А дурачок

стянул в буфете колбаски,

Стал жевать и мечтать,

подпевая мечтам

нестройно,

Что однажды приедут в село косари -

как из сказки,

И будет село

таких косарей достойно.

Анна, кажется, не читала «Косарей» на недавней презентации в Доме Булгакова. Говорю «кажется», потому что в Булгаковском не может иначе. Там все – кажимость. Гедымин читала стихи в подвале, где глохнут звуки, публика, иногда даже не расслышав, не угадав слово, все же чутко вслушивалась в ее хрустальный, тихий голос. Постеснялась, что ли, как повзрослевшие дети стесняются своих прежних шалостей, или испугалась того, что стихи после «Косарей» не превзойдут этих распевных, простых, почти домотканых строк, которые она подслушала в какой-нибудь деревне. Но напрасно. Много и после «Косарей» строк, которые словно бы запоминаются сами самой. Очень счастливый признак. Так восторженно и, кажется, незатейливо может писать только ребенок. Но эта незатейливость кажущаяся. Просто она умеет прятать узелки:

А у сына – твое выраженье

лица, движенья,

Лишь от осени –

желтоватая прядь.

Каково мне, выбравшейся из

вражеского окруженья,

Обернуться – и вновь перед

прошлым своим стоять…

У Анны есть два стихотворения с названием «Бабье лето». Одно в начале книги, другое в конце. Круговорот стихов в природе. Весна, когда была выпущена книга, плавно перетекает в осень. И обратно. Одним словом – Гедымин!