Александр Вознесенский Владимир Войнович, писатель:
- Ответ на этот вопрос совершенно очевиден: положительно. У диктаторов плохая привычка - жить долго, но они все-таки умирают. Смерть Сталина замечательно отразилась на жизни страны: миллионы освободились из лагерей, сотни миллионов избавились от страха. Увы, миллионы не освободились от рабской психологии до сих пор. Конечно, эта смерть сыграла колоссальную роль в зарождении новой литературы, которая при жизни Сталина не могла существовать. И я, как писатель, в том числе.
Виктор Ерофеев, писатель и телеведущий:
- Коренным образом изменилась ситуация. До марта 1953 года мы жили в расстрельном ГУЛАГе, когда каждый в любой момент мог быть уничтожен. С марта 53-го попали в лагерь просто строгого режима - разница колоссальная: и страх уже не тот, и свобода какая-никакая. Собственно, кончилась империя в марте 53-го, далее была агония, жизнь после жизни.
Кто любит существовать в состоянии расстрела и порки, верит в детское представление о коммунизме, - те воспринимают смерть Сталина как трагедию. А смерть эта была шансом стране, которая была им почти умерщвлена. Позор, что мы отмечаем 50-летие смерти тирана, как некое событие. Мне кажется, он учинил такое издевательство над своим народом, что дальше некуда. Я объехал весь мир - нет больше такого народа, который был бы почти уничтожен своим правителем, среди которого были выбиты самые лучшие, - и который продолжает любить и легендировать этого правителя. Мы, что ли, страна придурков?..
В литературе оставался кто-то неперебитый] вроде Эренбурга. Позднее появились наивные шестидесятники с верой в человека. Извечная российская шарманка - человек хорош, обстоятельства плохи. Изменения в литературе носили поверхностный характер - все найденное в начале XX века было утеряно.
Увы, декоммунизации России не произошло по сю пору. Все ждут плетки.
Александр Проханов, писатель, главный редактор газеты "Завтра":
- После смерти Сталина, буквально в следующие часы после его кончины корабль советской цивилизации резко сбился с курса. Начал менять курс: сначала по полградуса, потом по целому градусу, потом по целым огромным пространствам. Альтернативная советская цивилизация, реализованная Сталиным и зафиксированная им в Большой Советской Энциклопедии, все больше стала походить на Атлантиду. И сейчас мы уже в полной мере вернулись на тривиальный путь развития человечества. Человечество отказало себе в том, чтобы развиваться по божественному пути, по пути ино-истории. Мы влипли в мерзкую тривиальность.
Примерно то же самое произошло и с литературой. Литература, как она замышлялась Сталиным - литература священных текстов, которые должны были выкликать у грядущего свои великие тайны, создавать мистерию человеческих идеалов, - эта литература все больше и больше становилась реалистической, - стала заниматься рефлексией, превратилась в мучительное вырабатывание стилей, и, по существу, из великого сталинского текста, состоящего из священных предложений, каждое из которых начиналось огромной алой буквицей, у нас остались даже не целые слова, а суффиксы, приставки и так далее.
Как все теперь любят посмеяться над тем, что товарищ Сталин занимался языкознанием! Оставив проблемы полей сражения или одоления Гитлера. Но дело в том, что тексту, языку Сталин придавал сакральное значение. Русский язык, как его мыслили отцы-основатели, первотворцы, первославяне, был языком святым. Правда, это относилось к языку церковно-славянскому, к сакральным, церковным мистериям. Однако и весь последующий русский язык воспринимался всеми русскими людьми как язык святой, на котором ангелы в раю говорят. И Сталин, замышляя для человечества земной рай, огромную земную утопию, придавал языку, на котором будет говорить богоподобное человечество, огромное значение! Отсюда его внимание к литературному тексту в частности. Он мыслил литературу как огромную реторту, в которой создаются образы будущего. Тем самым, через текст, он ориентировал человечество на бессмертное добро, бессмертную красоту и бытие. Думаю, Сталин, так как он читал произведения своих современников - будь то Бабаевский, или Симонов, или даже Булгаков, - видел их несколько иначе, чем нынешние критики, которые рассматривают их не более чем свидетельства эпохи. Он рассматривал их как некий библейский текст! После того как это сталинское отношение к литературе пропало, она очень быстро выродилась в изнурительный реализм, в изнурительную созерцательность. Сегодня мы должны мучительно восстанавливать утерянный смысл. Вот что такое литература без Сталина. Страна без Сталина. Человечество без Сталина. Оно ирреально. Оно испытывает юродство. И чает восхода!
Владимир Сорокин, писатель:
- На жизни смерть Сталина отразилась тем, что рухнул Сталинский Космос. В душах миллионов маленьких Сталиных, рожденных этой системой. Что, в общем, породило такое явление, как, например, шестидесятничество.
Во многом шестидесятники - это люди, глубоко обиженные на то, что Сталин своей смертью отнял у них этот космос. И вся их "обида на Отца", который покинул, породила целый литературный взрыв. Вся ярость этого метафизического сиротства отразилась в их литературе. Но вообще литературная рефлексия на эпоху Сталина будет, на мой взгляд, длиться еще долго. По многим причинам. Да, в общем, ясно почему!
Татьяна Толстая, писатель:
- Положительно. Это - счастье, я буду праздновать это событие, я выпью за Россию и за Сталина, что его больше нет. Какое счастье, Кощей Бессмертный сгинул! По некоторым источникам, он помер не 5-го, а 1-го марта - ура, пришла весна и принесла счастье!
