Нефтяное закулисье

Фото freepik.com

2022 год, безусловно, стал годом многочисленных потрясений как в мировой политике, так и в мировой энергетике. Последние происходят в режиме текущего времени, отражая стремление государств «Группы семи» и некоторых примкнувших к ним стран из числа членов ОЭСР максимально наказать Россию, в первую очередь лишив нашу страну финансовых доходов от экспорта энергоресурсов путем введения потолков цен на нефть и газ и иных санкционных механизмов. Эта заявленная цель является видимой, надводной частью айсберга. Но есть и подводная.

Действия указанной группы государств приводят к нарастающей поляризации мирового сообщества и к комплексу «эффектов домино», которые в долгосрочном плане нацелены на формирование нового мирового порядка в энергетике. В его основе – стремление лишить Россию, а затем и иные государства, обладающие геологическими запасами природных ресурсов, суверенитета над ними. Причем как над ресурсами, востребованными в рамках нынешнего технологического уклада развития мировой экономики и энергетики, так и над теми, которые окажутся востребованными на новом технологическом витке мирового развития.

Поэтому установление потолка цен для России – это попытка тестирования, создания серии прецедентов для формирования такого нового мирового порядка, построенного на диктате группы стран-потребителей всему остальному мировому сообществу. Ровно так же как еще одним прецедентом являлась блокировка 300 млрд долл. золотовалютных резервов России, размещенных в западной финансовой системе. Именно на это в стратегическом плане, на взгляд автора, направлена политика установления потолков цен со стороны западных стран – импортеров природных ресурсов. Это является невидимой, подводной частью айсберга.

Именно этим вызвано столь жесткое противоборство государств-экспортеров и государств-импортеров по вопросу суверенных прав государств над своими природными ресурсами и жесткое неприятие Россией навязываемого нам «ценового диктата» в виде потолка цен. И ключевой вопрос здесь не в уровне потолка, а в принципе – в возобновляющейся борьбе государств за суверенитет над своими природными ресурсами.

Истоки борьбы за нефтяной суверенитет

История противоборства принимающих государств за суверенитет над своими природными (в первую очередь нефтяными) ресурсами уходит корнями к началу прошлого века, к первым производственным соглашениям об освоении международными нефтяными компаниями из промышленно развитых государств ресурсов недр развивающихся и формально «независимых» принимающих стран за пределами системы колоний (в рамках колониальных систем тех или иных государств разработка природных ресурсов колоний велась компаниями метрополии через взаимоотношения напрямую с метрополией).

В рамках так называемых «традиционных» нефтяных концессий (история применения которых ведет отсчет с первой коммерчески успешной «концессии Д’Арси» в Персии в 1901 году) право собственности на ресурсы недр принимающей страны передавалось концессионеру на весь срок соглашения, который мог достигать нескольких десятков лет (до 99 лет). Последующая адаптация системы производственных соглашений привела к появлению «модернизированных» концессий (1948 год, Венесуэла), соглашений о разделе продукции (1963 год, Индонезия) и их разновидностей, в которых принимающая страна передавала участки ресурсов недр в рамках таких соглашений нефтяной компании (как правило, иностранной) уже не в собственность, а в пользование – на срочной и возмездной основе. Это побуждало компании-недропользователи к более эффективному использованию потенциала ресурсов недр. В идеале – в интересах обеих сторон недропользовательских соглашений: принимающего государства – собственника недр и компании-инвестора/недропользователя.

Волны национализаций и/или экспроприаций собственности международных нефтяных компаний в разных странах в разное время привели к развертыванию международной дискуссии о «ресурсном национализме» и в противовес ему о «ресурсном колониализме».

Первые экспроприации в нефтяной отрасли состоялись в Советской России, где в 1920 году были экспроприированы Бакинские нефтяные промыслы. Наиболее широко известна волна национализаций и экспроприаций в странах ОПЕК в 1970-е годы. Но широкая международная дискуссия о национализации/экспроприации и суверенитете на природные ресурсы, нашедшая свое отражение в международном праве, началась с Мексики. В принятой в 1917 году Конституции Мексики провозглашалась национализация недр. 18 марта 1938 года произошла экспроприация всех ресурсов нефти и концессионных объектов иностранных нефтяных компаний в этой стране.

Напомним: национализацией называется экспроприация без выплаты компенсации, такое действие считается противоречащим международному праву, в то время как экспроприация с выплатой «быстрой, адекватной и справедливой» компенсации, по так называемой «формуле Халла», считается соответствующей международному праву и вошла в многочисленные двусторонние и многосторонние инвестиционные соглашения. Эта формула получила название от имени госсекретаря США Корделла Халла, который в 1938 году во время спора между США с Мексикой по поводу национализации нефтяных месторождений, находившихся в собственности иностранных, в том числе американских, компаний, потребовал от Мексики незамедлительной компенсации инвесторам США за их экспроприированные нефтяные концессии.

В основе дискуссий о суверенитете лежат не столько теоретические политэкономические вопросы, сколько конкретно экономические прагматические интересы: кому принадлежат природные ресурсы в недрах, а значит, кто определяет темпы и масштабы их освоения и кто имеет право на получение природной ресурсной ренты от их разработки (разницы между ценой реализации добытых ресурсов на рынке и затратами на их освоение) или на ее распределение. Эта дискуссия вновь усилилась после распада колониальной системы, в том числе в рамках Комиссии ООН по транснациональным корпорациям. Вопрос ставился таким образом: в каком мире мы живем – в мире суверенных государств (которые имеют суверенное право на природные ресурсы в своих недрах и на получение справедливой части ресурсной ренты от их освоения путем установления налогов и сборов тем или иным способом) или в мире транснациональных корпораций (где такое право принадлежит международным компаниям, разрабатывающим природные ресурсы зарубежных принимающих государств)?

Вопрос этот был в итоге решен принятием серии резолюций Генеральной Ассамблеи (ГА) ООН о суверенитете государств над своими природными ресурсами, в частности, № 1803 (XVII) от 14.12.1962 «Неотъемлемый суверенитет над естественными ресурсами», № 3016 (XVII) от 18.12.1972 «Неотъемлемый суверенитет развивающихся стран над своими природными ресурсами», № 3171 от 17.12.1973 «Неотъемлемый суверенитет над природными ресурсами». Таким образом, большая часть мирового сообщества позиционирует именно народ как субъект права на неотъемлемый суверенитет над природными ресурсами, который передает право распоряжения ими и на распределение ресурсной ренты от их освоения своим уполномоченным представителям.

Третьи страны не могут быть стороной процесса распределения ресурсной ренты принимающих государств, который находится за пределами их юрисдикции. Попытка принудительного изъятия природно-ресурсной ренты третьими странами путем установления ими потолка цен для нефти государств – производителей/собственников природных ресурсов – это нарушение принципа суверенитета государств на свои природные ресурсы, закрепленного в рамках ООН.

Однако сегодня вопрос о суверенитете вновь (хоть и в неявной форме) внесен в мировую повестку через введение с 04.12.22 странами ЕС с подачи США потолка цен на российскую нефть на уровне 60 долл./баррель. Ответом России на введение такого потолка нефтяных цен стал Указ президента РФ № 691 от 27.12.22.

Нелегитимные санкции, страх и жадность

Введение запрета на страхование морских перевозок нефти при превышении порога цены (такой установлен механизм реализации потолка цен) – это нелегитимные санкции, ибо установлены в обход ООН. Но такие нелегитимные санкции становятся для западного «международного сообщества» обыденным инструментом конкурентной борьбы с дальнейшей очевидной логикой развития: сначала создаются единичные прецеденты, затем они превращаются в массовые и на их основе формируется новая реальность, затем через эффект привыкания она трансформируется в новую нормальность, которая затем кодифицируется и превращается в новый порядок.

С 2014 года по 21.02.22 против РФ было введено 2695 санкций, с 22.02 по 15.12.22 – еще 10 377. Таким образом их общее число достигло 13 072.

Сейчас из этого массива санкций США и их союзники будут выстраивать «новый мировой порядок» вне ООН, включая правила его применения (исполнения) и наказания за нарушение (неисполнение). Так, ЕС приравнял обход санкций к уголовному преступлению – внес в декабре 2022 года изменения в ст. 83.1 Договора о функционировании ЕС (Лиссабонского договора 2007 года). Цель очевидна: добиться применения нового (нелегитимного в рамках ООН) порядка ужесточением наказания за его неисполнение («криминализация всего «несогласного» – термин Т. Становой).

Логика ужесточения санкционной ответственности понятна. Торговцами (в том числе нефтетрейдерами) двигают страх и жадность (практически все знают цитату Даннинга, которую приписывают Марксу, что «нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист ради 300% нормы прибыли»). Ограничение продаж одних поднимает цены для других, выше цены – больше скидки с цены для тех, кто попал под санкционные ограничения, выше маржа посредников. На обходе санкций можно сколотить состояния – многим известна история Марка Рича, одного из наиболее известных нефтетрейдеров (ныне компания «Гленкор»), который поднялся в том числе на обходе санкций ОПЕК в 1970-е годы. Сегодняшний мировой рынок нефти организован по принципу «бассейна», где наряду с прямыми продажами есть сегмент продаж «в портфель», целью которых могут быть как «арбитражные сделки» (торговля на ценовую разницу), так и целенаправленное обезличивание источника/производителя при арбитражных сделках из портфеля.

Полагаю, в мире накоплен богатый исторический опыт обхода санкций, в том числе санкций ООН начиная, например, с 1962 года – против режима апартеида в ЮАР (на поставки жидкого топлива в страну). Что будет превалировать на сей раз: страх или жадность?

Схема автора

Большая часть публичных обсуждений в России ценового потолка свелась к обсуждению «цифры»: выше или ниже она будет издержек по добыче нефти в России. Дискуссия о ценовом потолке шла в ЕС преимущественно в диапазоне 40–60 долл./барр. Польша, однако, стала настаивать на 30 долл./барр. Причем как раз в то время, когда был завершен и готовился к публикации доклад «Применение ценового потолка на нефть» «независимой» Международной рабочей группы по (анти)российским санкциям под эгидой Стэнфордского университета США (опубликован 28.11.22, моделирует последствия применения трех уровней потолка цен для российской нефти: 75, 55, 35 долл./барр.).

Мне изначально не были близки разговоры о том, что, дескать, в ценовом потолке на уровне 60 долл./барр. нет ничего страшного – мы, дескать, и так продаем со скидками на уровне, близком к этому (а сегодня так даже и ниже потолка). Или что мы не будем продавать себе в убыток, но цена 60 долл./барр. выше уровня издержек добычи в стране… Одно дело самостоятельно, в двустороннем порядке с контрагентами, соглашаться или не соглашаться на тот уровень скидок с рыночных цен, который диктуется экономической логикой. И совсем другое дело, когда потолок цены вам назначает (предписывает) третья сторона, не имеющая на это юридического права, которая плюс к тому исходит из целенаправленного стремления нанести вам максимальный экономический ущерб. Поэтому нельзя было соглашаться на преступный умысел. Главное в потолке не «цифра» (сегодня она одна, завтра – другая), а сам «принцип».

Очевидна экономическая логика скидок с рыночных цен для российской нефти в условиях политически мотивированного отказа от российских нефти и нефтепродуктов со стороны ЕС. Наши основные морские порты по перевалке нефтеналивных грузов расположены на Балтике (Приморск и Усть-Луга) и Черном море (Новороссийск). На них приходится больше половины грузооборота по нефти и нефтепродуктам морских портов страны. Запрет поставок в Европу означает перенаправление нефти из них в Азию или Латинскую Америку на тех же судах, что и в Европу (класса Балтмакс, Афрамакс, Суэцмакс), то есть рассчитанных на перевозки на более короткие расстояния. Их дедвейд 100–150 тыс. т, он ограничен возможностью прохождения проливов: датских (Категатт и Скагеррак – из Балтики) и турецких (Босфор и Дарданеллы – из Черного моря).

Эти суда не дают «эффекта масштаба» для перевозки на дальние расстояния, которые дали бы суда класса VLCC-ULCC (300–500 и более тыс. т дедвейда), которые не могут технически зайти в Балтику и Черное море (пройти через означенные проливы), значит, наши экспортные порты (причальные стенки, глубины) под них не спроектированы. Поэтому перевозка удорожается (увеличивается дальность, без компенсатора за счет «эффекта масштаба», плюс новая логистика, плюс альтернативное страхование). Это ведет к объективному увеличению скидок с цены (по принципу нет-бэк от рынка потребителя), чтобы наша нефть оставалась конкурентоспособной на азиатских и других дальних новых рынках (а выход на новый рынок – это всегда дополнительные скидки, чтобы завоевать нового потребителя).

Возврат к «справочным ценам»?

Если бы РФ согласилась на установленный ЕС потолок цен, то это был бы, во-первых, прецедент отказа от суверенитета на природные ресурсы (поэтому, признаюсь, мне непонятен п. 4 указа, который создает риск такого прецедента). Во-вторых, это был бы де-факто возврат к механизму ценообразования, который действовал на международном рынке нефти в период 1928–1969 годов. Тогда в международной торговле нефтью монопольно правили семь компаний Международного нефтяного картеля (МНК), пять из них – американские, которые в рамках «традиционных» концессий устанавливали «справочные цены» для нефти стран – членов ОПЕК, с которых те получали плату за право пользования недрами (роялти), по принципу «кост-плюс» («издержки–плюс») при очень низком уровне издержек добычи нефти в ОПЕК. Транспортные подразделения вертикально-интегрированных нефтяных компаний (ВИНК) МНК приобретали по этим «справочным ценам» у добывающих подразделений ВИНК МНК произведенную ими нефть. Цены назывались «справочными», или трансфертными, ибо были ценами не продажи, но передачи внутри одной компании от одного ее зарубежного подразделения к другому при том, что центры прибыли ВИНК МНК находились в их материнских странах.

В международной торговле за пределами ОПЕК действовал тот же механизм «кост-плюс», только от маржинально высоких цен добычи нефти в США – так называемая однобазовая (1928–1947) и двухбазовая (1947–1969) система цен. Таким образом, компании картеля получали как минимум разницу между высокими издержками добычи нефти в США и низкими издержками добычи в ОПЕК (см. рисунок).

Не напоминает ли это сегодняшнюю ситуацию с попыткой установить два сегмента рынка с двумя разными системами ценообразования – с административным ограничением цены сверху для одних (пока РФ и Венесуэла, как когда-то ОПЕК) и без такого ограничения для других (пока все остальные, как когда-то МНК)? Введение потолка цены на нефть РФ является, по сути, реинкарнацией механизма «справочных цен» и попыткой возврата к двухсегментной (по механизму ценообразования) мировой торговле физической нефтью. То есть предлагается де-факто своего рода «возврат» в колониальную эпоху (которая, считается, закончилась в 1960 году, известном как Год Африки – год массовой деколонизации).

Дальняя цель введения потолка цен для РФ

Почему выше упомянута Венесуэла? Аналогичная схема внешнего посягательства на суверенную ресурсную ренту (де-факто аналог потолка цены) уже применена США по отношению к Венесуэле через частичное снятие с нее санкций. А именно через разрешение компании «Шеврон» возобновить операции в рамках СП с PDVSA, но без отчислений налоговых платежей и роялти в бюджет страны. А это аналог потолка цены для РФ.

И, наконец, главное, на мой взгляд: создав (если получится) систему прецедентов вмешательства в суверенные права государств – экспортеров в нефти, США, полагаю, намерены распространить ее на все природные ресурсы, в первую очередь на редкоземельные металлы (РЗМ), и нанести таким образом удар по Китаю – основному экономическому конкуренту США. На долю Китая приходится 70–80% их текущего мирового производства. Китай контролирует через концессионные механизмы ресурсы РЗМ в ряде развивающихся стран. Спрос и цена на РЗМ растут в связи с западной логикой нынешнего энергоперехода (широкомасштабный и повсеместный переход на ВИЭ). Значит, задача – не дать Китаю, основному конкуренту США, на этом заработать, ослабить Китай, в первую очередь – в отраслях новой энергетики. Не зря экономист Дэн Ергин в большом интервью 3 января о новом издании своей книги «Новая карта мира» отметил, что «Закон о снижении инфляции» США от 16.08.22 (который многие, и я в том числе, рассматривают как закон, ведущий к деиндустриализации Европы в конкуренции США и ЕС за лидерство в новой энергетике) – это в первую очередь закон о конкуренции с Китаем и о восстановлении национальных материально-сбытовых и производственных цепочек в США.

Поэтому, в моей системе координат, удар по российской нефти и России через потолок цен – это тактический ход США. Стратегическая же задача США – удар по Китаю через распространение антироссийского нефтяного потолка цен на РЗМ. Поэтому Указ президента РФ № 691 от 27.12.22 защищает не только сегодняшние интересы РФ (об этом сказано в указе – «в целях защиты национальных интересов РФ»), но и завтрашние интересы Китая и других государств, богатых природными ресурсами. Что необходимо громко разъяснять на разных площадках.