Станислав Жизнин
Новое «водородное» направление создается в рамках учебных программ и научной деятельности в стенах МГИМО. Фото с сайта www.mgimo.ru
Европа входит в 2021 год не только с надеждой избавиться от пандемии, но и с твердым намерением начать активную реализацию революционных преобразований, которые затронут ряд сфер экономики, высоких технологий, энергетики, сельского хозяйства, биоразнообразия и т.д.
Мощный толчок этому должны придать усилия, предпринимаемые в рамках мегапроекта Европейского союза, известного под названием «Зеленая сделка – 2050». Именно к 2050 году проект предполагает достижения климатически нейтральной экономики, в том числе практически полного нуля выбросов парниковых газов в результате деятельности человека. Уже разработаны и утверждены ряд планов действий, критерии оценки и т.д. Все это можно детально найти на официальном сайте ЕК, который содержит как соответствующие нормативные документы, так и, что очень ценно, данные и убедительную мотивацию, для чего служит этот проект.
Если он будет реализован, то к 2050 году ЕС будет на практике первым и единственным климатически нейтральным регионом мира. Ожидается, что опыт достижения поставленных целей в ЕС будет стимулировать другие регионы и государства следовать этому примеру во благо следующих поколений, в том числе в рамках принятой в 2010 году программы ООН «Цели устойчивого развития» (ЦУР), в честь десятилетия которой в сентябре этого года в Нью-Йорке намечен энергетический форум в рамках очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Намечается наращивание международного сотрудничества в вопросах климата, устойчивого развития и зеленой энергетики, особенно в водородной энергетике. В России учрежден пост спецпредставителя президента Российской Федерации по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития, которым является Анатолий Чубайс.
Ключевые вопросы
По нашему мнению, документы по «Зеленой сделке», так же как и другие официальные публикации ЕС, включая принятую в июле 2020 года Водородную стратегию ЕС, не дают ответы на многие ключевые вопросы.
Во-первых, насколько заявленных целей возможно реально достичь. Переход всей электроэнергетики на возобновляемые источники энергии (ВИЭ), даже если это будет возможно, не решит вопрос с углеродным следом того же производства некоторых элементов оборудования для генерации ВИЭ (солнечные панели, лопасти для ветряных электростанций и пр.), а также процесса доставки энергоносителей. Электромобиль действительно не будет выделять вредные газы. Но процесс его изготовления тоже должен быть углеродно нейтральным, а электричество, которое будет его заряжать, – полностью зеленым. Отдельно стоит вопрос о климатически дружественной и экологически безвредной утилизации автомобиля, особенно его батарей, которые содержат вредные вещества. Для сравнения: выброс в землю одного мобильного телефона может загрязнить до 10 кв. м почвы, а батареи из одного электромобиля во много раз больше по площади. Такой участи не миновать и водородным топливным элементам. Переход многих промышленных секторов на полностью зеленое электричество тоже пока нереален, ни доменные печи, ни крупнотоннажные грузовики, суда и другие технические средства пока не могут полностью работать на электроэнергии. На подходе, конечно, новые виды двигательных установок, основанные на водороде, но пока они только в стадии разработки, и неизвестно, успеют ли за 30 лет полностью вытеснить традиционные двигатели, чей постепенный переход на разные формы использования природного газа сделает их более экологически дружественными, но не полностью углеродно нейтральными. Обращают на себя внимание недавние заявления Польши, что страна к 2050 году не готова будет закрыть всю свою угольную промышленность и прекратить использование угля в электроэнергетике.
Во-вторых, это вопрос о макроэкономических и социально-экономических последствиях для ЕС реализации «Зеленой сделки». ЕС собирается сделать «Зеленую сделку» основным драйвером не только восстановления экономики после пандемии, но и развития в отдаленном будущем. При этом предпринимаемые меры не должны иметь негативных последствий для рабочих мест в закрываемых или преобразуемых областях – план специально подчеркивает приоритет применимости принципа no person and no place is left behind («ни один человек и ни одно место не останутся неохваченными»). Реализация «Зеленой сделки», несомненно, приведет к бурному развитию ряда областей, в которых будут внедряться инновации и принципиально новые технологии, но бесспорные гарантии, что этот процесс абсорбирует высвобождаемую рабочую силу и доходы, пока в руководстве ЕС должным образом не представлены.
Третий вопрос – это цена. На первом этапе цена выглядит относительно скромно – на уровне 100 млрд евро в рамках так называемого механизма справедливого перехода, которые ЕС собирается «мобилизовать» в период 2021–2027 годов для «наиболее затронутых регионов». В целом же затраты на переход к климатически нейтральной экономике оценивается суммарно к 2050 году в 1 трлн евро. Для сравнения: по данным 2018 года, суммарные расходы на военные цели всех стран ЕС равнялись 168 млрд евро в год, а производство и ожидаемые продажи вакцины Pfizer от COVID-19 – нескольким десяткам миллиардов. За последние 15 лет инвестиции в рамках всего ЕС в развитие базовых отраслей варьировались от 125 млрд до 50 млрд евро в год. При этом к 2020 году доля ВИЭ составила 19,7%, чуть не добирая до поставленной цели в 20% по ЕС. Из этого можно сделать вывод, что триллион евро за 30 лет на реализацию «Зеленой сделки» – это, наверное, очень оптимистическая оценка на данном этапе, а конечная сумма может существенно вырасти.
Предыдущие рассуждения подводят к четвертому вопросу: как финансировать проект для его успешной реализации в конце концов? Разработан европейский план по реализации «Зеленой сделки» – Инвестиционный план для устойчивой Европы (The european green deal’s investment plan – The sustainable europe investment plan). Очевидно, однако, что это будет комбинация вливаний по линии разных программ и механизмов финансирования в рамках ЕС, с одной стороны, а с другой – это будет за счет бизнеса. При этом у многих видов бизнеса, как показывает практика в этой области, реально не будет выбора, кроме как «зеленеть» за свой счет, платить экологические сборы или перестать существовать. Подобное развитие, как показал опыт применения Киотского протокола РКИК, часто ставит «озелененное» производство в невыгодное положение в ряде стран по сравнению, например, с Китаем, которое не попадает под ограничения. То есть могут возникнуть проблемы с конкурентоспособностью некоторых видов продукции из стран ЕС на международных рынках.
Для защиты европейского бизнеса ЕК предлагает ввести углеродный трансграничный сбор, так называемый Углеродный трансграничный механизм корректировки (Carbon border adjustment mechanism – CBAM). Его суть заключается в уплате специального вида экологического налога при импорте произведенных вне ЕС товаров, чье производство имеет высокий углеродный след. Кроме защитной функции подобный механизм будет заставлять «зеленеть» производителей и экспортеров в ЕС энергоресурсов и энергоемкой продукции из других регионов и будет служить своеобразным дополнительным внешним источником финансирования для реализации «Зеленой сделки – 2050».
Пока неясно, каким будет этот механизм, тем более что его введение может привести к нарушению базовых принципов ВТО. Рассматриваются варианты импортной пошлины, где зарубежные импортеры, чье производство имеет высокий углеродный след, будут покупать квоты, как их партнеры в Европе. Правила ВТО могут заставить ЕС ввести вместо импортной пошлины своего рода углеродный налог для всех, применимый на всей терротории ЕС. Однако это может привести и к увеличению себестоимости местной продукции. Рассматривается и вариант модификации существующей Европейской системы торговли квотами, дающей до 2030 года возможность исключения из ограничений некоторых секторов. Отмена этих льгот, однако, будет встречена с сильным неодобрением в ЕС и может иметь политически негативные последствия для ряда отраслей экономики. Есть также варианты комбинированного подхода, например введение механизма частичного пересмотра Eвропейской системы торговли квотами (ЕTS), однако наиболее оптимальная позитивная модель пока не разработана.
При этом очевидно появление проблем при согласовании единой системы оценки степени углеродного следа между ЕС и странами, не входящими в ЕС, а также возможности учета (офф-сета), например, через зеленые инвестиции в странах вне ЕС или активное развитие лесов на территориях ряда стран, включая Россию. Может быть использован опыт в этой области, накопленный в прошлом, например в рамках Киотского протокола. Не случайно, однако, ЕС использует термин «нетто-углеродо нейтральный» (net-carbon neutral), признавая невозможность 100-процентного перехода на только зеленые основы производства и в то же время допуская возможность применения таких схем.
Вне зависимости от того, успеет ли ЕС реализовать полностью задуманное в рамках «Сделки-2050», однозначно переход к более зеленой экономике уже идет полным ходом, а в ближайшие годы этот процесс будет только усиливаться.
Пути реализации соглашения
В этой ситуации все большие надежды возлагаются на энергетику, основанную на ВИЭ, и транспорт на низкоуглеродных энергоносителях. Это и будет одним из направлений развития. Другим – улавливание СО2.
Важно отметить, что принятая в июле 2020 года «Водородная стратегия ЕС» тесно связана с основными документами по зеленой энергетике, включая «Сделку-2050». Водород считается на данном этапе самым перспективным кандидатом в качестве энергоносителя как на замещение ископаемых видов топлива, так и как основы для топливных элементов, используемых в разных отраслях экономики, в первую очередь на транспорте. В условиях, когда ВИЭ имеют непостоянный цикл работы, водород может служить средством сохранения энергии, также предоставляет возможность его транспортировать для использования на разных направлениях.
Водород, кроме этого, может быть использован в качестве прекурсора для создания аммиака, который тоже рассматривается как возможный низкоуглеродный источник энергии. Подобные проекты и направления уже предусмотрены некоторыми национальными программами, например Германии и Нидерландов. В России также усиливаются водородные акценты энергетической политики. Все более активно ведутся работы по использованию метанола и биометанола как источников энергии. Часть технологий производства метанола основаны на использовании водорода.
Цели уменьшения парниковых выбросов частично можно решать и путем улавливания, превращения и сохранения СО2. При этом все более реально вырисовываются возможности использования и самого СО2 как энергоносителя. Одна из таких технологий, так же как и в случае с метанолом, использует водород, который вытесняет кислород из углекислого газа.
На первых этапах водород можно смешивать с природным газом, придавая последнему лучшие энергетические и экологические параметры и в дополнение делая возможной транспортировку по существующим газопроводам.
Учитывая «чистый» характер водорода и многогранные возможности его применения самостоятельно или для создания новых экологических энергоносителей, он действительно на данный момент и обозримый период является энергией будущего, и поэтому развитие водородных технологий и становление водородной экономики позволят России не только не потерять рынок ЕС, но и получить очень мощный драйвер развития. Безусловно, существуют технологические и финансовые проблемы немедленного перехода на водородную энергетику и ее производные, но практика показывает, что в таких случаях это вопрос времени, чтобы преодолеть технические проблемы, а инвестиционные расходы постепенно падают по мере внедрения.
В связи с этим следует обратить внимание на существенную активизацию научных исследований в области водородной энергетики во многих странах, что находит свое отражение в росте количеств публикаций в ведущих научных журналах мира, а также увеличении числа международных научно-практических конференций по водородной тематике, в том числе рамках престижных энергетических форумов, основная тематика которых недавно была связана с проблемами ископаемого топлива. Кроме того, в начале 2021 года наблюдается продолжение активного международного взаимодействия «водородного бизнеса», в том числе в рамках созданного в 2017 году Водородного совета (штаб-квартира в Брюсселе). Членами этого совета являются почти 110 ведущих финансовых организаций и компаний мира из разных отраслей, капитализация которых превышает 15 трлн долл. Очевидно, что мировой бизнес почувствовал сильный «запах» денег в водородной энергетике, а это уже серьезный фактор для будущего этой отрасли мировой энергетики.
Международное сотрудничество
Очевидно, что такое пристальное внимание к водороду как перспективному энергоносителю, изучение возможностей его хранения, транспортировки, а также возникновение проблем для других видов энергетических ресурсов в условиях межтопливной конкуренции может привести к взрывному развитию многих новых технологических областей.
Во-первых, это формирование технологий по производству водорода, его сохранению, транспортировке и извлечению требуемой формы энергии. Это послужит драйвером развития таких сфер, как создание новых и адаптация существующих конвенциональных систем для использования водорода в качестве энергоносителя – двигатели, турбины; способы его хранения, транспортировки; развитие других систем, в том числе топливных элементов для транспорта, промышленности и быта. Эти вопросы охватывают целые сектора экономики. По различным оценкам, в том числе Водородного совета, для создания инфраструктуры водородной энергетики, включая разработку технологий и оборудования в период до 2030 года, в мире потребуется от 3 трлн до 5 трлн долл.
Во-вторых, это проработка вопросов, связанных с международными экономическими отношениями, торговлей водородом и водородными технологиями, торговлей квотами на выбросы и т.д.
В-третьих, наблюдается обострение межтопливной конкуренции среди разных видов получения и использования уже непосредственно водорода. Например, себестоимость водорода из метана меньше, чем себестоимость водорода, полученного путем электролиза с использованием ВИЭ. Но первый тип связан с выделением СО2 (хотя и намного меньше, чем при использовании ископаемых источников), второй не имеет вредных выбросов. Использование ядерной энергии для получения водорода находится ближе к первому типу. Так же обстоит и вопрос с технологиями транспортировки водорода (в сжиженном или газообразном состоянии) и т.д. С топливными элементами вопрос тоже стоит в рамках баланса цены их производства, цены утилизации самих элементов и т.д. Здесь очень важным будет принятие единой экономической классификации водорода. Сегодня она существует в форме «цветной палитры», где есть зеленый, голубой, бирюзовый, желтый, коричневый и прочие водороды, в зависимости от исходного сырья и методов получения. К этому надо добавить и биоводород, который определяется иногда как зеленый, а иногда как самостоятельный вид. Четкой общепринятой дефиниции пока нет, и это будет сказываться на регуляторных и стимулирующих системах, в том числе в нормативно-правовом плане.
В-четвертых, неизбежно будут развиваться институциональные структуры координации и регулирования водородной энергетики, в том числе в рамках национальных и международных программ и объединений. В июле 2020 года были одобрены водородные стратегии ЕС, Германии, США, КНР и др., а в Минэнерго России принято решение о подготовке такой стратегии с участием заинтересованных ведомств и организаций.
В-пятых, формируются и быстро развиваются новые области: водородная экономика, водородные технологии, водородная торговля, водородный маркетинг, водородная геополитика и т.д.
Отдельно стоит отметить, что все чаще слышно про водородную дипломатию как средство продвижения экспорта и привлечения зарубежных инвестиций (например, Программа водородной дипломатии Чили). В Нидерландах учрежден пост посла по водороду, который занимает известный эксперт в области энергетической дипломатии Ноэл ван Хулст. 25 января 2021 года в Брюсселе в качестве дополнения «Зеленой сделки» была принята программа развития климатической политики и энергетической дипломатии, в которой важное внимание уделено внешним аспектам водородной энергетики.
В России предпринимаются усилия по развитию международного водородного сотрудничества с правительственными, деловыми и научными кругами ряда стран. В связи с этим в МГИМО планируется разработка нового направления «Водородные аспекты энергетической дипломатии (экономика и геополитика)», что найдет отражение в учебных программах и курсах, а также научно-исследовательской деятельности в рамках сотрудничества с Минэнерго России, ведущими российскими компаниями и реализации программы стратегического академического лидерства МГИМО. Предполагается создание в рамках МГИМО на базе МИЭП МГИМО Центра по исследованиям международных проблем водородной энергетики (водородной дипломатии).
комментарии(0)