- Почему вы вообще начали издавать детские книги?
- Детские книги у нас возникли почти случайно. У меня, у моих друзей много детей, и просто обидно за них.
- Что именно обидно?
- Сейчас все решили, что детям важнее всего знания: словари, справочники. Это, конечно, от книготорговли идет, от продавцов. Мы же считаем, что для ребенка впечатления важнее, чем знания. Впечатления, переживания. Мы не против словарей. Но дети таким образом вообще отучаются от впечатлений. Они уже во всех книгах начинают искать только знания. Вот мы и хотели эту ситуацию немножко уравновесить.
- Но издаются же и сказки, и приключения, и бегалки-стрелялки.
- Издаются. Но они хуже продаются. В основном ведь и правда покупают все эти справочники, энциклопедии. Это бизнес: детская книга - это бизнес, деньги, торговля, понимаете? Я говорил с одним издателем таких справочников; говорю ему - это же невозможно, у тебя на каждой странице по десять опечаток, а он отвечает - кого это волнует? Все равно купят. Неправильно, это детская книга, в ней вообще опечаток не должно быть. Мы вот "Библейские сказки" вдесятером вычитывали.
- Значит, вы издаете книги, которые заведомо не будут покупаться?
- В какой-то мере, да. Во-первых, их не хотят продавать. Покупать-то их, может быть, и покупали бы - но продавцы их брать не хотят. Это для них чужая эстетика. И ведь они же лучше детей знают, что дети любят, что они должны любить. Вот в интеллектуальной литературе они не разбираются, и сами знают, что не разбираются, а в детской - абсолютно все продавцы знают, что такое детская книга. Но для взрослых читателей существует это разделение на массовую литературу и интеллектуальную, а для детей - нет. Так ведь дети и не делятся на массовых и элитарных. Конечно, мы отдаем себе отчет, что книги детям покупают родители и что не каждый родитель нашу книжку купит - но если уж купит, то ее каждый ребенок прочтет. А продавать, конечно, надо там, где купят интеллектуалы.
- Да они их себе купят, а не детям! А не в этом ли была ваша идея? Детские книжки для взрослых?
- Отчасти. Действительно, в этих книжках - тоска по русской прозе. Потому что ведь этот "Белый пудель" - он не тот "Белый пудель", который в собрании сочинений на такой-то странице. Он иначе читается, он читается медленно. Читать ведь тоже сейчас разучились, а в таком вот книжном пространстве, где фраза вытащена из сплошного текста, где к ней есть специальная картинка, - она, фраза, позволяет себя прочесть по-настоящему. Внимательно. Так, как она написана.
- По какому принципу вы отбираете книги?
- Это должны быть книги с принципами. Принципиальные книги. Когда в "Белом пуделе" дедушка Лодыжкин говорит: "Не все продается, что покупается" - это принцип. Мы хотим защитить наших детей от этой беспринципной жизни. Ничем другим их от этого защитить нельзя. И это работает, все наши книжки об этом - и "Библейские сказки", и Житков.
- А еще что будет?
- Еще хотим издать два рассказа Набокова и сделать их детскими рассказами. "Обида" и "Лебеда". Про мальчика Путю. Рассказы, которые никем и никогда не предназначались детям. Книжка у нас уже нарисована, мне кажется, она получилась. Еще два рассказа Лескова. Но мы не хотим только переиздавать. Вот у нас сейчас уже нарисована совершенно новая книжка, такая Маша Вайсман написала, называется "Правда, весело?" Про море, про солнце, про дружбу, про собаку... Про то, по чему все так истосковались.
- А художников вы по каким критериям отбираете?
- Чтобы люди были хорошие. С которыми можно работать. И, во-вторых, чтобы они раньше не занимались детской книгой.
- И как же вы с ними работаете?
- Читаем. Интересная книжка получается, если художник сам ее интересно прочел. Когда я вижу эти бесконечные серии, где один и тот же художник иллюстрирует все подряд, где можно картинку вытащить из одной книжки и засунуть в другую, и никто этого не заметит, - я не хочу оценивать профессионализм художника, но я знаю точно, что ни одной из этих книг он не прочел. То есть он приблизительно представляет себе, о чем там речь. А наши художники в то время, когда они иллюстрируют книгу, там живут. Вот мы именно этим с ними и занимаемся. Мы читаем книги. Вот приносит Петя Перевезенцев картинки к Набокову - и мы садимся, берем Набокова и вместе читаем. В рассказе "Лебеда" есть папа; вот как он в иллюстрациях появился - чудесным образом! Суть рассказа в том, что мальчик узнает, что у папы должна быть дуэль. И очень волнуется. И Петя не нарисовал папу; нарисовал сначала, но какой-то он получился не такой совсем, какой-то разночинский. А у Набокова ясно, что совсем другой. А там, в рассказе, есть карикатура на папу: газета, и в ней карикатура. И Петя нашел газету "Новое время", где была карикатура на Владимира Дмитриевича Набокова. И немножко он изменяет эту карикатуру, и таким образом появляется точно такой папа, как в рассказе. Вот так вместе работаем, читаем по строчке.
- Кто же все-таки определяет художественную политику издательства?
- У нас все художники - члены художественного совета. То есть художник к нам приходит, начинает работать над книгой и одновременно входит в художественный совет и начинает определять художественную политику наравне с остальными. Собираемся каждую неделю, обсуждаем каждую картинку.
- То есть художественная политика возникает в процессе работы над книгами?
- Именно.
- Но ведь ваши художники все стилистически очень разные. Покровская, Перевезенцев, Киреева...
- Так это и хорошо, что разные. А теперь у нас еще Леша Орловский. Он делает такие авангардистские шелкографии, огромные, знаете? Он сейчас замечательную книжку нам делает, вот ее точно никто не будет продавать. "Приключения Травки" - помните такую? Как мальчик Травка пошел с папой гулять и потерялся. Вот Леша ее нарисовал совершенно поразительно. Дал в ней тон нашей тогдашней жизни.
- Так ведь довольно гадкий был тон.
- Да. И при этом - это искусство. Кусочек синей крашеной стены, и на ней звонок. Или грязная, захватанная дверь, и на ней надпись: "Комната матери и ребенка". И среди всего этого живет маленький мальчик. Замечательно сделал, не знаю уж, кто это будет продавать. Одна надежда на интеллектуалов.