Борис Швилкин
На фото первая советская атомная бомба РДС-1. Фото Vesailok\wikipedia.org
В конце марта 1942 года Л.П. Берия сообщил И.В. Сталину, что в Германии, Англии и США ведутся работы по созданию атомной бомбы. Сталин вынес обсуждение этого вопроса на Государственный комитет обороны (ГКО), пригласив туда известных советских ученых: академиков А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семенова и В.Г. Хлопина. По окончании совещания Сталин предложил «…учредить совещательный научный орган для организации и координации работ по созданию атомного оружия. Результаты нашей встречи мы оформим Решением ГКО. Контроль за его выполнением поручим товарищу В.М. Молотову. Впредь атомный проект будем называть Программой номер один. НКВД, в лице товарища Л.П. Берии, поручим обеспечение этой программы всем необходимым, а также сбор информации о работе по атомной бомбе за рубежом».
Так закончилось первое официальное заседание правительства, посвященное созданию в СССР атомного оружия. С этого момента в нашей стране началась работа по атомному проекту.
Моему отцу, Швилкину Николаю Гавриловичу, в 1945 году предложили принять участие в работах по созданию нового секретного оружия на одном из объектов, расположенных вне Москвы. После окончания Высшего технического училища им. Баумана (МВТУ) он работал начальником научной лаборатории автоматики в Оргавиапроме Наркомата авиационной промышленности, занимаясь там вопросами прицельного бомбометания и разработкой приборов для этой цели. В 1940 году его работа выдвигалась на соискание Сталинской премии, которую он, однако, не получил. Была вынесена резолюция: «Вернуться к рассмотрению вопроса о премии после летных испытаний».
В эвакуацию отец не поехал из-за протеста моей бабушки Анны Николаевны, знавшей из собственного горького опыта, к каким бедствиям ведет беженство. А кроме того, она твердо верила, что Москву не сдадут. Во время войны отец работал на военном заводе. В 1944 году он был принят в ВКП(б).
Предложение принять участие в работах по созданию нового секретного оружия исходило от ЦК партии. Поскольку предлагали интересную работу и обещали хорошие бытовые условия, что было немаловажно в условиях полуголодной и обнищавшей послевоенной Москвы, то на семейном совете решили, что отказываться от предложения не следует. Отец сначала поедет один, а затем, если все будет как обещали, вызовет нас с матерью. Вскоре пришел вызов. За отъезд горячо агитировал наш знакомый, товарищ отца по учебе в МВТУ Виктор Андреевич Турбинер, исполняющий на объекте обязанности главного конструктора и приехавший с объекта в Москву в служебную командировку.
Мама, Ольга Болеславовна, работала в Государственном управлении шоссейных дорог и ее не отпускали со службы. В то время причина ухода с работы для воссоединения семьи даже в связи с переездом в другой город не считалась уважительной. Уволиться с работы ей удалось только после подачи повторного заявления, копия которого сохранилась в нашем семейном архиве, в котором мама просила освободить ее от работы в порядке перевода в распоряжение Первого Главного управления при Совете Министров СССР и «в связи с выездом мужа на работу за пределы Москвы по решению ЦК ВКП(б)». При этом потребовалось письмо из управления.
Перед отъездом с мамы, бабушки и меня, 10-летнего мальчишки, взяли подписку о неразглашении государственной тайны. Какой? Нам, естественно, не объяснили. От нас потребовали, чтобы мы хранили в тайне и место расположения объекта. Теперь название этого места известно всем: Саров, или Арзамас-16. Находится объект в 400 км от Москвы.
Добирались в то время до объекта самолетом. С объектом не было прямого железнодорожного сообщения. Ближайшая станция железной дороги была удалена от него на несколько десятков километров. В начале 40-х годов здесь размещался завод по изготовлению снарядов для легендарных «Катюш», секрет производства которых тщательно оберегался. Место вокруг саровского монастыря считалось на особом положении, и все подозрительные для властей люди были выселены. Неудивительно поэтому, что место это было облюбовано руководителем чекистов Лаврентием Павловичем Берией для строительства объекта особого назначения, одного из самых секретных объектов СССР.
|
| Заявление О.Б. Швилкиной об освобождении от работы. Фото из архива автора |
Из Москвы на объект люди и малогабаритные грузы доставлялись преимущественно на американских военно-транспортных самолетах «Дуглас», оставшихся в СССР после Второй мировой войны. Все автомашины в Сарове были американского производства – виллисы, доджи, джипы и грузовые студебеккеры. Передвигаться в окрестностях Сарова приходилось по заболоченным дорогам, на которых часто встречались участки гати – лежащие поперек колеи бревна, по которым проезжали машины.
На объекте были собраны высококвалифицированные специалисты различных областей знаний. Среди них были выдающиеся физики-теоретики: Я.Б. Зельдович (начальник теоретического отдела), А.Д. Сахаров, И.Е. Тамм, Н.Н. Боголюбов, А.Н. Тихонов, Е.И. Забабахин, Д.А. Франк-Каменецкий; экспериментаторы: научный руководитель проекта атомной бомбы Ю.Б. Харитон, К.И. Щелкин, Е.К. Завойский, Л.В. Альтшулер, А.А. Бриш, В.С. Комельков, В.А. Цукерман, С. Б Комер и другие.
Над атомным проектом работал большой коллектив конструкторов и технологов. С конца 1948 года руководил этим коллективом генерал Н.Л. Духов. На должность главного конструктора его назначили по предложению И.В. Сталина, пожелавшего видеть на этом посту известного специалиста, проверенного в труднейших условиях Великой Отечественной войны. Духов к тому времени был уже Героем Социалистического Труда, получившим это звание за создание тяжелого танка КВ. До этого руководителем опытно-конструкторских работ был В.А. Турбинер.
Конструкторскими отделами руководили: Н.А. Терлецкий – отдел зарядов, Н.В. Маслов – отдел компоновки бомбы, Н.Г. Швилкин – отдел технологической и сборочной оснастки заряда, В.А. Зуевский руководил работой проектно-конструкторской лаборатории аппаратуры автоматики подрыва заряда.
Бомба была создана за пять лет. Ее взорвали на Семипалатинском полигоне 29 августа 1949 года.
При первом в СССР ядерном взрыве присутствовал руководитель работ по созданию бомбы Лаврентий Павлович Берия. Ударная волна от взорвавшейся бомбы распахнула дверь на командном пункте, где Берия находился вместе с руководителями взрыва.
Сопровождающий министра внутренних дел полковник Тимофей Ефимович Смирнов едва успел оттолкнуть министра от падавшей на него оконной рамы, выдавленной ударной волной. После взрыва Л.П. Берия и его свита поехали на легковых автомобилях смотреть результаты разрушений, не имея даже элементарных средств защиты.
