Александр Минин
Охота на шерстистого носорога. Реконструкция в музее Хорнимана, Лондон. Фото Джима Линвуда
Что характеризует человечество наиболее ярко?
Большинство из нас отметит в первую очередь воинственность, враждебность, стремление истреблять себе подобных – примеров в истории более чем достаточно (не будем сейчас говорить о других земных тварях, которых мы изводим уже без точного счета, – сколько неизвестных науке видов уже исчезло с лица планеты благодаря нам).
Во вторую – множество языков, непонятно как возникших и развивавшихся в разные стороны вроде как у одного биологического вида (волки из Финляндии и России наверняка понимают друг друга, а вот мы без переводчика вряд ли). Даже в современной Индонезии соседние племена не понимают друг друга. Были и есть попытки навязать миру единые языки – испанский, португальский, русский, английский и пр. Но, например, испанский язык задержался в Южной Америке, а русский из Китая и Вьетнама уходит. Пожилые люди еще что-то помнят, а молодежь осваивает английский. Однако надолго ли?
Очередной исторический катаклизм – у нас это быстро происходит по меркам эволюции природы, – и все решительно изменится. Конечно, есть общий процесс слияния языков, но, с другой стороны, многие народы, даже мигрировав в другие страны, не стремятся забыть родной язык и освоить новый (китайские, мусульманские, русские и прочие национальные кварталы и поселения в разных городах и странах).
Откуда и как это пошло? «Вспомним» наше происхождение и основные этапы эволюции. В традиционной науке все довольно ясно. Однако справедливости ради нужно отметить, что в последние десятилетия наши воззрения на вроде бы очевидные истины стали меняться. Интернет все разложит по полочкам: приматы – австралопитек – неандертальцы – кроманьонцы – современный человек... Но сейчас выясняется, что видов людей был добрый десяток, они пересекались, выясняли отношения и, как положено, «человек разумный разумный» (Homo sapiense sapiense) взял верх. Другие – кто вымер, кто стал для нас снежным человеком, кто ушел в пещеры и т.д. Сейчас такие варианты стали считаться допустимыми.
Родина прачеловека туманна. Преобладает «саванновая» точка зрения. Сначала наши предки теснились на деревьях, потом похолодало, пришлось слезать на землю и ходить прямо: видно далеко, руки свободны и т.д. Но это слабо объясняет возникновение интеллекта (кроме как результат влияния повышенного радиационного фона на соответствующие мутации мозга), исчезновение на теле волосяного покрова. Кроме того, попробуйте на просторах саванны поймать буйвола, зебру, даже антилопу, или забить слона... Тем более напасть на стада этих животных, в которые они объединяются.
Вот и пращуры наши вряд ли могли, да и размерами были не ахти: полтора метра роста – уже гигант. Поэтому очевидны три вида добычи: охота на ослабевших (или стареющих) животных, отделяющихся от стада, падаль и сородичи из соседних племен. Охотников за слабеющими животными в саванне хватает, тягаться со львами или леопардами трудно. Падали в саванне тоже много, но и конкурентов достаточно. С теми же гиенами или грифами особо не поспоришь, хотя это и не исключено при определенном уровне организации, как и в случае охоты. А вот сородичи – то что надо: по габаритам, силе, скоростям, поведению вполне понятны и доступны. Поэтому каннибализм, видимо, был весьма обычным делом, может, и основным способом существования.
Отсюда вырисовывается – и довольно толстая – логическая цепь, ведущая к возникновению и развитию многообразия языков. Формировались группы особей наших предков, и жили они изолированно долгое время, развивая свои способы общения внутри коллектива. Общение с соседними группами ограничивалось победой одних и коллективной трапезой.
А ведь эта тенденция изоляционизма, подкрепленная уже сооружением физических препятствий, жива и процветает до сих пор – вспомните Великую китайскую и другие аналогичные стены, защитные стены древних городов и крепостей из давней истории, современные технологичные стены на границах многих соседствующих стран (почему-то кажется, что лозунг «Европа без границ» будет актуальным недолго). Именно из-за нарушений пресловутых границ, как и у наших далеких пращуров, возникает подавляющее большинство международных конфликтов. Границы есть, поскольку они живы и будут жить в нашем сознании и подсознании. Сейчас это могут быть даже не физические заборы, но они не менее эффективны.
Другая потенциальная родина человечества – побережья теплых морей. В отливно-приливной мелководной зоне всегда есть чем поживиться без особых энергетических затрат. К тому же нет такого количества хищников, как в саванне, нет и значимых конкурентов. Благодаря длительному нахождению в воде люди могли приобрести способность к прямохождению, жировую подкожную прослойку, расположение носа вниз ноздрями, а не вперед, как у обезьян, чтобы не заливалась вода, лишиться волосяного покрова на теле…
Еще один важный аспект – развитие интеллекта. Здесь могут быть задействованы не случайные мутации, а старый добрый естественный отбор. Цунами. Это естественный фактор развития приморских территорий. И вероятный фактор отбора «умных» особей, которые могли предвидеть наступление гигантской волны и уходили подальше от моря. Ну а более «глупые» или упрямые исчезали и давали возможность интеллектуального развития более продвинутым соплеменникам.
Однако и в данном случае сохраняются особенности развития людей по «саванному» варианту. И отсюда – борьба за свои местообитания, охота за падалью, на отдельных животных, а также сородичей. Все-таки «продуктовый набор» на морских мелководьях специфичен и, вероятно, не мог удовлетворять потребности наших предков в полной мере. Есть одно ограничение: удобных для обитания участков побережий не так уж и много. Объекты эти, очевидно, «вместить всех желающих» с учетом роста численности наших предков могли до определенного предела.
Сейчас появилось много экзотических гипотез зарождения человечества – на Алтае, в Воронежской области, в разных районах Азии, Австралии и т.д. Но все-таки большинство данных указывает на Африку. Если принять, что центром происхождения человека были низкие широты и теплые ландшафты Африки, возникает вопрос: зачем наши предки потянулись на север, в гораздо более суровые и неприветливые природные условия? Из ранее сказанного можно предположить, что именно возрастающая конкуренция с хищниками, падальщиками, а также между все более многочисленными сородичами за пищевые ресурсы и места обитания стала главным толчком.
Однако скорее всего пищевая ниша и способы добычи пищи на севере не сильно изменились. Та же охота на ослабевших животных (вряд ли «северяне» гоняли стада мамонтов), изобилие падали, близкие и дальние сородичи. Возможно, конкуренция с хищниками и падальщиками была послабее, чем в саванне, что и давало преимущества жизни в высоких широтах.
Холод стимулировал развитие навыков противостояния ему и интеллектуального развития. И это не расизм – мол, на севере люди более продвинутые, чем на юге, а фиксация естественных реакций даже древних людей на существование в экстремальных условиях. Изоляция отдельных групп людей продолжалась, хотя, возможно, уже не в такой сильной форме, что отразилось на языковой пестроте в северной Евразии. Например, в многоязычной Европе, хотя, казалось бы, уж на этом мировом пятачке могли «договориться».
Сейчас трудно судить, как все было на самом деле. Главное, что наследство этих процессов сохранилось и действует до сих пор, несмотря на всю нашу современную цивилизованность.
Константин Ремчуков