В поисках цивилизации

Постоянная текучесть, изменчивость – главная характеристика современного социума.
Фото Pixabay

Рассуждения в сфере дисциплинарного знания связаны с актуальным «режимом истины» (Мишель Фуко) и ограничены «окном Овертона» (дисциплинированное рассуждение + научная политкорректность). Это рамки, в которых принято вести научную дискуссию. Однако при резком усложнении обсуждаемого предмета и существенном росте неопределенности возникают проблемы с привычным стилем, предполагая усиление поисковой активности и разнообразие творческой.

Давид Бен Гурион, реализовавший национальный проект в сложной и неопределенной исторической ситуации, писал: «Сегодняшний день не похож на вчерашний – вот главное, что надо понять. Во всякий миг в мире происходит что-то новое. Все находится в состоянии движения, panta rei . Ни в природе, ни в истории, ни в материальном мире, ни в мире духовном, в обществе и государстве ничто не стоит на месте. Рутина – первый враг государственного деятеля. Надо объявить войну рутине, устарелым шаблонам действия и мысли».

Цивилизация как процесс

«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние».

Карл Маркс

Маршрут цивилизации.

Классическая триада исторического конструкта: архаика – варварство – цивилизация, более определенна в этом смысле. Но если ее начальные позиции интуитивно внятны, то с последней – цивилизация – дело обстоит сложнее.

Категория «цивилизация» сравнительно недавнего происхождения, хотя начинает складываться в XVI–XVIII веках. Слово отсылает к феномену городской культуры (civilis – городской, гражданский) и вначале обозначало юридическую процедуру: перевод дел из уголовного производства в гражданское. Затем термин применяется маркизом Виктором Мирабо в ином смысле: как «маска», «основание и форма добродетели», обретая коннотацию смягчения нравов, гуманизации и цивилизации общества, преодолевающего дикость и варварство прежних эпох. Сопутствующие понятия – «цивильность», «политес», «учтивость», «образованность», «просвещение».

Компас истории («Четыре всадника Апокалипсиса»). Графика автора

В XIX веке складывается альтернативная версия: цивилизация трактуется как «культурно-исторический тип», «высокая культура», «культурный круг», «субэкумена». Под цивилизацией тут понимается исторический организм, представляющий целостную культурную систему, рассматриваемую подчас в романтическом ключе (Пьер Балланш).

Схожие трактовки развиваются востоковедами (Эжен Бюрнуф, Христиан Лассен) и географами (знаменитый Александр Гумбольдт пишет о «цивилизации ацтеков»). Шарль Ренувье вводит понятие «локальные цивилизации», подразделяемые в зависимости от уровня культуры на первичные, вторичные и третичные, то есть, в сущности, воспроизводя логику триады Фергюсона.

Питирим Сорокин так охарактеризовал суть культурно-исторической интерпретации: «Эти образования представляют собой реальные причинно-смысловые целостности, отличные от культурных скоплений, малых культурных систем, а также от государства, нации, политических, религиозных, расовых, этнических и других социальных систем и групп». Со временем возникают более сложные системы: Жозеф Гобино насчитывает 10 цивилизаций, Генрих Рюккерт рассматривает локальные цивилизации как параллельные процессы, но с европейской доминантой в историческом концерте.

Культурно-цивилизационный подход утверждается в историографии ХХ века и академическом мире под определенным влиянием трудов Николая Данилевского, Освальда Шпенглера, Арнольда Тойнби, насчитавшего уже 21 цивилизацию. Данный подход, однако, в силу расплывчатости, эклектичности и противоречивости обоснований подвергался и подвергается серьезной критике.

Тот же Питирим Сорокин пишет: «Самая серьезная ошибка этих теорий состоит в смешении культурных систем с социальными системами (группами), в том, что название «цивилизация» дается существенно различным социальным группам и их общим культурам – то этническим, то религиозным, то государственным, то территориальным, то различным многофакторным группам, а то даже конгломерату различных обществ с присущими им совокупными культурами».

Модель истории, таким образом, имеет два взаимодополняющих «диалоговых» измерения: синхронное – сопряжение субэкумен как состояний культурно-исторических типов; и диахронную магистраль – поступательное движение человеческого общества, то есть цивилизацию как процесс. Цивилизационная конкуренция – это борьба за будущее, продуцирующая необходимость «локальным цивилизациям» изыскивать преимущества, закодированные в том числе в собственной культурной среде, подтверждая ее состоятельность. Созидание будущего реализуется не в горизонтальных конфликтах между культур-системами, а в их способности к трансценденции ветхой композиции: преодолению изъянов своего социокультурного круга и достижению более высокого уровня организации. Общая же динамика антропологической вселенной проявляется как синергийная вязь вбираемых руслом истории притоков и протоков, демонстрируя извилистые комбинации соперничества и коэволюции.

Достояние нового века – впечатляющие инициативы, формулируемые и воплощаемые поколением, прошедшим сквозь горнило индивидуации: наследников различных культур и народов, способных по-своему реализовать деконструкцию современного строя как постсовременный цивилизационный проект и порыв.

Цивилизационный транзит

«Современная миросистема как система вступила в последнюю фазу исторического кризиса и вряд ли будет существовать через 50 лет».
Иммануил Валлерстайн

Будущее – несуществующая, но перманентно подтверждаемая субстанция, третье состояние мира. История телеологична, являясь эволюционным процессом с фазовыми переходами, преходящими устойчивыми состояниями, синкопами и рекуррентностями.
Социальное время отлично от физического, его специфика – новизна как инакость, продуцирующая приливы и отливы неспокойных вод истории. Развитие общества предполагает повороты в «дорожной карте» цивилизации, проникновение в иное, обретение неизвестного, обострение как существующих, так и возникающих противоречий.

Сейчас человеческое общество, судя по всему, переживает вселенский транзит – цивилизационный переворот, проходя своего рода rite of passage. Ключевое слово для понимания сути нового эона – «сложность».

В мире сегодня развиваются два универсальных процесса: глобализация и индивидуация, сопровождаемые трансформацией субъектов, объектов, ситуаций, развитием технического и технологического инструментария, мутацией политических и прочих институтов. Дальним рубежом глобализации можно считать Берлинскую конференцию 1884–1885 годов (поводом для которой послужила ситуация, складывавшаяся в Африке), ускорившую раздел обитаемого мира в соответствии с принципом «эффективной оккупации».

Глобализация и связанные с нею процессы охватили весь ХХ век, ставший временем обширной реконструкции человеческого общежития. Кризис и деконструкция имперских структур, сначала континентальных, затем морских, сформировали на обломках многочисленное и пестрое сообщество национальных государств. Происходил индустриальный прорыв житейских обстоятельств, демонтаж сословных перегородок.

Демократизация и либерализация политических устоев сопровождались универсальной эмансипацией, десегрегацией, деколонизацией и, наконец, в наши дни – возвратной волной культурно-демографической экспансии постколониального мира. Кризис перехода ускорился после своего рода 30-летнейвойны, развернувшейся в первой половине столетия, а в 60-е годы он проявился в драматичных событиях, в том числе ставивших под угрозу дальнейшее развитие цивилизации.
27 октября 1962 года советская подводная лодка «Б-59» (старшие офицеры – Василий Архипов и Валентин Савицкий), имевшая на борту ядерную торпеду и право применить ее в случае прямого нападения, встретилась около Кубы с группой из 11 эсминцев ВМС США, возглавляемой авианосцем «Рэндольф». Лодка была обстреляна американским самолетом, а по данным советской стороны, против лодки были также применены глубинные бомбы. На лодке между старшими офицерами возник конфликт по поводу необходимости применить ядерное оружие.

Так людям оказалось подвластно не только созидание цивилизации, но и возможность ее уничтожения, своего рода деструктивная глобализация – произвольный конец истории.

26 сентября 1983 года на командном пункте космической системы раннего предупреждения «Око» Серпухов-15 компьютер сообщил о запуске ракет с американской базы. Оперативный дежурный Станислав Петров, проанализировав обстановку, пришел к выводу, что произошло ложное срабатывание системы.

Деконструкция современного мира, преображаемого и атакуемого с различных позиций, раздвигает социальный горизонт:
– глобализация создает общую оболочку для практики, а индивидуация продуцирует в ней распределенное множество «очагов транзита», служащих порталами для иной организации универсума, отрицающей прежнее мироустройство и формирующей на планете креативную неопределенность, чреватую разнообразием исторических траекторий;
– интенсивная колонизация пространств будущего постепенно замещает глобальную территориальную экспансию цивилизации;
– цели и ментальность геополитики преодолеваются геоэкономикой, растет влияние геокультуры и роль геоантропологии;
– государственность реконструируется и поглощается обществом, преобразуя структуры суверенитета и миропорядка, одновременно освобождая скованные эпохой модернизации силы и устремления;
– углубляется кризис существующей системы международных отношений, мировой бюрократии и связанных с нею институтов, формируется комплексная среда трансграничных связей, включая слабо формализованных субъектов развития и неформальных агентов перемен;
– национальная государственность, утрачивая прежние смыслы и позиции, переживает фрустрацию, пробуждается «встречный ветер» национализма;
– практика пронизывается вирулентным феноменом людей-предприятий (manterprisers), множеством инновационных, экзотичных, радикальных стартапов, сопровождаемых пришествием персонализированной генерации политиков, действующих вне прежнего формата партийности.

Индустриальная оптимизация, нацеленная на строительство общего будущего, замещается кризисом избыточности и разбеганием социальных маршрутов. Современный мир рассыпается на суверенные молекулы и венчурные композиции, преодолевая предписания и ограничения прежней культуры.
Эволюционный процесс сдвигает столпы времени, подрывает устойчивость рафинированной культуры и нарушает равновесие цивилизации. Состязание обществ с несовпадающими, подчас химеричными принципами организации, реестрами ценностей и программами мироустройства становится революционным фактором, хаотизирующим ситуацию: «Человек никогда не поднимется выше, чем тогда, когда не знает, куда идет» (Кромвель).

Деконструкция современного мира, его конфликт с неопознанной цивилизацией постсовременности дополняется и осложняется сполохами демодернизации, деструкции и неоархаизации – своеобразным отрицанием устремленной в будущее истории. Симптоматика отвержения и разложения Модернити проявляется в экстремистских девиациях, эсхатологизме, идеологии и феноменологии «культуры смерти», способной по-своему эффективно использовать высокотехнологичный инструментарий, созданный современной цивилизацией.

Обновляются принципы картографирования социальной среды: конструкты геополитики уступают первенство геоэкономическому подходу, не всегда успешно конкурирующему с языком геокультуры и эскизами геоантропологии. Совмещение национальных, наднациональных, субсидиарных, корпоративных, антропосоциальных субъектов, провоцирует возможность «маловероятного высокоэффективного события» (Ричард Чейни) и размышления о «неизвестных неизвестностях» (Дональд Рамсфельд).

Сознание и действие

«Мы полагаем больше, чем можем доказать, и знаем больше, чем можем рассказать».
Майкл Поланьи

Когнитивные события предопределяют и аранжируют исторические повороты и перевороты. В свое время отрицание универсальности аристотелизма и обращение к инструментальному декодированию естественных законов стали источником новоевропейской науки. «Новая физика» осознавалась в своей глубинной сути как попытка прочесть запечатленный в творении язык и тем самым, отчасти постигнув логику Творца, приобщиться к ней, а не быть просто суммой разумных предположений.
Плоды подобной «инквизиции творения» оказались эффективным средством опознания конструктов и гармоник мироустройства. Следствием коррекции режима знания стало представление о невообразимой сложности мира и техническая мощь современной цивилизации.

Мир ad hoc предстает сегодня скорее драматичным, нежели привычным, человек мыслит природу реальности парадоксами, эксплуатируя «привилегию абсурдов» (Томас Гоббс) и адаптируя достигнутые результаты логикой. Проблематика идущей из будущего неизвестной цивилизации сопряжена с умножением комплексных пространств, интегрирующих детерминированные, слабо детерминированные, хаотические и стохастические процессы.

Различение представлений и реальности, познание непредставимого и алогичного – трамплин для действий в сложных обстоятельствах. Исследование социальной реальности вслед за переворотом в естественных науках испытывает, однако же, затруднения с рационализацией и трансляцией постигаемого.

Парадоксальность ситуации в том, что увеличение суммы знаний, как и в случае с квантовой механикой, не упрощает, а усложняет картину мира, делая ее взаимозависимой и более неопределенной. Мы знаем больше, чем можем понять, понимаем больше, чем можем сказать, подтверждая и усугубляя разрыв между знанием, его вербализацией и реализацией.

Будущее все чаще демонстрирует свойства текста, не прочитываемого конвенциональным языком, к тому же упрощение сложного дискурса может существенно менять транслируемый смысл. Смысловые тропы переплетаются, обнажая порой фрактальный каскад не пересекающихся напрямую сюжетов.

Переосмысление кодов миропорядка – производное от ферментации перемен: вирулентных модификаций, отрицающих прошлое. Нелинейные процессы опознаются и декодируются при помощи концептов динамического хаоса (Андрей Колмогоров, Юрген Мозер, Эдвард Лоренц), самоподдерживающегося развития (Уильям Ростоу, Гру Харлем Брундтланд), самоорганизованной критичности (Пер Бак). Инициируется «новый диалог человека с природой» (Илья Пригожин) с использованием негативной диалектики (Теодор Адорно), фрактальной картографии (Бенуа Мандельброт), деконструкции бинарных суждений (Жак Деррида), двусмысленной экспериментальной философии (Джошуа Ноб), релевантности и прагматизма модельнозависимого реализма (Стивен Хокинг) как более адекватного инструментария для ориентации сложного человека в сложном мире.

Намечается коррекция «режима истины» (Мишель Фуко), обретаются новая исследовательская позиция и перспектива, допускающие присутствие метафизических смыслов и поликультурных языков в легитимном дискурсивном пространстве. Складывается иной тип интеллектуальной рефлексии с заметной примесью личностного знания (Майкл Полани), меняющей координаты восприятия и понимания мира. Растет также значение математики как универсального языка, востребована роль художественного мышления как интегратора, фиксирующего опознанные, но не познанные явления («известные неизвестности»).

Методологическая революция в организации познания, действия и управления прошла ряд этапов после мировой войны, создав набор инструментов успеха, различным образом учитывающих масштаб и характер возникающих обстоятельств:

– методы, основанные на системном подходе: исследование операций, системный анализ, системная динамика, матричный анализ;
– методы, учитывающие нелинейность процессов и неопределенность обстоятельств: внешнее/косвенное управление, реализуемое посредством аттракторов; антропоориентированное рефлексивное, точечное, рефлекторное управление; проектирование высокоадаптивных неравновесных устойчивых систем (самоподдерживающееся развитие), методологии самоорганизующейся критичности, неклассического оператора, синергийного управления процессами и событиями (serendipity).

Поиск методов управления стимулируется умножением критических зон и ситуаций. Снижение эффективности конвенциональных институтов знания порождает свободный рынок интеллектуальной продукции и услуг, трансформирующий прежние исследовательские стратегии. Складывается корпус креативных технологических производств, по-своему разрабатывающих и прописывающих практическую рецептуру.

Необходимость соблюдать полноценную включенность методологии в научный контекст, ее соответствие принципам «бритвы Оккама» и воспроизводству результатов при экспериментальной проверке сосуществует с парадигмой «черного ящика», дублированием и параллелизмом прописей, отсутствием устойчивой репликации результата при наличии суммарной эффективности.

Критическая роль в реализации постсовременных траекторий принадлежит культурному и человеческому капиталу. Трудности с опознанием, осознанием и представлением комплексных явлений и процессов в подвижной среде связаны с дискретностью социокультурной инфраструктуры, ограниченностью человеческого сознания и кадровым дефицитом.

Кадровая проблема обостряется из-за растущих требований к интеллектуальному, образовательному, моральному статусу и к психофизиологическим характеристикам, а также из-за разного рода дефектов людской натуры: стремления к отторжению сложности, доминированию обыденного мышления, эмоционального дисбаланса, усечения размышлений и упрощения рассуждений.

Мы находимся на кромке грядущей композиции человеческой вселенной – ее непрерывного, многомерного настоящего. Происходящая культурная, интеллектуальная и антропологическая реструктуризация миропорядка – основание для серьезного пересмотра кодов практики и обновления цивилизационного маршрутизатора. Поезд истории меняет колею и отходит от промежуточного вокзала.