Пейзаж перед научно-технологическим прорывом

Вперед, в научно-технологический прорыв! Игорь Ролдугин. «Город на колесах». Холст, масло. Частная коллекция

Сегодня, 14 ноября, завершает свою двухдневную работу Общее собрание Российской академии наук. Главная тема этой сессии ОС РАН – «Научное обеспечение реализации приоритетов научно-технологического развития Российской Федерации». С отчетами выступили руководители семи академический советов по приоритетам научно-технологического развития страны.

Но началось Общее собрание РАН с плохой новости: вице-премьер Татьяна Голикова сообщила академикам, что, по подсчетам правительства, за 2016–2017 годы произошло снижение количества исследований по клеточным технологиям (37%), биоинженерии (30%), диагностике наноматериалов и наноустройств (30%), высокопроизводительным вычислительным системам (32%) и геномным технологиям (32%). «Также к подобным отраслям (где произошло снижение. – «НГН») на сегодняшний день относятся физика, математика, биология, геология, горное дело и автоматика», – приводит Интерфакс слова Голиковой. В основном в России растет только число гуманитарных исследований – педагогика, социология, политика, культура, искусство, изучение стран и регионов.

Другими словами, вице-премьер фактически признала, что за пять лет реформы академической науки в стране произошла существенная деградация по всем основным направлениям науки, которые сегодня определяют конкурентоспособность и социально-экономическое развитие любой страны. На этом фоне отчеты академических советов выглядели едва ли не фантасмагорически.

Впрочем, есть и хорошая новость – правительство, по-видимому, положительно рассмотрит просьбу РАН о дополнительном выделении академии в 2019-м году 1 млрд руб. «на выполнение новых полномочий, которые были даны РАН в рамках принятых летом президентских поправок в федеральный закон об академии». Вице-премьер уточнила, что это, в том числе расширение международной деятельности РАН (создание представительств РАН за рубежом), полномочия по прогнозированию научного, технологического и социального развития России.

РАНо радуетесь!

Еще каких-нибудь два-три года назад это было бы заметным событием, возмущающим отечественный научный ландшафт. А пока вся «интрига» ОС РАН свелась к дате назначения выборов новых членов РАН в 2019 году. Однако парадокс в том и состоит, что пять лет реформы академической науки, официально стартовавшей 27 сентября 2013 года, по крайней мере в одном аспекте достигли своей цели: РАН уже и де-юре превращена в клуб заслуженных ученых с размытыми полномочиями.

Анонимные реформаторы достигли главного – разрушили статус РАН как субъекта научно-технической политики, оставив за академией сугубо представительские и совещательные (без права решающего голоса) функции. Например, эксперты Telegram-канала «Научно-образовательная политика» (НОП) рисуют два варианта дальнейшей эволюции РАН: «Первый – продолжать биться за реальные управленческие и финансовые функции, а также политическую субъектность РАН (фактически – Президиума) как единого целого. Это означает проигрыш, потому что противоречит управленческой логике системы… Активное участие академии в политике приведет к тому, что она окончательно станет разменной монетой в играх групп влияния.

Второй – отказаться от всех амбиций, кроме экспертных, аналитических, прогностических, популяризаторских, международных. То есть перестать претендовать на реальное управление и распределение финансовых потоков. Это означает переход в формат «клуба ученых» с максимальной активизацией индивидуальной работы академиков по всем оставшимся направлениям и усилением совещательно-представительских функций академии. Ничто не мешает при этом писать стратегии или прогнозы и коллегиально их утверждать. Только такой путь приведет к закреплению роли РАН в качестве необходимого элемента научного пространства страны».

Министр науки и высшего образования РФ Михаил Котюков допускает участие РАН в реализации национальных проектов, прежде всего «Наука» и «Образование»: «Академические институты, так же как и университеты – это базовые организации при реализации нацпроекта.

Имея в виду, что на них ляжет ответственность за фундаментальные исследования». Однако однозначно предупреждает: «Но нацпроект имеет надведомственные рамки, и все решения подразумевают вовлечение максимально широкого спектра участников, имеющих необходимые компетенции, реальную базу и, самое главное, желание и возможность реализовывать крупные научно-технологические задачи» (курсив мой. – А.В.).

В компетенциях Академии наук нынешние эффективные менеджеры уже открыто сомневаются. Реальную базу (исследовательские институты) у РАН отобрали. Желание? Тут, похоже, колеблются уже сами академики…

Что остается? «Я считаю, что решение по формированию советов по реализации Стратегии технологического развития на базе Российской академии наук – это очень важное решение, которое показывает, что и Академия наук в этом смысле меняется, превращаясь в государственную надведомственную организацию, лишенную необходимости нести бремя содержания большого хозяйственного комплекса со всеми вытекающими отсюда последствиями», – подчеркнул Михаил Котюков на пресс-конференции 10 октября. Уровень полномочий этих советов, впрочем, оставляет вопросы…

Каковы при заданных начальных и граничных условиях перспективы РАН? Рискну предложить два сценария.

Вариант 1. Именно сегодня самое время (ситуация созрела) действительно переучредить Российскую академию наук. Известный русский архивист, историк Петр Пекарский в своем монументальном труде «История Императорской академии наук в Петербурге» (1870–1873) приводит любимую «присловицу» Петра I: «Легче-де всякое дело с Богом начать и окончить, нежели старое, испорченное дело починить».

«Эту присловицу, – пишет Пекарский, – Петр Великий осуществил при основании в Петербурге Академии наук: он не обратился к исправлению, улучшению или распространению существовавших до того времени русских училищ, но решился создать такое новое заведение, которое и по назначению своему <…>, и по составу <…> представляло бесспорно единственный пример в истории европейского просвещения».

Кажется, сегодня время пришло воспользоваться вновь петровской методикой институализации науки в России. В частности, это может подразумевать следующие шаги: разработать (дать?) новый устав, в котором правопреемство РАН должно быть сохранено безусловно; вернуть ей, академии, основные институты, занимающиеся фундаментальными (естественно-научными, точными и техническими прежде всего) исследованиями (Академия фундаментальных наук, АФН – ?); само собой, напрашивается выделение части общественных наук – социология, политология, экономика (в ее феноменологической части), педагогика, глобалистика – в отдельное образование (Академия общественных наук, АОН – ?), сохранив академические стипендии попавшим в АОН академикам; отказаться от института членов-корреспондентов (в академии уже сейчас создан институт профессоров РАН, этого вполне достаточно).

Гипотетической АФН должна быть предоставлена достаточно большая свобода маневра в распределении ресурсов на исследования и выбор тематики самих исследований. Как остроумно заметил в 1967 году Станислав Лем в «Сумме технологий»: «Без сомнения, ученым потребуется сначала «воспитать» целое поколение руководителей, которые согласятся достаточно глубоко залезть в государственный карман, и притом для выделения целей, столь подозрительно напоминающих традиционную научно-фантастическую тематику».

Государство должно пойти на такие риски. В противном случае со временем оно столкнется с ситуацией, которую тонко уловил Владимир Набоков: «Мы, читатели газет, склонны называть «наукой» ловкость электрика или болтовню психиатра». Добавим в компанию к электрикам и психиатрам системных администраторов. В 1925 году выдающийся русский химик Владимир Ипатьев, основываясь на историческом опыте Франции, Германии и России, подчеркивал: подъем фундаментальных исследований примерно через 40 лет вызывает подъем соответствующей отрасли промышленности. К сегодняшнему дню даже поправочный коэффициент к отмеченному Ипатьевым временному лагу не слишком изменился.

Вариант 2. Для РАН в нынешнем ее состоянии есть искушение прибегнуть к испытанному способу, который помог ей сохраниться в 1990-е и нулевые годы, – залечь на дно, сомкнуть створки и переждать социально-экономические бури; все возможные, а если удастся, и невозможные турбулентности политического океана. Сохранить жемчужное ядро. (Впрочем, с точки зрения медицинской науки жемчуг не что иное, как злокачественное новообразование.) Подобная стратегия может оказаться действительно единственно правильной, если цель – сохраниться любой ценой.

Исторический опыт показывает, что длительность циклов между реорганизациями академической науки составляет в России 18–20 лет. То есть наш «горизонт планирования» в этом случае – 2030–2035 год. (Кстати, принятая Стратегия научно-технологического развития также рассчитана до 2035 года.) А тогда – см. вариант 1…

«Группа 3К + 1» в прорыве

1 октября правительство представило национальный проект «Наука». Первое, что отметили многие эксперты, – показатели исполнения нацпроектов невозможно будет измерить, они чисто качественные. И это еще в лучшем случае, если «качественные». В худшем же, как отметил 8 октября глава Счетной палаты Алексей Кудрин на парламентских слушаниях в Совете Федерации по бюджету на 2019–20121 годы, около двух третей показателей нацпроектов не имеют статистических измерений. Кроме того, не детализированы многие статьи расходов, паспорта нацпроектов не утверждены. Методики оценки эффективности госпрограмм будут готовы не раньше декабря 2019 года. Между тем совокупный бюджет 12 нацпроектов правительство оценивает в 8 трлн руб.

Помощнику президента РФ Андрею Фурсенко и министру Михаилу Котюкову предстоит решить непростую задачу – бросить в научно-технологический прорыв низкоэффективную экономику. Фото Кирилла Кухмаря/ТАСС

Все это в полной мере относится и к национальному проекту «Наука». Его бюджет, как записано в проекте паспорта нацпроекта, 404 млрд бюджетных рублей. «Тех мер, которые предложены в университетском образовании и в науке, недостаточно, чтобы стать инновационной, продвинутой экономикой и достичь тех темпов производительности труда, которые мы хотим заложить, – прямо заявил Кудрин на упомянутом заседании в СФ. – И вот через 10 лет, сейчас не сделав это, мы будем кусать локти, что мы вышли, выбились из стран технологической мировой революции»...

Правда, министр науки и высшего образования РФ Михаил Котюков в ответ на просьбу «НГ» прокомментировать эти слова заявления отметил: «Показатели в проекте паспорта (нацпроекта «Наука» – «НГН») – все количественно измеримы. Указан источник данных – откуда они появляются. То, что есть в системе государственной статистики, – мы берем оттуда. То, чего нет в системе госстатистики, – у нас есть соответствующее поручение председателя правительства: вместе с Минэкономразвития, с Росстатом доработать формы государственного статнаблюдения там, где это необходимо. И в этом смысле проектный офис правительства очень четко ориентирует всех руководителей национальных проектов на формирование количественно измеримых и понятных показателей, индикаторов и конечных и промежуточных этапов.

Другое дело, и это действительно нужно всегда помнить, – задачи, поставленные в указе и сейчас реализующиеся в проектах, достаточно амбициозны, и многие из них требуют нестандартных решений. Поэтому часть показателей будут требовать дополнительной разработки методик».

Можно предположить, что Кудрин получил нечто вроде карт-бланша – находиться над схваткой, над правительством, и цепким взглядом и нюхом опытного финансиста намерен контролировать расходование средств. Как бы там ни было, но по любым меркам это очень смелые заявления относительно оценки качества подготовки национальных проектов правительством.

Все эти экспертные рассуждения и оценки, помимо всего прочего, свидетельство того, что наука превращена просто в некий инструмент в политических маневрах различных коллабораций высших чиновников. Вполне уже можно говорить о формировании некоей виртуальной группы научно-технологического прорыва. Ее удобно назвать «Группа 3К + 1»: Сергей Кириенко (первый заместитель руководителя администрации президента РФ), Михаил Ковальчук (президент НИЦ «Курчатовский институт»), Михаил Котюков (министр науки и высшего образования РФ) и, очевидно, примкнувший к ним Алексей Кудрин (председатель Счетной палаты).

Что и говорить, «Группа 3К + 1» выглядит внушительно. Технократы, методологи и политические акторы с огромным аппаратным весом и влиянием, при этом – сугубые прагматики.

Но ни «группа прорыва 3К + 1», ни конкурирующий с ней блок в правительстве не готовы, судя по всему, понять (или признать и учитывать), что наука – это политически неангажированный процесс (научный поиск – извините за пафос). Только в этом случае от науки можно ожидать столь желанную технологическую отдачу. Как говорил когда-то академик и нобелевский лауреат по физике Петр Леонидович Капица, «наука – это девица, которая хочет отдаться по любви, а ее все время хотят изнасиловать».

Научно-техническое дежавю

Итог: на науку, которой хотят придать институциональную форму нацпроекта, опять не хватает денег. Четверть века, с начала 1990-х, об этом твердила РАН. Эти стоны сочли старческим брюзжанием академиков, не способных встроиться в рыночную экономику.

Очень жестко и безапелляционно об этом высказываются в том же НОП: «Вполне продуктивно и прагматично задуманную реформу РАН реализовать не удалось. В последний момент вся академическая братия поднялась и потянулась к высоким кабинетам. Такого нашествия посланников «золотых мозгов» чиновники не выдержали и приняли компромиссное решение. Если уж голова (РАН) такая умная – вот пусть и болтается сама по себе, а институты поступают в управление ФАНО… Большая часть научных институтов недоумевают – зачем постоянно над ними болтается «летающая брюзжащая голова» в виде Академии наук. Ведущие НИИ хотят работать и зарабатывать – вполне в западной логике».

Как бы там ни было, не последнюю роль в хронической недофинансированности науки сыграл как раз Алексей Кудрин – в 2003 году лучший министр финансов в странах Центральной и Восточной Европы по версии британского журнала Emerging Markets. (Издание отметило стабильный экономический рост на уровне 5% в год, бюджетный профицит, привлечение крупных инвесторов. Но, видимо, и тогда, как и сегодня, правительство не представляет, куда направить эти средства. Спустя 15 лет – опять Кудрин, опять профицит. Только теперь Алексей Леонидович смотрит на него со стороны.)

Между тем, если к 2000 году (год, когда Алексей Кудрин заступил на министерский пост) внутренние расходы на НИОКР составляли1,05% ВВП, то в 2011 году (год, когда Алексей Кудрин покинул министерский пост) они подскочили до 1,08%. «В 2000–2011 годах бюджетное финансирование НИОКР выросло в текущих ценах с 17 млрд до 319 млрд руб. – почти в 20 раз, – отмечал в 2013 году академик Сергей Рогов. – В постоянных ценах рост составил всего 56%. Расходы на науку в постоянных ценах 1989 года составляют 5,8 млрд руб. То есть сегодня Россия тратит на науку в два раза меньше, чем 23 года назад… Более того, если в 2000 году на финансирование науки было выделено 1,69% федерального бюджета, то в 2011-м – только 1,6%».

И вот история повторяется. На этот раз как фарс: теперь сам Кудрин вопиет о нехватке денег на науку. При этом 8 октября 2018 года Федеральное казначейство сообщило, что профицит консолидированного бюджета РФ в январе–августе 2018 года составил 2,9 трлн руб. Доходы бюджета за это время составили 23,4 трлн руб., а расходы – 20,4 трлн (см. «НГ» от 09.10.18 – «Правительство предлагает непрозрачный бюджет»). При этом, по данным Института статистических исследований НИУ «Высшая школа экономики», если в 2013-м общий объем ассигнований на гражданскую науку из средств федерального бюджета в действующих ценах составил 425,3 млрд руб., то в 2018-м ожидается, что этот показатель составит 369,4 млрд, а в 2020-м – 351,4 млрд. А согласно паспорту нацпроекта «Наука», если в 2016 году минимальный объем бюджетных расходов на фундаментальные исследования в ВВП был 0,13%, то в 2024-м (дата окончания нацпроекта) он должен вырасти аж до 0,2%.

Может быть, вместо того чтобы тратить время (пять лет!) и гигантские ресурсы на проталкивание в режиме тайной спецоперации «вполне продуктивно и прагматично задуманную реформу РАН», стоило присмотреться к организации научных исследований на государственном уровне? Может быть, что-то не так именно там?

Фантастика и ВВП

Нам не хватает даже не денег (хотя и их тоже) – не хватает смыслов. Если угодно – не хватает новых слов.

«Не будет новых цивилизационных проектов – не будет новых слов, не будет элиты, в том числе научной элиты, – подчеркнул в беседе с «НГ» руководитель исследовательской группы «Виртуалистика» Института философии РАН Михаил Пронин. – Должно быть пространство сверхзадач. Что такое наука и что такое интеллектуальная элита? Это новые слова для всего человечества». Со словами у нас пока плохо, что вообще-то странно, учитывая логоцентричность России.

Попытался несколько восполнить этот пробел председатель правительства Дмитрий Медведев. В статье «Россия-2024: Стратегия социально-экономического развития», опубликованной в октябрьском за 2018 год выпуске академического (sic!) журнала «Вопросы экономики», он отмечает: «Особое место занимают национальные проекты, связанные с укреплением конкурентоспособности экономики. Эти направления – производительность труда и поддержка занятости, наука, цифровая экономика, малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы, международная кооперация и экспорт – должны обеспечивать ускорение технологического развития, способствовать созданию высокопроизводительного экспортно ориентированного сектора, внедрению цифровых технологий в экономике и социальной сфере (безусловно, как и национальные проекты в области образования и здравоохранения)».

Понятно, что статья в серьезном академическом издании – это не агитационный материал. Но все равно цели, которые предлагает премьер-министр, не вдохновляют. Все это мы уже проходили.

А вот, скажем, американцы… «С Голливудом и для Голливуда работают многие всемирно известные специалисты в области IT и искусственного интеллекта, – отмечал бывший начальник Аналитического управления КГБ СССР Владимир Рубанов в одном из своих интервью. – Таким футуристическим подходом американцы закрывают главную прореху своей науки – уж слишком она ориентирована на прибыль, на быструю реализацию. Но в Штатах уже научились вкладывать средства в «небывальщину».

И ведь эти вложения работают…

В 2015 году английская газета Independent опубликовала любопытную статью. Число студентов-физиков в британских университетах с 2010 по 2014 год выросло почти в полтора раза. По мнению экспертов, такой скачок в росте популярности физики связан с… продукцией Голливуда. В частности, с успехом у публики научно-фантастических фильмов «Интерстеллар» и «Гравитация». Первый – фактически наглядное популярное пособие по теории относительности Эйнштейна («парадокс близнецов», «стрела времени», «кротовые норы в пространстве-времени»), а второй – научно-популярный треш об относительно недалеком будущем международного сотрудничества на космических орбитах.

Но это не просто скачок численности. Побывавший в июле этого года в Москве международный эксперт в области науки и инвестиций, директор Научно-исследовательского центра Католического университета Лёвена Мартин Хинул в своей лекции привел такие данные: «23 ведущих исследовательских университета Европы обеспечили в 2016 году 100 млрд евро добавленной стоимости своих регионов. В крупных городах совокупный вклад университета-лидера в экономику может достигать 10–15%».

С начала XXI века все чаще приходится слышать мнение, что изменяется (изменился) если и не онтологический статус науки как познающей системы, то уж по крайней мере ее фенотип (внешние проявления функционирования научного знания). Биологи знают, что естественный отбор идет на основании именно фенотипических проявлений. Сегодня мало добыть новое научное знание, надо уметь «продать» его обществу. Западным медиа, как видим, удается «продавать» науку, о чем и свидетельствуют данные о росте популярности физики в Великобритании.

Конечно, дело далеко не в одной только популяризации. Это именно экономическое развитие, промышленные и научно-технические революции как наиболее общие индикаторы социальной и политической динамики того или иного общества порождают интерес к науке в социуме.

Так замыкается положительная обратная связь и увеличивается ВВП.