Время близится к весне, и театр наконец осуществил постановку оперы по весенней сказочке Островского, которую собирался сделать уже не один год.
Русские оперы (и сочинения Римского-Корсакова в числе первых), как правило, грешат пространностью и затянутостью музыкальной формы, отчего все чаще при современных постановках подвергаются урезанию в хронометраже. Даже Эдуард Направник, осуществляя первую постановку "Снегурочки" на подмостках Мариинского театра в январе 1882 года, сделал немало купюр, несмотря на отчаянные протесты Римского-Корсакова.
Дирижер "Новой Оперы" Евгений Самойлов был еще более решителен и сократил партитуру оперы едва ли не вполовину, что, правда, не уберегло премьерный показ от заметного опустошения зала после антракта. Первое представление давали исключительно для членов "Московского Английского клуба", 230-летию которого театр посвятил новый спектакль. Согласно уставу, Клуб объединяет людей, занимающих высокое положение в обществе. Однако узнаваемых гостей в "Новой Опере" было совсем немного. Не сдержал слова и не приехал в театр его главный попечитель, Почетный старшина "Московского Английского клуба", московский мэр. От его имени господин Ресин по бумажке и держа руку в кармане зачитал короткое приветствие. И тут же удалился.
Режиссер-постановщик Валерий Раку задумал сделать совсем не детскую сказку о страсти. Если верить либретто, тут каждый персонаж кого-нибудь любит и, как почти всегда бывает в опере, умирает ровно из-за этого. Масленичные гулянья - время и место действия оперы - режиссер превращает в эротическое шоу, где девушки-хористки совершают каждая свой танец у двух десятков жертвенных шестов (без консумации). Но эти постановочные находки не придают спектаклю искомой страстности да и смысла, а лишь смешивают пошлое с комическим. Персонажи на фоне шестиметрового солнца, попеременно ослепленные то холодным голубым, то теплым красным светом, весь спектакль карабкаются по наклонному ступенчатому помосту из оргстекла (сценограф - Семен Пастух) и, естественно, куда больше боятся упасть, чем не справиться с кульминационной нотой. Драматическое и метафорическое, заложенное авторами оперы, остается не востребованным исполнителями. Оркестр звучит однообразно и тоскливо, даже несмотря на сокращения. Солисты также не нашли своего вокального и актерского счастья на территории Римского-Корсакова.
Царь Берендей (Марат Гареев) явно экономил голос и харизматические флюиды. Единственная, кто не стал скрывать своего красивого и сильного голоса от публики, так это сопрано Татьяна Смирнова (Купава), с подлинным темпераментом бившаяся за свою любовь к апатичному Мизгирю (Сергей Шеремет). Столь же вял и невыразителен в своей любви к Снегурочке был Лель (Ирина Ромишевская). Самой Снегурочки - дочери противоположных стихий, бестелесных Весны (Маргарита Некрасова) и Мороза (Валерий Гильманов), чьи голоса звучат из оркестровой ямы, - и вовсе нет на сцене. Есть Мария Максакова - наследница великой театральной фамилии, тезка своей знаменитой бабушки. Молодая белокурая красавица сомнамбулически бродила по сцене с красным мячиком в обнимку (то есть солнышком). Однако была совсем без голоса, вначале фальшиво напевала, а к концу и вовсе переключилась на тихий разговор, не проявив никаких качеств, соответствующих профессиональному определению оперной певицы. Ей не поддалась ни одна нота за весь спектакль. И это пение никаких эмоций в зале, кроме смеха, не вызывало. Снегурочка казалась не жертвоприношением, а недоразумением. Но именно таким образом дитя именитого семейства удовлетворяет свои немотивированные амбиции за казенный счет в муниципальном театре. Выходит, не только от великого до смешного один шаг, но и от великого до позорного.
После того как бесславно, но к всеобщей радости Снегурочка-Максакова наконец растаяла, прозвучала заздравная песнь Берендеевского народа языческому богу Ярило. Жертва принесена, и наступает долгожданная весна. Тепло и урожай простому народу, а джентльменам и их дамам из "Московского Английского клуба" - еще и фуршет после премьеры, за яства на котором развернулась нешуточная борьба, - нужны больше, чем любовь.