Смерть – лишь шаг из жизни в жизнь

Балашов Эдуард Владимирович… А может быть, Вдалимирович? Фото из архива автора

Автор поэтических книг «Гонец», «Хлебный ветер», «Глагол молчания», «Магнит», «Чаша», «Око», «Ноша», «Россия-радость», «Пловец», «Цветы сновидений», «Алатырь», «Спрятанная жизнь», «Все растворяется в любви…».

Луна, вчера висевшая над домами плотным желтым кругом, побелела, истончилась и поблекла в утреннем небе, став похожей на странно сшитую салфетку. Солнце бодро сияло в окнах домов и проезжающих машин. «Какой неподходящий день для похорон», – подумала я. А разве бывает подходящий?

«У нас нет черной ленточки, – сочувственно сказала продавщица, заворачивая розы в бумагу. – А цветные все веселые – не подойдет…»

По дороге к кладбищу меня обгоняли траурные микроавтобусы. И солнце отражалось в их стеклах так же, как и во всех других.

Смерть – лишь шаг

из жизни в жизнь.

Смерть над радостью

не властна.

Так говорил мой мастер Эдуард Владимирович Балашов. Сегодня день его похорон.

В церкви я положила цветы в гроб – там уже лежали разные букеты – белые, потом красные, потом снова белые...

Я смотрела на лицо Эдуарда Владимировича и вспоминала «Незабвенную». Потом – как впервые увидела его на семинаре.

Раздали свечи, и началось отпевание. Батюшка пошел вокруг гроба и остановился. «Ты шапочку уронил», – прервавшись, сказал он внуку Эдуарда Владимировича. Тот поднял с пола оранжевую шапку.

«Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй».

А мне вспоминались наши семинары, встречи по работе или посиделки в буфете ЦДЛ. И в каждом из этих воспоминаний мой мастер улыбался.

Он нередко повторял: «Если в тебе живет обида, в тебе живет беда».

А если во мне живет печаль?

Странное сиротство, которое ни с кем не разделить?

Все растворяется в любви.

И Все становится любовью.

И нет Всего – одна любовь.

И Бог не Все, и Он – любовь.

Слушать свое сердце и идти стороной света – простой рецепт, которым мастер делился со своими учениками. И те, кто у него учились или были гостями на нашем семинаре, люди, знавшие его как поэта или друга, – для каждого Эдуард Владимирович находил верное, необходимое слово. Та точность, с которой он говорил о стихах, распространялась далеко за пределы наших строк и наполняла жизнь. Иногда мне казалось, Эдуард Балашов существует в особом надмирном пространстве, и именно это позволяет ему видеть больше, чем каждому из нас.

Ни мгновения

Я ничего на земле не оставил,

Не посадил ни единого древа,

Не отогрел свои руки лопатой,

Не намозолил ведром

в час полива.

Сердце мое – оправдатель

безмолвный,

Что ж не винишься

пред совестью ярой?

Иль рассудило, мол,

вырастил сына,

Тем и природе с лихвою

ответил?

Кто на земле не оставит

ни часа,

Тот и с собой не возьмет

ни мгновенья.

«Прощайтесь», – сказал батюшка. Все погасили свечи, и женщина их забрала. Чтобы забрать мою, пришлось приложить усилие, машинально я вцепилась в свечу, будто бы желая сделать ее своей опорой, за которую можно держаться.

И все же – не было тяжело. Странная легкость, та самая светлая грусть, о которой столько читала – вот она со мной. Значит – и это бывает на самом деле.

Все бывает на самом деле – Эдуард Владимирович это знал.

Всю ночь шел снег.

Земли как не бывало.

И небеса руками развели:

То ли от неба Землю оторвало,

То ль отвернулось небо

от Земли.

Батюшка закрыл лицо белой тканью.

Больше мы не увидимся? Никогда?

Еще на семинарах Эдуард Владимирович что-то говорил о своей смерти, лукаво улыбаясь, и непонятно было – шутит он или нет. Что именно – точно не помню, наверное, о том, что ее нет и не стоит бояться.

Когда писала этот текст, опечаталась – вместо Владимирович написала Вдалимирович.

Может быть, он действительно там – в каком-то из дальних миров…

Прощайте, мастер. Мне будет вас не хватать. Или все же до свидания?

Увидимся в детстве

Что, старость – не радость?

А может быть, радость

Над темным бессильем ума?

И что нам до мира?

Кому он не в тягость?

Кому не тюрьма и сума?

Не плачьте, поверьте,

не жизнь пролетела –

С березы сорвался листок.

Ослабли глазами?

Стекло запотело

У ваших очков, старичок.

Не надо, не надо, забудьте,

не надо

Осеннюю даль ворошить.

Увидимся в детстве,

у детского сада,

Где мы разлучились любить.