Мы устали от памятников мертвым

Лимонов на фоне Лимонова. Фото Александра Герасимова

Русские писатели всегда умели не только писать. Еще они умели попадать в тюрьму. Поэтому между русским писателем и тюрьмой сложились близкие и почти интимные отношения. Почти такие же, как между русским писателем и пишущей машинкой. Русские писатели тяжело отвыкают от пишущих машинок и не спешат работать на компьютере. Почти так же тяжело русским писателям отказаться и от привычки попадать в тюрьму.

Лимонову – 60. Лимонов под следствием в тюрьме накануне вынесения приговора. В общем, хотим мы того или нет, но это самый громкий и самый печальный писательский юбилей за последнее время.

Лимонова, естественно, жалко. Как жалко каждого находящегося в тюрьме человека, который совсем не хочет быть в тюрьме и чья дальнейшая судьба под вопросом. Лимонов – один из лучших современных русских писателей. Влияние Лимонова на современный русский язык и современную культуру по всему ее диапазону – от литературы до рок-музыки – действительно большое. Лимонова совсем не хочется видеть в тюрьме.

С другой стороны, ситуация Лимонова, как это ни кощунственно, довольно закономерна для русской литературы рубежа смены тысячелетий. После 1991 года русская литература растерялась. Такой же растерянной она остается и сейчас. Писатель уже не мог влиять на читателя через все привычные структуры. Не мог через толстый журнал. Не мог через «Голос Америки». Писателю надо было становиться Борисом Акуниным или Александрой Марининой – или переходить к прямому действию. Лимонов выбрал прямое действие.

Прямое действие выбрал не только Лимонов. Другие писатели тоже покинули территорию литературы, уже превратившуюся в заброшенный сельский погост, и направились в разные стороны. Некоторые в порнографию. Некоторые в православие. Кто-то к наркотикам. Уходили и в бизнес, и в интернет. Все достаточно быстро заблудились. В политику писатели пойти не рискнули. Лимонов рискнул.

Я меньше всего хочу идеализировать или героизировать Лимонова. Честно говоря, мне его путь представляется тупиковым. Слишком большой разрыв между Лимоновым, автором «Это я – Эдичка», и Лимоновым, редактором газеты «Лимонка». С трудом представляешь гипотетический разговор между ними. На сегодняшний день «Это я – Эдичка» – книга скорее романтичная и почти нежная, чем вызывающая у читателя шок. И, если честно, высокую литературную традицию «русский писатель и тюрьма» Лимонов нарушил. Русские писатели от Радищева до Синявского всегда попадали в тюрьму за мнимую или настоящую угрозу для власти слева. Лимонов, оказавшись в тюрьме за мнимую или реальную угрозу справа, эту традицию нарушает и, как мне представляется, закрывает, превращая ее уже в откровенный фарс.

Лимонов не хочет называть себя писателем. Лимонов считает себя политическим радикалом и тем самым окончательно дезориентировал общественность, которая тоже не знает, как ей к Лимонову относиться. Общественность писателя-радикала боится. Ей хочется видеть писателя совсем другим. По крайней мере не радикалом. Скучным. Вялым. Слегка туповатым. Непременно гуманистом. Говорящим милые глупости. Рассказывающим антисоветские анекдоты времен Брежнева или даже Хрущева. Без всяких радикальных жестов по отношению к власти. Пусть он будет автором откровенно слабой прозы; это ему можно простить. Это не страшно. Главное, чтобы не радикал.

Общественность тоже можно понять. Русские писатели уже ее перекормили революционным романтизмом и революционным пафосом. У нее уже был и Горький, и Чернышевский, и даже Че Гевара. Общественность устала и хочет спокойно полежать на диване после обеда с книжкой Бориса Акунина.

В любом случае памятники писателям в Москве продолжают ставить. Мертвым писателям. Москва уже устала от памятников мертвым писателям. Вполне возможно, в Москве необходим памятник живому писателю. Тому же Лимонову. Например: «Лимонов, выносящий парашу». Или: «Лимонов на прогулке во внутреннем дворике тюрьмы». Это будет вполне достойный подарок Лимонову от москвичей к юбилею.