Андрей Мартынов Николай Болдырев. Жертвоприношение Андрея Тарковского. - М.: Вагриус, 2004, 527 с.
Исследователь подробно реконструирует жизнь и творческую эволюцию одного из крупнейших кинорежиссеров ХХ века. Болдырев рассматривает обширный корпус мемуаров и исследований, воссоздающих в том числе как малоизученные, так и скандальные факты биографии. Автор пишет о полемике между Андреем Тарковским и Александром Солженицыным по поводу исторической достоверности "Андрея Рублева". Стремясь к объективности, Болдырев дает максимальное число точек зрения на обвинение режиссера в "утаивании" соавторства со стороны Ольги Сурковой. Разбираются и чрезвычайно непростые отношения Тарковского с советским кинематографом, причины которых нередко коренились в стремлении режиссера к эпатажу, резкости (но и отходчивости). Так, например, в качестве режиссерской экспликации фильма "Сталкер" Тарковский подал листок с четверостишием из "Интернационала".
Говоря о "культурных" истоках, реминисценциях и параллелях в фильмах и театральных работах, Болдырев пишет не только о кино, но и о радиопьесе по рассказу Уильяма Фолкнера "Полный поворот кругом", о московском "Гамлете" и лондонском "Борисе Годунове". В фильмах и постановках происходит "судеб скрещенья": философии кино Андрея Тарковского с философией Альберта Швейцера ("Солярис"), Серена Киркегора ("Ностальгия") и Эдмунда Гуссерля (общий стиль съемок). Впрочем, Болдырев не ограничивается академической философией. Он удачно сравнивает кинематограф Тарковского с прозой Клейста, Гофмана, Новалиса, живописью Брейгеля, музыкой Баха и многих других художников-мыслителей. И это не постмодернистские игры режиссера или же исследователя. Через них Болдырев реконструирует внутренний мир, мир сложных духовных исканий Тарковского.
Отдельно Болдырев рассматривает религиозные истоки творчества Тарковского. На первый взгляд доэмигрантский период не дает повода говорить об особой религиозности режиссера, о чем пишет и сам автор. Можно сказать и о не совсем удачном первоначальном названии фильма "Андрей Рублев" - "Страсти по Андрею". Ведь Андрей был канонизирован на следующий год после смерти режиссера. Да и само слово "страсти" подразумевают мучения во славу Господа. Такого чина святости Андрей не явил. Он канонизирован (как преподобный отец) за свое творчество - боговдохновенность икон.
Тем не менее мощный духовный поиск, выходящий за границы конфессий и религий, c целью их синтеза Андрей Тарковский дал. И не только в кино, но и своих дневниках, многое объясняющих в его творчестве. Можно согласиться с Болдыревым в том, что "Тарковский осмелился на свой страх и риск создать религиозный кинематограф".
Думается, что о всех спорах, противоречиях и ошибках творчества Андрея Тарковского лучше всего сказал другой режиссер - Кшиштоф Занусси: "Андрей совершил в кино такое, что кажется невозможным, - в механической кинофотографии он запечатлел облик Духа".
