Андрей Мадисон. Поэтика и политика. - СПб: ГИЦ "Новое культурное пространство"; Библиотека Трамп, 2004, 192 с.
Андрей Мадисон, Евгений Миленький. Отражение. - СПб: ГИЦ "Новое культурное пространство". 2004, 512 с.
Сборник "Поэтика и политика" целиком составлен из текстов, которые явно ни к чему, кроме политической публицистики, не отнести. Второй, "Отражение", - сложнее. Сюда кроме замечаний по поводу разного рода политических и культурных фактов вместились переводы из "Введения в гитарное ремесло" Роберта Фриппа - создателя и лидера рок-группы "Кинг Кримсон" - и комментарии к ним, избранные письма автора к разным адресатам лет этак за 30 (с середины 70-х), стихи, проза, куски из программ, которые автор вел на русскоязычном Эстонском радио в первой половине 90-х и, наконец, разрозненные мысли. Частью это публиковалось в разных бумажных и электронных изданиях, частью не публиковалось нигде.
Соавтор, Евгений Миленький, сопровождает текст фотографиями - не иллюстрируя и не комментируя слов Мадисона, они образуют собственный повествовательный пласт.
Однако оба сборника - столь же мало политика, сколь и поэтика, хотя в первом из них речь, казалось бы, идет исключительно о политических процессах и событиях, о "поэтике" же - лишь в той мере, в какой она оказывается очередной областью проекции политических смыслов. Это - чистой воды этика. Во всех этих текстах, чего бы они ни касались, речь идет о корнях, о глубоких пружинах человеческого существования. "Отражение" - вполне себе жанр, и не столько текста, сколько жизни вообще. Тип позиции по отношению к миру.
Вообще нет ничего безнадежнее, чем пытаться отождествить Андрея Мадисона с какой-либо из мыслимых позиций.
Самое поверхностное, что о нем можно сказать, - это назвать его левым политическим публицистом. А еще (тоже дает основания!) - "индивидуалистом", "коллективистом", "эгалитаристом" или, например, "воинствующим атеистом". Более того, попадаются такие места, где на язык читателя, к собственному его изумлению, так и наворачивается: неужели "государственник"? (Яростно осуждает и зло высмеивает подчинение России Западу вообще и Америке в частности.)
Неужели - о господи - русский националист?! (Очень резко, притом явно свысока, судит о постсоветской Эстонии в связи с ее отношением к русским.) От Мадисона достается всем: и националистам и космополитам, и индивидуалистам и коллективистам, и верующим и атеистам, и традиционалистам и прогрессистам. Как сказал он сам, не стоит путать противоречия с непоследовательностью. Впрочем, особенных противоречий здесь тоже нет: все на самом деле вполне отчетливо сходится к одному смысловому центру.
Все, что говорится по поводу конкретных политических событий, - не что иное, как вариации на четко определенные темы. Есть вещи, которых автор категорически, безусловно не принимает. Если отвлечься от разнообразия их форм, это - обман и его оборотная сторона - самообман (даже в первую очередь, ибо без него, по Мадисону, никакой обман просто не работает); манипуляция людьми и ее оборотная сторона - несамодостаточность, отказ от личных усилий самоопределения, готовность покупаться на приманки.
Для него равно неприемлемы самообманы и догмы любых участков политического спектра - вообще все, что, будучи частью, объявляет себя целым или по крайней мере берется судить о целом с собственной колокольни. Он отказывается участвовать в любых типах политических игр: единственно потому, что это - игры, условности. Неправда и несвобода.
"У меня нет политических взглядов, - утверждает автор, - у меня есть взгляд на политику". Что бы он ни говорил о ней - он говорит, по замыслу, извне. О политике, но не с политических позиций. И по большому счету даже не в политических смыслах.
Он как бы ничего не проповедует. Как бы далек от мысли кого бы то ни было чему бы то ни было учить. Но, похоже, все сложнее.
"Я не ношу за пазухой, - пытается автор убедить себя и читателей, - ни образа врага, ни образа друга. Возможно, в мире и противостоят друг другу силы добра и зла. Не исключено, что кто-то точно знает, что такое добро, и как, стреляя из него пулями (цветами), попадать в зло. Мне же чужда наука дихотомии. Свет - не враг тьмы. Любовь не врачует ненависть┘"
Вот только пишут ли с такими чувствами политические статьи, да еще категоричные и беспощадные? А Мадисон пишет, причем именно такие.
Он очень жесток, иной раз - до огрубления, даже просто до грубости. До чуть-ли-не-прямых оскорблений в адрес распространителей соответствующих самообманов: на носителей немилых ему форм отношения к жизни Мадисон обрушивается с яростью библейского пророка.
Крайне сдержанный в декларациях, он не боится назвать истину по имени. "Искусство, - цитирует он Ницше, - существует для того, чтобы мы не погибли от истины". "А политика и коммерция, - продолжает далее он сам, - существуют для того, чтобы мы никогда о ней даже не задумывались. Поэтому пробиться к истине можно не через искусство, а только через политику и коммерцию".
Поэтому оказывается: говорить об истине имеет смысл как раз в связи с тем, в чем ее меньше всего. То есть - в связи с политикой.
Ради истины Мадисон беспощаден и к самой "свободе", которая, казалось бы, так и напрашивается на роль его главной ценности. Он обрушивается на нее - как на любой фетиш, не опасаясь ни перегибов, ни преувеличений, ни даже искажений - так ей и надо, этой "свободе", за то, что столько раз была орудием такого несметного количества губительных самообманов, - чтобы не попасться очередной раз на этот крючок, все средства хороши.
"Атеизм┘ вычитая "Бога" ┘все равно оставляет свободу, которая есть чисто религиозный продукт, а потому существует единственно из-за привязки-оглядки на религию". В устах Мадисона это - жесткое осуждение, едва ли не ругательство. Религия для него - один из постыднейших (само)обманов, безотносительно к вопросу, "есть ли Бог", который он не рассматривает вообще и не находит пригодным для рассмотрения. "Оставить наконец свободу религии, и она отвалится вместе с нею (и вместе с атеизмом)".
Нет, это все-таки проповедь - причем ни больше ни меньше, как о предназначении человека (!). Каждую из обличаемых им форм лжи, фальши, самообмана Мадисон обличает не за то, что это - занятие "не той" политической позиции, но исключительно за ложь, фальшь и самообман. То есть отказ от того, что единственно достойно человека: самоопределение и личное усилие.
Его идеал - человек без догм, самостоящий и самодостаточный. Надежд на осуществление такой идеал имеет не больше всякого другого, и автор отличается от идеалистов, догматиков и утопистов хотя бы уже тем, что отдает себе в этом полный отчет. И тем не менее.
┘А жанр, к которому можно отнести сборники текстов Мадисона, все-таки есть. Это - книги бытия.