Андрей Скобарь ШЛЯГЕР ЗАЦЕПИНСКОЙ СВАРКИ
Александр Зацепин. Есть только миг. - М.: ОЛМА-Пресс, 2003, 191 с.
Еще один замечательный композитор, издав мемуары, вышел из тени. Наверняка многие, увидев книжку, подумают: "А кто такой Зацепин?" Автор даже гениальных мелодий всегда прячется за спинами режиссеров и эстрадных исполнителей. Разумеется, "свои люди" знают, но народ "Песенку про зайцев" связывает исключительно с Юрием Никулиным, "Есть только миг" - с Олегом Далем, а "До свиданья, лето" - с Аллой Пугачевой (подлинную славу которой, по чести сказать, принесла именно работа с Зацепиным). Хорошо, что теперь про то, как создавались бессмертные шлягеры, и о самом композиторе можно узнать из первых уст. И ведь надо было всего лишь побеседовать с приятелем Юрием Рогозиным "под диктофон".
В книжке нет даже намека на "свое место в истории", никакого нимбостроительства (в мемуарах ведь обычно без этого не обходится). Для Зацепина сочинение музыки - любимая работа, трудоотдых. Если бы жена не оттаскивала от рояля, так бы в поисках новой мелодии часами и перебирал бы гармонические лады. В остальных случаях заставить композитора пойти на уступки редко кто мог. Леонид Гайдай, например, долго не принимал "Где-то на белом свете" к "Кавказской пленнице". Не нравилась песня. А Зацепину нравилась - до готовности прервать многолетнее сотрудничество со своим лучшим работодателем. Настоял-таки на своем. А потом Гайдай услышал, что поддатый народ на улице песню заводит (высший критерий для любившего выпить режиссера), и вину свою признал.
Захотел Зацепин поехать еще в советское время во Францию поработать-пожить - поехал. Да, были проблемы: на Родине стал чужим, исключили из Союза композиторов; в Париже - приходилось ночами в кафе ради прожиточного минимума играть на аккордеоне, в съемной квартирке самому сваривать трубы в ванной... Но жил, как хотел, и, когда захотел, вернулся. А те, кто любит песни Зацепина, наверное, полюбят их еще больше, когда узнают, что маэстро и яблоками торговал, и машины перегонял из Европы, и первый свой дом на окраине Москвы строил своими руками. Впрочем, и "Стейнвей", и мастерок не зря называются одинаково - инструментом.
Игорь Андреев. Алексей Михайлович. - М.: Молодая Гвардия, 2003, 638 с. (ЖЗЛ)
Алексей Михайлович, второй Романов, и находился всегда на вторых ролях в популярной историографии. Для большинства любителей истории (а профессионалов в ней не бывает) он - отец Петра Великого, "Тишайший". Любил посмотреть бои людей с медведями, но сам в кровожадности замечен не был: благочестивый, набожный, кошек очень любил. Одним словом, царь из русской сказки. Но для Андреева образ Алексея Михайловича полон живых аллюзий на современную Россию.
Эпоха "укрепления порядка", замирения издерганного Смутой народа дает историку немало поводов для исторического оптимизма. А именно то, что жизненное кредо Алексея Михайловича - "нравственное чувство" первично по отношению к "критическому разуму" - может работать в России. Покаяние со слезами перед разъяренной толпой обеспечило юному государю кредит доверия на долгие годы. Правда, хороший пример так и остался примером. А в качестве универсального приема воздействия на электорат закрепилась добрая, участливая улыбка. Без слов.
Дарья Гармоненко