Прародительница

Джейн Остен. Леди Сьюзен; Уотсоны; Сэндитон. М.: Текст, 2002, 299с.

Затея издательства "Текст" - издание серии второстепенных текстов великих авторов - казалась затеей совершенно академической: маловероятно, чтобы литературные эксперименты и брошенные на половине сюжета романы заинтересовали кого-нибудь, кроме специалистов-литературоведов. Но вышло несколько иначе - во всяком случае, сборник прозы Джейн Остен "Леди Сьюзен", составленный из одного романа в письмах и двух неоконченных романов, имеет самое прямое отношение к проблемам массовой литературы.

Сама Джейн Остен утверждала, что пишет просто картины "семейной жизни в деревне"; современники - в отличие от далеких потомков - относились к ее прозе свысока; характер ее популярности замечательно демонстрирует ехидный Джон Фаулз - "Женщина французского лейтенанта" начинается сценой, где героиня, банальная викторианская барышня, показывает герою "те самые ступени, с которых упала Луиза Масгроув". Одним словом, Джейн Остен, по всей видимости, писала дамские романы.

Но тогда трудно понять, почему в ХХ веке ее стали считать величайшей английской писательницей; да и феномен массовой популярности романов без единого трупа, привидения или мало-мальски порядочной любовной сцены нуждается в объяснении.

Эта же книга немного помогает читателю разобраться.

Кроме очень серьезной вводной статьи Екатерины Гениевой, в этом издании имеется еще и эссе Мартина Эмиса, на первый взгляд довольно странное для столь серьезного жанра: в нем с неподражаемой англосаксонской иронией анализируется поведение героев Джейн Остен, сюжетные конструкции ее самых известных романов и отдельные их эпизоды применительно к стандартам современного кинематографа. Правда, иногда Эмис сопоставляет тексты Остен и с реально существующими экранизациями, нам неизвестными, но это большого значения не имеет: главное здесь - подход: "Похоже, что Джейн Остен будет сейчас погорячее Квентина Тарантино... О "Гордости и предубеждении" уже позаботилось Би-би-си, истратив девять с половиной миллионов долларов на шесть частей сериала, который воскресными вечерами опустошал улицы Англии". Но ирония иронией, а читателю неплохо бы составить и собственное мнение, тем более что и тексты основных романов Остен нам неизвестны, как англичанам, наизусть. Вот как раз для этого и есть смысл почитать именно неоконченные романы.

Все же Джейн Остен, очевидно, мастерски строила сюжет: читатель "Гордости и предубеждения" или "Чувства и чувствительности", вместе с героями стремясь к финалу, не обращает внимания на то, какими средствами его заставляют это делать. Читая же "Уотсонов", где заранее известно, что никакого финала не будет, он может позволить себе роскошь полюбоваться отдельными деталями, репликами, антуражем - и с изумлением обнаружит, что в ключевой для всякого дамского романа сцене сборов на бал не упомянут не только фасон, но даже цвет платья героини, не говоря уж о том, что неизвестно, блондинка она или брюнетка. Зато при таком способе чтения упомянутый читатель никогда не пропустит удивительное - сделанное чуть ли не за сто лет до импрессионистов - наблюдение: "Сходство может быть основано на одном только общем впечатлении, при этом цвет лица и даже черты его могут существенно различаться". В такой ситуации совершенно иначе воспринимаются даже сатирические сцены. Сам Диккенс, мастер социальной карикатуры, никогда бы не позволил себе, изображая разговор брата с сестрой в приличном семействе, так прямо воспроизвести реплику: "Что ж ни одна из вас никак не может выйти замуж? Ну ничего, съездишь, как все твои сестрицы, в Кройдон, глядишь, там что-нибудь у тебя и выгорит". Немыслимая для викторианского романа грубость - а у Остен вроде бы так и надо, да ведь на самом деле тон домашнего общения именно таким и был, и таким он и остается двести лет спустя.

Вообще сравнение с Диккенсом возникает при чтении романов Остен постоянно - и, удивительное дело, именно он, со своими вечными красными бантами на белых платьях, с прелестными брюнетками в длинных локонах, с подробными перечнями продуктов с указанием цен в пенни и шиллингах, начинает казаться дамским чтивом рядом с точными, лаконичными описаниями Остен; возвышенный романтизм его героинь - напыщенным и неубедительным по сравнению со спокойной меркантильностью ее барышень ("...однако же замужество необходимо нам всем...", "Думаю, что мужчин, способных внушить уж очень сильную неприязнь, в действительности не так и много...", "Он, кажется, довольно богат?"). Что ж, ведь на самом-то деле именно так и устроена жизнь, будь то во времена Джейн Остен, Чарлза Диккенса или Улицкой Людмилы Евгеньевны. А обаяние настоящего, ненадрывного, серьезного натурализма способен, видимо, воспринять каждый. На самом деле читатели и читательницы романов любят именно хорошую психологическую прозу; просто они об этом не догадываются.