Ценова В.С. Числовые тайны музыки Софии Губайдулиной: Монографическое исследование. - М.: Московская гос. консерватория имени П.И. Чайковского, 2000, 200 с., нот.
СВЯЗЬ музыки с математикой - одна из древнейших. В самом широком смысле можно сказать, что весь мир - это музыка, потому что музыка - это математика. На подчиненность музыкальных структур математическим законам люди обратили внимание не одно тысячелетие назад. Профессиональные музыканты первых веков нашей эры, получавшие образование по "квадривию", четверке "высоких" математических наук, в число которых входила и музыка, были очень хорошо знакомы и с математикой, и с геометрией, и с астрономией, изучая труды Никомаха, Евклида и в чуть более позднее время Боэция. (Последнее имя в этом ряду наводит нас на мысль о глубинных связях не только между математикой и музыкой, но и о связи двух последних с богословием.)
В течение практически всего средневековья музыканты пользовались числовыми закономерностями, в том числе знаменитыми "числами Фибоначчи", для придания своим произведениям геометрической стройности. Интересно то, что периодом наибольшей удаленности от "научно-художественных" установок музыкального искусства стала как раз Венская классика. Не случайно в трагедии Пушкина "Моцарт и Сальери" четко выражено негативное отношение к позиции Сальери, который "поверил алгеброй гармонию", будучи, как выясняется, хранителем древних традиций и знаний, в отличие от венского классика Моцарта.
Двадцатый век снова заставил композиторов обратиться к математике. Уже Стравинский и Скрябин снова стали экспериментировать с "числами Фибоначчи" и пытаться выстроить художественную форму в соответствии с пропорциями так называемого золотого сечения. В 60-е годы на сцену истории музыки вышли такие композиторы, как Эдисон Денисов, в буквальном смысле пришедший в музыку из математики, и София Губайдулина, которые "научно доказали" неправоту негативистского отношения Пушкина к музыке, проверенной законами математики и астрономии.
С начала восьмидесятых годов прошлого века и по сей день София Губайдулина называет все свои произведения "аналитическими этюдами", экспериментируя с цветом, звуком и ритмом. На ритм Губайдулина всегда обращала особое внимание, как, впрочем, почти все композиторы XX века, и не только академисты. Однако ритм в понимании Губайдулиной, лучше даже сказать, в мироощущении, - это совсем другое и гораздо более широкое понятие, чем в джазе или в роке и во всей афро-американской современной музыкальной культуре. Более того, Софии Губайдулиной принадлежит собственная концепция истории мировой музыки, с присущим ей строго научным подходом выраженная в трех таблицах, которые к тому же представляют собой кольцо. Эту концепцию автор данной монографии Валерия Ценова называет "Три дерева Губайдулиной". Здесь сразу хочется обратить внимание читателя на общность использования лексико-семантического варианта слова "дерево" в концепции Губайдулиной и в компьютерном программировании. Три основные составляющие музыкальной ткани (гармония, мелодия, ритм) уподоблены композитором трем основным составляющим дерева (листья, ствол, корни). И если до XVII века корнем является мелодия, а ритм только стволом, то в музыке XVII-XIX веков корнем становится уже гармония, стволом - мелодия, а ритм смещается в область листьев. Музыкальное дерево XX века выглядит так: листья - мелодия, ствол - гармония, корень - ритм. Само собой разумеется, что к эстрадной музыке это не относится ни в коей мере, поскольку ее основой, как и пятьсот лет назад, по-прежнему является песня со всеми вытекающими отсюда соотношениями листьев, корня и ствола. Однако, учитывая, что концепция Губайдулиной - это кольцо, а передовая современная поп-музыка давно уже использует чуть ли не более серьезные технические средства и математические расчеты, чем музыка академическая, да и разница между отдельными произведениями, условно относимыми к "поп-культуре", и произведениями, не менее условно относимыми к современной элитарно-академической музыке, исчезает на глазах, можно сделать вывод, что XXI век - это уже новая эпоха, по сравнению с веком минувшим. И в соответствии с кольцевой концепцией Губайдулиной, первый круг благополучно пройден. Хотя, конечно, мелодия, гармония и ритм претерпели такие колоссальные изменения, что, несмотря на возврат к средневековому соотношению этих элементов, сумма выглядит уже совсем иначе, ибо под X, Y и Z, подставленными в старое уравнение, скрываются уже качественно иные величины.
Огромный вклад в изменение, а точнее, в обновление (тоже почти компьютерный термин) понятия ритма как такового внесла и София Губайдулина. Новизна ее ритмической концепции состоит прежде всего в том, "┘что она выдвигает на первый план важнейшую проблему самого коренного свойства музыки - времени как такового. В каждом из своих произведений последнего десятилетия Губайдулина создает "индивидуальный ритмический проект" (ИРП), хотя и типологически единый".
Безусловно, числовые аспекты творчества великого композитора наших дней не являются единственной и основной составляющей ее творческой индивидуальности. Сама София Губайдулина говорит об этом так: "┘обязательно должна быть структура, обязательно должна быть сильная, волевая формальная работа при ужасающем, беспощадном душевном переживании".
Автор книги пытается расшифровать эту мысль: "┘ числовые структуры, в конечном счете, предельно экспрессивны, только экспрессия эта не непосредственно чувственная, а скрытая. Возникает аналогия с архитектурным строением старинных соборов. Нередко в их основу был положен крест, и на нем покоилось все здание. Этот крест метафизически освящал храм, но не был виден; ощутить и пережить его можно было только духовно".
Софии Губайдулиной удается "поверить гармонию алгеброй", и здесь, в который раз, происходит обыкновенное чудо. Выясняется, что чувство - это всего лишь число, но и число иногда может быть чувством, потому что мир един. &
Книга предоставлена для рецензии московским магазином "Летний Сад".