Нэт Шапиро, Нэт Хентофф. Послушай, что я тебе расскажу. Джазмены об истории джаза. - М.: Синкопа, 2000.
Книга "Hear Me Talkin" To Ya" впервые увидела свет по меркам уходящего столетия очень давно - 45 лет назад. Ровно половина всей истории джаза. И тем не менее своего значения она не утратила и по сей день. На самом деле в оригинале точнее: "История джаза, рассказанная музыкантами". В основном это действительно живые устные рассказы, в некоторых случаях - письменные свидетельства, или записи, как, например, якобы воспоминания Джелли Ролл Мортона, которые он наговаривал известному фольклористу Джону Ломаксу для Библиотеки конгресса США.
Изначальное достоинство книги в том, что Шапиро и Хентофф спрашивали тех, кого надо. И грамотно систематизировали то, что узнавали. Составители в целом смогли отделить зерна от плевел, в частности, уловить то, что относится собственно к музыке как искусству, а что - к его "событийной" составляющей. Что нелегко, когда имеешь дело с артистами: по признанию Шапиро-Хентоффа, "искренность и тщеславие, сердечность и предвзятость, горечь и ностальгия, осуществление мечты и крушение надежд" неизбежно сопутствуют друг другу.
Хотя с тех пор вышло немало литературы подобного жанра (вот, на мой взгляд, лучшие из них: "David Meltzer Reading Jazz" 1993 и два тома чешского автора-составителя Lubomir Doruzka "Tvar jazzu" и "Tvar moderniho jazzu"1970), даже сегодня сам факт выхода у нас книги "Послушай, что я тебе расскажу" невозможно переоценить. Ведь кроме всего прочего это всего лишь вторая книга о джазе зарубежного автора, к переводу которой лично у меня нет серьезных претензий. Но вторая эта книга лишь формально: "Джаз. Генезис. Музыкальный язык. Эстетика" Уинтропа Сарджента - исследование, выпущенное издательством "Музыка" в 1987 году - по-английски была опубликована в 1938-м! Что с того, что перевод был выполнен с третьего издания 1975 года - сам автор не скрывал своей позиции: "Примерно в середине 60-х годов джаз остановился в своем развитии┘" В общем, по большому счету перевод этого в свое время основополагающего труда опоздал ровно на полвека! Жаль добротных комментариев Валерия Озерова.
Но на этот раз нам, кажется, повезло. Нет-нет, это "кажется" относится не к переводу, выполненному еще во времена самиздата легендарным воронежским энтузиастом Юрием Верменичем.
Дело в самой книге. Составители - Шапиро и Хентофф - сами отдавали себе отчет в том, что "не все периоды истории джаза освещены здесь достаточно полно" (перевод мой - Д.У.; это как раз тот редкий случай, где Ю.Верменич мог бы быть точнее). Во-вторых, не будем забывать, что перевод сделан с оригинала 1955 года! Ровно половины джазовой истории в книге не может быть по определению, к тому же изменились и всеобщие представления о том, что уже во времена Шапиро и Хентоффа составляло историю.
Буквально через год после "Послушай, что я тебе расскажу" вышла "Книга о джазе" автора "Энциклопедии джаза" Леонарда Фэзера, в которой убедительно доказывалось, что приоритет Нового Орлеана как центра "становления джаза" - это не более чем миф, созданный в конце 30-х во время так называемого Revival. Кстати, дальнейшая история это убедительно доказала: кто бывал в тех местах, знает, что настоящего джаза, а не туристских Preservation Hall Band"ов там на душу населения ничуть не больше, чем где-либо еще. Такие же энтузиасты, как те, кто этот миф создавал; Шапиро и Хентофф на самом деле не очень виноваты. Более того, в конце они даже дали слово неодиксилендщику Терку Мерфи: "Настоящее наказание музыкантов Revival - это бездна фальшивого романтизма, связанного с этой музыкой". Но предостережению тромбониста Шапиро и Хентофф не придали должного значения: они принимали на веру все, что им выдавали за правду новоорлеанцы. Но если Джелли Ролл Мортон вошел бы в историю джаза, даже если бы и не выдавал желаемое за действительное, то о каком-нибудь Банке Джонсоне никто бы и не вспомнил, если бы не романтизм ретро-энтузиастов.
Даже эрудированный не меньше, чем составители книги, Юрий Верменич и то оказывается в плену легенды. Например, он переводит словечко "prof" в монологе Банка Джонсона как "профессор". Так что у нас невольно может создаться впечатление, будто бы Джонсон учился чуть ли не в университете. На самом деле professor в английском языке (особенно в Америке) - это школьный учитель и преподаватель вообще. Должность, соответствующая нашей профессорской в американских учебных заведениях (даже училищного уровня, вроде знаменитого Беркли-колледжа), называется full professor. Так же, как school - это любое учебное заведение, даже с аспирантурой.
(Из других неточностей перевода, которые меняют существо оригинала: На стр. 345 читаем "Перед одним концертом он намалевал какой-то непотребный знак и повесил его на стене". В оригинале "For a gag he wrote out a crazy sign on the back of some music and hung it on the stand". То есть: "Ради шутки он нарисовал какой-то идиотский знак на обратной стороне нотного листа и подвесил его на пюпитре". На стр. 313 получается очень смешная фраза: "Он (клуб Minton"s) был очень приятным и интимным местом". Клуб, пардон, - интимное место? Тоже, так сказать, фрейдизм. Верменич работал над своим переводом в те времена, когда по степени вожделенности клубы превосходили все другие "интимные места"! А если всерьез: не проще ли было сказать - "в клубе была приятная и интимная обстановка?" Есть и другие шероховатости, но малосущественные. Но по большому счету переводчика можно упрекнуть только в одном. В том, что в оригинале музыканты говорят более живым разговорным языком. И каждый - своим. Например, как барабанщик Джордж Веттлинг (между прочим, интеллигент, немного художник и коллекционер авангардной живописи) изображает речь гангстеров: "We would see those rods come up - and duck" (в переводе: "Как только мы видели, что вытаскивают револьверы, мы старались пригнуться пониже"). А надо бы как-нибудь "Видим, пушки достают - и сразу вниз". Согласитесь, разница есть.
"Музыка начинает нам нравиться тогда, когда мы слышим в ней эхо собственной молодости". Фэзер называет это коротко и ясно: ностальгия. Но кроме неумеренных восторгов, увы, было и намеренное искажение фактов - вспомните Юга Панасье, на полном серьезе обвинявшего падение интереса к традиционному джазу┘ интригами "модернистов" в концертных организациях (и этот параноидальный бред, напомню, был переведен и даже переиздавался). В любом случае Фэзеру - композитору и к тому же британцу по происхождению (способному взглянуть на все со стороны) я доверяю больше, чем публицистам.
Далее. С сегодняшней перспективы, когда министр джаза Уинтон Марсалис одну за другой пишет симфоджазовые вещи и параллельно играет чуть ли не рэгтаймы, совершенно дикими кажутся выпады Стэнли Дэнса (и не только его) против "симфониста-прогрессиста" Стена Кентона. Почти все наши композиторы поколения Юрия Саульского заинтересовались джазом благодаря Кентону. И наоборот - можно легко назвать настоящих джазменов, учившихся на гениальном "City of Glass" Роберта Греттинера.
Резким выпадам против модернистов и, наоборот, преувеличенным восторгам по поводу грядущего "слияния классической музыки и джаза" есть и еще одно объяснение. С начала 50-х джаз определенно сдавал свои позиции в качестве популярной музыки. Когда ярко-оранжевая обложка Hear Me Talkin" to Ya появилась в книжных магазинах, до головокружительного успеха Пресли оставалось еще полтора года. Но "Биллборд" уже лет пять как публиковал отдельно "чарты" джаза и ритм-энд-блюза, Фрэнк Синатра все меньше пел и все больше требовал серьезных киноролей, Билл Хэйли уже призывал Rock Around the Clock.
Традиционалисты обвиняли в падении интереса к танцевальному джазу модернистов, те, в общем, соглашались и - вслед за Модерн-джаз-квартетом - примеряли академические смокинги. Из двух-трех десятков молодых интеллектуалов 50-х сейчас сохраняют более или менее активную творческую форму трое или четверо. Но и то, что говорили они, - уже история. И за то, что мы наконец к ней приобщаемся, надо сказать спасибо не только Юрию Верменичу но и издателю Рудольфу Ясемчику и автору эмоционального предисловия к русскому изданию Алексею Козлову.