Шифровка от Петрова

ХОТЕЛОСЬ бы полагать, что в русской литературе, кроме Петрова-Бирюка и Петрова-Катаева, занимает (занял? займет?) вполне достойное место и Петров-Безо-всяких-дефисов, потому что прочтение его книги "Царский поцелуй" вызывает чувство глубокого удовлетворения во всех смыслах этого оборота. Предпринятое им, выходцем из писателей-фантастов, путешествие в Российскую империю на простейшей машине времени (Word, питание на исторических документах) оказалось весьма увлекательным. И на двадцати остановках с 1791-й по 1852-й год мы каждый раз довольно глубоко, хотя и кратко, погружаемся в интереснейший мир русских литераторов.

Как бы назвать жанр, избранный Петровым, если законы критики требуют всему давать какое-нибудь название? Анекдотическая фантастика? Пожалуй, так. Понимая под термином "анекдот" то значение, которое он имел как раз в описываемое Петровым время. Если разделить литературу на сюжетную и бессюжетную, то первая, как правило, из анекдотов, в подавляющем своем большинстве анонимных, ведущих свободное эфирное существование, и произрастает. Пушкин подарил сюжет "Ревизора" Гоголю. О" кей. А сам где его взял? Может, придумал, но скорее в воздухе поймал.

Беря анекдот, странный, порой загадочный случай в судьбе каждого из реальных героев-литераторов, Петров развивает его в интересный сюжет, обклеивает множеством сочных и ярких деталей, легко перескакивает в нереальность, потусторонность, невидимыми нитями опутывающую наш видимый мир. А кто б в этом сомневался? Особенно из людей пишущих. Особенно в конце XVIII - первой половине XIX века. Ожившие мертвецы, не ошибающиеся в предсказаниях пророки, волшебники и, наконец, исполнительные демоны из столь привычного русскому человеку бюрократического учреждения, хотя и загробного. Таким образом, каждая новелла превращается в занятную для ума игрушку, в конфетку, которую приятно перекатывать во рту до полного рассасывания. И от каждой следующей новеллы ждешь очередного фантастического сюрприза.

Неожиданный характер носят и приводимые в конце новелл цитаты из документов, как бы оправдывающие каждую придумку, тот самый "сор", откуда "растут, не ведая стыда". И которые лишний раз доказывают, что Петров никакой не фантаст, что Лермонтову на самом деле запретил однажды стрелять на дуэли в соперника его пошлый альтер-эго Леонин, что Булгарин сделался стукачом после того, как умер, а его цинично оставили в мире живых, что Баратынский стал настоящим поэтом только после мелкого воровства. Хотя, в общем-то, все грамотные русские люди в этом давно убеждены.

Но это еще не все. Автор оправданно называет свое детище романом в новеллах. Каждая из новелл вполне самостоятельна, но многие герои переходят из одной в другую, живут, взрослеют и умирают. Какой-то поэт появляется где-то на заднем плане, потом в очередной новелле внимание фокусируется на нем и он становится главным героем, потом постепенно уходит в полутьму у задника сцены. Также роман связывают разные проявления деятельности Канцелярии Сильных Мира Сего, внимательно следящей за развитием русской литературы и даже управляющей этим процессом.

Но еще больше чувств вызывает определенное ощущение того, что есть и какие-то совсем глубоко зашифрованные автором связи, которые превращают "Царский поцелуй" в книгу, которую не только интересно читать, но и интересно перечитать. Впрочем, одно из качеств совсем даже не зашифровано. Петрову в целом, а особенно в частностях удались язык эпохи, антураж, детали. И главные, и самые второстепенные персонажи удивительно живые. Нет никаких оснований не верить, что именно так они и говорили, ссорились, умничали, ели, пили и даже отправляли естественные надобности. Откуда это? Об авторском таланте речь тут, конечно, не идет, и машина времени в начале текста приплетена только ради красного словца. Любому млекопитающему понятно, что Петров находится в далеко зашедшей связи с демонами из КСМС и последующее его творчество, наверное, обнажит это со всей очевидностью.

Еще кажется, что автор зашифровал в тексте роман о Пушкине. Может быть, даже задумывал напечатать к юбилею, но опоздал. Роман об отсутствующем Пушкине - это здорово. Потому что о покойнике полагается только хорошее, а об отсутствующем можно что угодно. Дядя и отец еще не начавшего творить великого поэта понимают при помощи явившейся музы Каллиопы, что Пушкин - наше все. И умирающий, неспособный сладить при помощи христианства с собственным бесом, Гоголь понимает, что Пушкин - уже давно наше все.

А в самой середине романа вроде бы как самый вкусный кусочек шашлыка на шампуре, Петров помещает новеллу, где главным героем становится сам Александр Сергеевич. Умный, насмешливый, честолюбивый, надменный, страдающий - совершенно живой человек. Но в новелле происходит нечто странное. Вантрилок - предсказатель будущего признается Пушкину, что он посланец из светлого будущего, демократической России XXI века. (Лет тридцать назад фантаст написал бы - из коммунистической России XXI века. ) И явился спасти его от грозящей дуэли и гибели. Зачем Петров сбивается на банальный прием банальной фантастики? Или нарочно сбивается на какую-то автопародию? Отчего Пушкин, знающий цену себе и своей жизни, сначала вызывает посланца на дуэль, а затем велит гнать взашей.

Но если в новелле "Вантрилок" неудача и может быть каким-то сознательным ходом, то в новелле о Крылове "Маликульмульк" чувствуется явный провал. История в диалоге, когда один собеседник знает, что скажет сейчас другой, автобиография, рассказанная самому себе, - фи. А главное, что в "Маликульмульке", в отличие от других новелл, кроме обеда Крылова и его беседы с явившимся волшебником, ничего не происходит. Впрочем, не все же должно быть замечательно. Порою, наверное, даже надо где-то и оступиться.

Рамки статьи не позволяют пытаться дальше расшифровывать глубинные пласты и планы романа. Почему, например, "Царский поцелуй" начинается и заканчивается темой смерти? Сознательно ли Петров обошел личности таких известных литераторов того времени, как Веневитинов, Бенедиктов, Загоскин, Мицкевич? И т. д.