Анна Вербиева Борис Акунин. Коронация, или Последний из романов. - М.: Захаров, 2000, 349 с.
Злодеи похищают четырехлетнего ребенка, сына одного из великих князей, накануне коронации последнего из Романовых, и именно коронацию пытаются сорвать дерзкие похитители. В "маленьком принце", да и в самом августейшем семействе читатель легко узнает исторические лица, а заодно вспомнит и многие хорошо известные обстоятельства последней русской коронации.
Подробно описав трагедию на Ходынском поле - невыдуманную, реальную, - автор надолго отобьет у него, несчастного читателя, охоту развлекаться "мармеладным стилем" и "игрой в сыщиков". Ни милое заикание Фандорина, ни простодушие его японского слуги не радуют на фоне Ходынки никак. Да и вообще, когда речь идет "о судьбе монархии и самое российской государственности", - стыдно умирать от любопытства, и даже кто именно украл ребенка, не так уж интересно.
В самом деле, решать кроссворд, вписывая буквы настоящей кровью, - вряд ли кому-нибудь понравится. Детектив - жанр уютный, домашний. Недаром пышно расцвел в Англии, стране с культом дома, и недаром его "королева" Агата Кристи больше всего на свете любила покупать и обустраивать дома, а к писателям себя не причисляла вовсе. Тем более к писателям русского типа.
А в "Коронации" много серьезных тем, традиционных для русской литературы. Например, сопоставление понятий "слуга" и "служение". Повествование ведется от лица великокняжеского дворецкого и по совместительству - временного доктора Ватсона при Фандорине. Образ преданного дворецкого, который даже в мыслях титулует "их высочества", не говоря о величествах, не смеет влюбиться (вернее, признаться себе в этом), - образ этот бесконечно трогателен, а подробные рассказы о лакейском искусстве - просто поучительны. "Дворецкий - тот же дворянин: и корень тот же, только у нас к себе строгости больше, чем у дворянства", - говорит повествователь, называет слуг служителями, и их беспорочная верность исподволь рождает атмосферу романтического рыцарства. У Акунина картонным, пожалуй, остается только один персонаж - преступник. Но каким же он выглядит неубедительным, а вся вокруг него интрига - натянутой на фоне живых людей и исторической трагедии! Больше не скажу - иначе станет ясно, кто злодей. Впрочем, главный злодей - сам автор, потому что "akunin" по-японски и есть "злодей", "нехороший человек".
И то: не злодей ли? Обещал развлечь изысканной и добротной беллетристикой со всевозможными придумками под благородной патиной прошлого (уже позапрошлого) века. Показал узкую пятку интриги из-под внушительной груды антикварного шелка. Как завороженные, мы следили за каждым романом, открывающим новую грань грандиозного проекта. И что мы получили? Веселая карнавальная маска "акунина" съежилась, как шагреневая кожа, и торчат из-под нее большие уши серьезного человека Григория Чхартишвили.
Или русская почва в принципе не способна родить беллетристики?
Возможно, столичная - и впрямь не способна, но безграничны просторы провинций. И неисчерпаемы запасы простодушных красивостей и наивной веры в справедливость, одним словом, той самой глубокой и нерушимой уютности, в которой только и может жить настоящий детектив.
В "провинцiальномъ" детективе "акунин" нас больше не пугает, а с чистой совестью отдается приятностям трогательного стиля. Трупы, конечно, есть. И даже с отрезанными головами. Но они вполне условны, картонны, так что не страшно. Ничего общего с большой и грязной политикой, а единственный прожженный интриган - и тот наехал из столицы, да и укатил, и скатертью дорожка. Здесь даже можно себе позволить описания природы и небольшой экскурс в историю губернии. Волжские просторы, цикадный хор, яблоки "сметанной" породы, брудастые щенки, неспешные речи, пышные эпитеты - благодать┘ Достоевщину сменяет лесковщина, и стилизация снова становится виртуозной.
Только в благословенной провинции губернатор может позвать митрополита для поучительных бесед на тему о том, "как нам обустроить Россию", а губернский летописец - подробно изложить оные беседы в особой вставной главке и озаглавить параграфами: "О чиновничьем сребролюбии", "О законопослушании", "О достоинстве граждан". Только в прекрасной, далекой провинции, на берегу прекрасной и могучей Реки, такой далекой┘ что даже и неизвестно где, губернатор может последовать простым и правильным советам преосвященного владыки и даже кое-что улучшить на вверенной ему территории┘ И если есть в моих словах доля иронии, то это профессиональная болезнь: ни один столичный рецензент без нее нынче никуда. А если и есть толика иронии в романе "Пелагия и белый бульдог", то, ручаюсь, меньше, чем в моих словах о нем.
Образ самой Пелагии пока еще прорисован не четко, что вполне нормально для начинающегося сериала. Молодая рыжая монашка, из дворян, с интересным прошлым, вяжет пояски для сестер и, конечно, не ввязывается сама в темные истории. Послушание - разобраться в творимых безобразиях - ей дает тот самый митрополит, ее духовник владыко Митрофаний, сохранивший отношения со своей (тоже дворянской) родней.
Монашеская тема - благодатная, но и зыбкая для современного автора, который в отличие от Лескова воспитывался вне церкви и за спиной имеет два поколения атеистов. Ну не поют катавасию на литургии (а только на утрене), а на утрене не освящают плодов (только после литургии). Не совмещают, тем более в архиерейском храме и на большой праздник, утреню с литургией. И не позволяет монашеский устав есть ветчину в Преображение (а только рыбу, полный отказ от мясной пищи - один из монашеских обетов). Не имеет монахиня права благословлять (а только игуменья). И нет в святцах имени "Митрофаний" (а только Митрофанъ). И само регулярное переодевание монашки в светское платье с открытыми плечами, да еще с благословения духовника, можно еще как-то себе представить в католичестве, но никак не в православии┘ Увы, читатель и не заметит, как неловко Акунин переодел патера Брауна в православную рясу: для большинства из нас, как и для автора, православие сегодня - фактура более экзотическая, чем тонкости японского этикета или разведения породных собак.
Впрочем, и у Конан Дойла есть ошибки и натяжки, что нисколько не умаляет его прелести. Так что можно спокойно разжечь камин, подоткнуть ноги пледом и предаться самому уютному на свете занятию - чтению детектива.
