Любовь к муравьям

ПРЕДСТАВЬТЕ себе зоолога, на которого из чахлого подмосковного болотца выползает диплодок. С одной стороны, неуютно как-то: диплодок - животное туповатое и подслеповатое, при его-то массе. А ну как наступит? С другой - все же сенсация! Реликт!

Советская фантастика претерпела ту же закономерную эволюцию, что и столь любимый юными натуралистами мир рептилий - от юрких неспециализированных романов Алексея Толстого, в которых содержатся все впоследствии обособившиеся поджанры (романтическая, боевая, космически-оперная, научно-техническая, авантюрная и проч. фантастика), до чудовищных неповоротливых монстров Александра Казанцева, которые, казалось, благополучно вымерли в эпоху экономического похолодания и замерзания любимых болот. Оказывается, нет, не вымерли┘ Разве что слегка мутировали.

От романа Никитина веет ностальгическим духом "прикладной" воспитательной, просветительской фантастики 60-х. Да он и сам простодушно признается в своем послесловии, что, мол, "работать над этим романом начал задолго до того, как стал писателем". Потому что возжаждал, испытывая неистребимый и трогательный интерес к муравьям и прочим мелким существам "мегамира" (непонятно, почему "мега", а не "микро", но зато красиво), бороться с "дремучим невежеством" "Приключений Карика и Вали" Ларри и "В стране дремучих трав" Брагина.

Ну и сразился. Победно.

Итак, некоего Евлампия Енисеева, мирмеколога (напомню, это "ученый по муравьям"), приглашают поучаствовать в грандиозном секретном эксперименте - на испытательном полигоне не вышли на связь первопроходцы, уменьшенные до размеров муравьев. Понятное дело, что разобраться в происходящем (первопроходцы храбры и тренированы, но абсолютно ничего не смыслят в энтомологии, похоже, даже того же Ларри не читали) может только доктор наук. Он и разбирается, попутно, как это всегда бывает в подобных опусах, выдавая обильную информацию из 3-го тома семитомной "Жизни животных" и прочей популярной литературы.

За Фабра, Халифмана и академика Гилярова я не беспокоюсь - они худого не скажут. Но общая естественно-научная картина мира у борца с невежеством все же получается какая-то смутная. Единственное, с чем у Никитина в порядке, - так это с поверхностным натяжением. Очень уж он переживает - не так, мол, у Ларри с поверхностным натяжением. И правда, муравей в капле воды не утонет. Во всяком случае, сразу. Зато, разобравшись с молекулярным сцеплением, автор слегка поправил основополагающие законы Ньютона, перепутав гравитацию с инерцией:

"Машина рванулась, как снаряд из орудия. Енисеев сжался в комок. Хоть на заднем сиденье, но при такой скорости это же в лепешку┘ Страшная неумолимая сила гравитации сплющит и машину и тела┘"

Но Никитин ведь и не за физическую картину мира сражается с Яном Ларри. Его конек - мегамир. Тот самый, который изображен на обложке в виде майского жука с оскаленной зубастой пастью.

"В бок кольнуло, словно куснул комар. Енисеев инстинктивно хлопнул ладонью┘

- Микробы, - прокомментировал Дмитрий. - Конечно, антибиотиками нас напихали под завязку, но вы все равно лупите. Я в дедовские методы верю больше".

С поверхностным натяжением Никитин, как нынче говорят, разобрался. А вот микроб он и есть микроб. Даже для муравья. И в бок, подобно комару, не кусает. Физически не может. Невольно вспоминается персонаж записных книжек Ильфа, представлявший себе микроба в виде большой собаки. Впрочем, дальше Никитин еще раз удивит просвещенного читателя, походя упомянув каких-то загадочных клещей, которые "меньше фильтрующихся вирусов".

Но уж воистину эпических масштабов достигают картины мегамира, когда автор привлекает анатомию, гистологию и клеточную теорию:

"Печень разбухла так, что подперла сердце, уткнулась в ребра┘"

"Хлоропласты, творя фотосинтез, передвигаются по кругу, как заключенные на прогулке".

"Клетки пульсировали, как расширяющиеся и схлопывающиеся вселенные, а темные островки цитоплазм, закутанные в силовые поля микроэнергий, хаотично двигались из стороны в сторону, отыскивая слабые места в клеточных мембранах".

Тех, кто попытается расшифровать последний загадочный абзац - что сие значит? - хочу успокоить. Это НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ. Никакого отношения к клеточной структуре растительной ткани эта картина не имеет. Усомнившихся отсылаю на кафедру цитологии и гистологии биологического факультета МГУ.

Но ни цитологи, ни энтомологи, ни даже физики не сумеют объяснить вам, что такое, скажем, "радуга, похожая на силовое поле неизвестной природы".

Тем временем сюжет плавно течет своим чередом - Енисеев кого-то спасает, вступает в контакт с муравьями, влюбляется в испытателя Сашу:

"- Не двигайся, - предупредил он. - Эта дрянь разъела ткань скафандра и теперь смеет жрать твое нежное тело┘" В таком контексте и пышная метафора "накачанная мускулатура нервов", и изящный пассаж о том, как "Саша в два прыжка разбежалась и прыгнула", смотрятся вполне естественно.

Любите муравьев! Во-первых, они действительно лично вам ничего плохого не сделали, во-вторых, не испытывай Ю.Никитин трепетного чувства к очень меньшим нашим братьям, вы никогда бы не узнали, как чувствуют себя Адам и Ева микро - пардон! Мегамира.

"┘От Саши во все стороны пошел прежний зовущий аромат┘ Он видел ее насквозь, видел пульсирующий яйцеклад, слышал мощный зов, от которого самцы всегда теряют голову.

┘В Большом мире мало что просочится через плотную кожу, а здесь Саша слышит, как и чем пахнет его печень, его почки, легкие┘ Хотя на фиг ей сейчас запах его почек?"

Действительно - на фиг? Не в этом дело. Дело в том, что перед нами - удивительное явление природы; живехонький, вполне политкорректный советский фантазоид, одной лапой опирающийся на твердую почву научного факта, а другой - на зыбкую трясину, кишащую полями микроэнергий и кусачими микробами. С отважными героями, преодолевающими любые препятствия во всеоружии правильной методологии (если только им не мешают функционеры со зловещими фамилиями Мазохин и Климаксов). Слегка лишенный пионерского целомудрия - все-таки веяние времени┘ Роман-то писался долго. Автор "кое-что почистил, поправил┘".

Ну вот, теперь все в порядке. Все исправлено. Все на своих местах. Вот она, реликтовая фантастика, вся как на ладони, точно муха под бинокуляром. С выступающей лобной костью.