Вольная птица

- А почему не Воронеж? Я живу в городах моей любви. Вот где находится тот мужчина, который в какой-то момент связан с моей судьбой, - в том городе я и живу. Как-то часто они попадаются в Воронеже...

- Я училась в Воронежском университете, а потом училась на режиссерских курсах, это были такие телевизионные курсы. Но ни по одной специальности, которую я изучала, я потом не проработала ни одного дня.

- Вопрос непонятен. Что значит "работать"? Работать - это как? Какие у меня в трудовой книжке записи?

- Вообще-то это глава не про Пречистенку, а про Эммануила Ефимовича Лившица и его клуб такой┘ А на Пречистенке я работала бомжем. Там жил мужчина, которого я любила, он работал там дворником и учился в аспирантуре, занимался немецкой литературой и расчищал дорогу, по которой ездил на работу Лужков. Расчищал, надо сказать, до летнего состояния. А я при этом присутствовала. Нелегально.

А в моей книжке, то есть в моей трудовой книжке, есть всего одна запись. Я в течение четырех, нет, в течение восьми дней работала контролером танцплощадки. Меня приняли на работу двадцать девятого или тридцатого апреля, то есть накануне Вальпургиевой ночи, а потом уволили. За неявку. Я прогуляла единственные восемь дней, внесенные в мою трудовую книжку. Собственно, на этом все. Когда я окончила университет и пришла в одно заведение культуры (там кто-то требовался), было полшестого вечера. И вот, там сидела томная дама и играла одним пальчиком "Чижик-пыжик, где ты был". Я ей сказала, что вот пришла, что знаю, что у них место было. И спросила при этом, кто она. Дама ответила, что она заместитель директора.

Я говорю: "А что вы здесь сидите?" Она и сказала, что до конца рабочего дня еще полчаса, и вот она сидит и играет "Чижика-пыжика" одним пальцем. Ждет шести часов.

Я ушла, поняв, что никогда не буду работать в учреждении, где, зная, что до конца рабочего дня полчаса, я буду тыкать в клавиши одним пальцем.

- Да я и для газет и журналов делала только то, что было мне интересно. Постоянной дружбы с ними не было. Не хочу я, чтобы моей жизнью кто-то распоряжался. Любая структура. Хоть кто-то, кто может спросить, почему я здесь, а не там.

- Читать книжки, переживать и осмысливать какую-нибудь любовную историю. Учиться. Очень люблю чему-нибудь учиться.

- Нет. Кочевая кровь не позволяет мне засидеться. Моя подруга говорит мне, что, дескать, такое, что, почему? У тебя же есть квартира, а ты все в дорогу, на вокзал. Охота к перемене мест.

- А давно случилась книжка стихов? Конечно, нормальный человек за свою жизнь должен написать нормальное количество стихотворений. Книжка - это некоторая формализация занятия. Для того чтобы сделать книжку, нужно волевое усилие, и довольно сильное. Нужно иметь волю к печатанию.

- Ну тогда от издательства нужно большое мужество, чтобы издавать стихи. Не секрет, что продать их очень тяжело.

- Ух ты! А это как?

- Следующая книга будет в той же стилистике, что и первая. Называться она должна "Она ему годится в матери", а раньше должна была называться "Пажеский корпус" - о любви людей совершенно разного возраста.

Итак, издательство издает мои стихи, и с этого момента начинается отсчет времени до предоставления им следующей рукописи. Они поторопились и сделали ее в хорошем виде. Да и мне хотелось до конца тысячелетия эту книгу увидеть. Теперь надо справиться со своей частью обязательств.

- Вопрос поставлен неправильно. Если это иногда получалось, это совершенно не значит, что это было интересно. Это случаи совпадения. Они иногда бывали. Было в "Парусе", было в "Авроре", было в "Юности". Но это не было стояние с потной протянутой рукой.

- Это взрослый вопрос. Он обращен к детству из взрослой жизни. Мне кажется, что внутри детства понятий "счастье" и "несчастье" вообще нет.

Зато сейчас я думаю: ну куда-а подевались солдатики? Такие плоские солдатики с крапинками. Присядешь на корточки, а они бегут повсюду. Это вообще-то какие-то жучки, похожие на удлиненных божьих коровок.

И было детское поверие, что трогать их нельзя, потому что ночью описаешься. И вот, можно за ними было смотреть бесконечно, боясь при этом дотронуться. Это были жучки из детства.

Или куда подевались калачики, которые ел. Для меня детство было постоянным удивлением.

- Есть восточное ученичество, когда ты просто растворяешься в учителе, а потом потихоньку заново кристаллизуешься. А есть школьное ratio. Нормальное учение - это страсть. Вы меня спросите: была ли страсть? И я отвечу - такая страсть была.

- Жуткая была страсть. Страшная. Это Марина Цветаева.

- Потом все. Я сделала, что хотела. Сделала фильм "Встреча" - фильм о Цветаевой и Ахматовой. Это был фильм о двух профилях русской поэзии, которые образуют одно лицо. Его показали по первой программе. Вышел этот фильм, слепился. И сейчас время от времени его показывают в Воронеже. Да все мы в итоге делаем для себя или для абстрактной красоты. Вот, кстати, делали у нас в Воронеже памятник Бунину. И среди прочих позвали меня посмотреть. Я и сказала: надо, чтобы Бунин был с собакой. Ведь он хотел остаться как раз не прозаиком, а поэтом. А что помнит средний человек из стихов Бунина? Про собаку все помнят. Были большие споры и ссоры, но в итоге есть у нас памятник Бунину с собакой. Барская собака такая, длинноносая. Сказал он ведь - хорошо бы собаку купить... Хорошо, когда мечта сбывается. Теперь сидит и радуется. А я хожу мимо и тоже радуюсь.

- Иногда мои стихи действительно кладут на музыку - есть такой маленький ансамбль у нас - "Песочные часы". А один зек написал мне письмо на Главпочтамт до востребования. Там были рисунки его умершего друга, огромная такая пачка иллюстраций к стихам. И, между прочим, он сказал, что поет эти стихи своим товарищам, раскачиваясь на нарах.

- А зачем я им? Да и нет их в Воронеже. Вернее, в моей квартире. А за ее пределы выхожу я редко.