0
4524
Газета Проза, периодика Печатная версия

30.08.2023 20:30:00

Каторжная цепь для художника

Судьба нашей страны в Новом железном веке

Тэги: проза, вера, история


31-14-12250.jpg
Александр Орлов. Купель
покаяния.– М.: Лепта;
Миссия слова, 2023. – 352 с.
Еще недавно нацеленность высказывания Александра Орлова назвали бы гражданской позицией, то есть выражающей общественное через личное. Литературное пространство как таковое меняется постоянно, примеры тому – футуристы, более близкие нам постмодернисты, современное изобилие паралитературы. Текущее писательское и поэтическое творчество не искусство, но компромисс, на который автор идет, чтобы иметь саму возможность высказаться, обратиться к возможно большему числу читателей. И чтобы заработать денег.

Казимир Малевич на Пасху 1915 года пожелал: «Разум – каторжная цепь для художника, а потому пожелаю всем художникам лишиться разума». Сказано это было не в медицинском смысле, Малевич имел в виду социальную функцию человеческого разума. Но это звучит как провокация, а значит, в сущности, таковой и является. Провокация рождает действие, а лишаться разума, целиком или частично, никто не желает. Как тогда после всяческих будетлян произошло возрождение реализма, так и сейчас налицо возвращение к «разумному» искусству, литературе – очередной круг спирали подошел к точке схода. Или, если хотите, сработал предохранитель. Нравится кому-то или нет, но по крайней мере проза возвращается на твердь земную. Автору этих строк, например, не нравится – выйди из дверей квартиры и хлебай реализм полной ложкой; искусство и его часть – литература, как представляется, нужны для другого. Однако процесс пошел.

Реализм в прозе, как в данном случае, и в поэзии Александра Орлова – лишь метод. Что автора действительно волнует, так это судьба страны в понимании путей ее народа. Рассказы, вошедшие в книгу «Купель покаяния», – всегда отображение личного опыта. Это впечатления, взгляды, часто совершенно противоположные, людей, которые передали их автору, а тот сохранил и передал нам. Контраст между человеческим и дьявольским, в сущности, между жизнью и смертью может едва ли не шокировать. Таков рассказ «Первые осенины». Здесь даны более чем жесткие подробности эпизодов завершающей фазы Великой Отечественной войны; что может стерпеть газетная страница, разве что вот какую деталь. Если поступала жалоба от немки на насилие, солдат советской части выстраивали в одну шеренгу и мнимая потерпевшая должна была опознать виновного. Наказание бывало очень суровым. Зачастую ничего и не происходило, но немецкие женщины, узнав о таком порядке, клеветали на безвинных солдат и «опознавали» кого хотели – так они мстили красноармейцам за погибших на фронте мужей. Автор намеренно сближает, ищет связи между закоренелым преступником и священником, которого зэк уважает, между гуманизмом Красной армии и зверствами вермахта и СС, репрессиями – и повседневной жизнью общества…

Из-за контраста, намеренно созданных диссонансов читать прозу Александра Орлова непросто, восприятие требует усилия. А кто обещал, что переход к новому периоду будет простым? Преодолеть, усвоить литературный материал помогает взгляд писателя. Автор старается рассмотреть исторические события, по большей части те, что касались лично его родственников, близких знакомых, с точки зрения православия. Но не на основе всепрощения: содрогнувшись от описанного, прощать героев или нет – оставлено на усмотрение читателя. А здесь неизбежно начинаешь копаться в собственных моральных представлениях, если можно так сказать, в духовных привычках.

Даже пейзажи, природные стихии словно одушевляются, против обыкновения, не несут лирической функции, но вписаны в жесткую ткань повествования. «На нашем берегу ночь стояла дремучая, такой гу­стой тьмы я никогда в жизни не видела. На подходе к реке было так много милиции, что протиснуться к пристани было невозможно. На правый берег переправлялись на паромах, катерах, лодках. Призывников встречали воен­ные и сразу отправляли на станцию. Мама моя с кумой хо­тели перебираться вплавь, но Волга так разволновалась, так расчувствовалась, словно знала, что в последний путь провожает, и женщины наши плыть не решились. Они долго шли по берегу, наткнулись на удильщика, он и перевез преданную двоицу на берег расставаний. Несколько километров до станции шли пешком, а там мама у самого эшелона папу и отыскала. Уже из вагона папа крикнул: «Ириша, только Томочке косы не стриги!» Это воспоминания бабушки автора из рассказа «Девичья краса». Слишком личное, семейное, словно невольно подслушиваешь чужой разговор – но писатель нашел возможным поделиться и этим, для решения его задачи приватности не существует.

Критик и публицист Вячеслав Лютый говорит о том, что в прозе Александра Орлова «много русского горя и жестоких подробностей. Сюжеты его рассказов включают свидетельства стариков о терроре 30-х годов, образы Великой Отечественной войны, портреты и характеры криминального мира, оттиск черной бездны 90-х... Обыденная жизнь и до ужаса обыденная и привычная смерть в них плотно соприкасаются друг с другом и составляют невыносимое бытие русского человека XX столетия... Высокий стоицизм героев Александра Орлова освещает небесным светом тяготы и сражения, мистическое воздаяние и беду, которая непостижимым образом преображает судьбу человека... Наверное, так и надо говорить о русском «железном веке».

Александр Орлов настойчиво открывает дверь в пространство новой, современной в недалеком будущем литературы. Лакуны конкретных смыслов, а таких дыр многовато в процессе нынешнем, писатель спешит заполнить – на наш взгляд, слишком уж плотно – конкретными, почти визуальными образами, добела раскаленными коллизиями. Однако в этих предельно реалистичных позициях живет гораздо больше художественного, они вызывают внутренние переживания сильнее, чем самые изощренные стилистические или концептуальные ухищрения.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


КПРФ заступается за царя Ивана Грозного

КПРФ заступается за царя Ивана Грозного

Дарья Гармоненко

Зюганов расширяет фронт борьбы за непрерывность российской истории

0
1252
Коммунист, но не член партии

Коммунист, но не член партии

Михаил Любимов

Ким Филби: британский разведчик, полюбивший Россию

0
507
Душа отлетела

Душа отлетела

Андрей Мартынов

Адмирал Колчак и Великий сибирский ледяной поход

0
478
От Амальрика до Якира

От Амальрика до Якира

Мартын Андреев

Грани и оттенки инакомыслия

0
1070

Другие новости