День депортации

Старушка Англия мягко стелет, да жестко спать.  Фото Андрея Щебака-Жукова

Рейс был ранний – что-то вроде 6.30, я была в джинсах, водолазке, кожаной куртке с собранным на голове хвостом и без макияжа. Упав возле иллюминатора, я собралась немного поспать, но тут пришел какой-то мужлан и на превосходном английском спросил:

– А не донт ли я майнд ситтинг на его плейсе?

– А не донт ли майнд он сам? – спросила я, открыв один глаз, и он не стал возражать.

Чтобы скрасить неловкость, я решила, что надо как-то поддержать вежливый разговор. Куда он летит и что делал в Москве и с какой, так сказать, целью. (Его помятое лицо красноречивее любых слов говорило о том, что скорее всего в Москве он беспробудно пил.) Визитинг френдз? Угу, все так говорят. Как-то незаметно мы перешли на обсуждение моей личной жизни, дошли до английского мужа, почему расстались. Ну, говорю, молодые были, глупые, международная студенческая романтика, жизнь нас побила о быт, да и потом, спрашиваю, вы когда-нибудь вообще слышали словосочетание «британский любовник»? Даже звучит неубедительно. То ли дело французский, итальянский, латинский любовник, это как-то понятно. На этом месте мой помятый спутник зачем-то расправил плечи и чуть ли не подпрыгнул под низкий потолок самолета, пытаясь мне, видимо, что-то этим сказать. За державу обидно, поняла я и перевела разговор на более нейтральные темы.

Постепенно все вокруг проснулись и заворочались, стали носить еду. Принесенный завтрак он ел очень аппетитно и аристократично, казалось, что это не пластиковый самолетный фастфуд, а гурме бутик какой-то. Еще у него были широкие плечи, крепкие руки и умные зеленые глаза. Но это и все, что я успела автоматически отметить. Да ну, проходимец какой-то, подумала я и попыталась опять уснуть. Проснулась я почему-то на его плече. Наверное, я во сне решила проверить, насколько оно широкое, поместятся ли туда мое ухо и затылок одновременно.

Тут он сам решил поддержать разговор.

– Вот, дожил, – говорит, – до 37 лет и единственное, о чем жалею, что у меня нет своих детей.

– У меня есть, – полезла я в айфон за фотографией своей четырехлетней дочери.

– Но я хочу еще, – сказал он автоматически.

Тут я, как в «Служебном романе», развела руками и чуть не сказала:

– Ну, неудобно как-то, мы же в самолете, люди вокруг…

В зале прилета мы по-дружески обнялись, и я тут же про него забыла. Он прошел свою безвизовую зону и растворился в потоке англоязычного люда навсегда.

А вот меня попросили остаться. Мой вид на жительство им совсем не понравился. Как выяснилось, по новым правилам если ты не посещал страну в течение двух лет, он аннулируется, все твои очки сгорают, наша песня хороша, начинай сначала.

Меня вежливо препроводили в отдельный отсек, пока решали, что со мной делать, сняли отпечатки пальцев и отвели в небольшую уютную кутузку для нелегалов, где я и провела девять часов в ожидании обратного вылета тем же вечером.

Тюрьма была пустая, пластиковая и белая. Там были подушки, журналы, яблоки, вода и еще какие-то печенюшки. На полу (почему на полу?) спала какая-то нелегальная женщина из непонятной страны, зашел и вышел быстро какой-то темнокожий юноша, а так все девять часов я сидела одна, как королева в изгнании.

Один раз мне дали воспользоваться телефоном, я предупредила лондонских друзей, что меня не пускают, и получила смс (да, я ему зачем-то дала визитку) от своего попутчика из самолета, о котором уже забыла. «Еду на поезде из Лондона домой. Думаю о тебе». Ну-ну.

В моей уютной тюрьме было ужасно скучно. Двум охранникам, пожилому и молодому, которые сидели в соседней комнате, тоже. Они дежурили по очереди, сначала был молодой. От безделья мы начали болтать. Молодой пытался строить мне глазки, но я не реагировала. Рассказала только, что вот летела в самолете с каким-то товарищем, мне дали на минуту телефон, а он мне уже написал.

– Может, это судьба? – спросил молодой охранник, зевая.

Но мы русские, как настоящие фаталисты, серьезно относимся к таким вещам. Я задумалась.

– Может, если тебя не пустили на концерт, где ты должна была собирать деньги у миллионеров, то, может, тогда ты полетела, чтобы встретить его? – спросил он.

Да ну, ерунда какая, смахнула я эту мысль. Я твердо не желала ни с кем знакомиться в этот период своей жизни.

– Ну а вдруг? – не унимался молодой охранник.

Потом его сменил пожилой. С ним мы беседовали за жизнь. Обсудили пенсионную и политическую реформу, посттэтчеровскую Англию, постсоветскую Россию, налоги, жизнь простых людей, здравоохранение. Но все равно времени впереди было очень много. Обратный самолет, на котором меня депортировали (какое красивое слово), вылетал только в 23.30.

Я достала из сумки несколько книг, он спросил про каждую.

– А стихи чьи?

– Мои. Я везла книгу стихов в подарок друзьям в Лондоне.

– Что, правда ваши? – оживился охранник.

– А вы что, любите стихи? – спросила я.

– Очень, – ответил он. – Почитайте мне.

– Но они на русском.

– Ну как получится, – ответил он.

Я решила, что другого шанса провести творческий вечер в тюрьме у меня может и не быть, и, развернув к нему стул, начала с листа переводить свои стихи на английский. Ну как получалось. Он задавал мне много вопросов про каждый, а как это в России, а что мужчины так могут поступать, а что там правда так много снега? Как ребенку, ему было интересно все. После одного особенно проникновенного When I die он даже поаплодировал и принес мне в благодарность настоящий кофе. А еще он извинился, что такого образованного человека держат в каталажке, как нелегального эмигранта.

– Я же вижу, сказал он, вы тут случайно, я уже много лет работаю, всего навидался.

Это был удивительный момент какого-то вневременья, когда без телефона и каких-либо средств связи мы сидели в тишине, читали неторопливо стихи и разговаривали о том, что они значат. Он рассказывал мне свое видение жизни, я ему через стихи свое.

Но вот настало время конвоировать меня к самолету. Он надел оранжевый жилет и повел меня через внутренние коридоры Хитроу. Не через общий пассажирский поток, а как гласит инструкция, через взлетную полосу, через задний вход в самолет. Шел дождь, охранник очень трогательно держал зонт и, сажая в самолет, попросил, чтобы меня обязательно накормили, еду не заказывали, но он попросил лично. Расставаясь, он крепко, по-отечески обнял меня и пожелал найти свое счастье.

Я поблагодарила его за внимание и участие. И буквально через год вышла замуж за своего попутчика из самолета. А через полтора года после того дня ожидания в Хитроу у нас родился сын и получается, что: а) это действительно была судьба и б) я обрела свое счастье.

Непростые охранники работали там, возможно, они знали, что трудности неизбежно ведут к новым возможностям, но просто забыли мне об этом сказать.

Остров Гернси (Великобритания)