Пепел Вольфа

Нечаянно встретились предо мной: дед Гриша – в танке на Курской дуге, а его отец – в освенцимской печи… Николай Самокиш. Захват танков в Северной Таврии. 1923. Центральный музей Вооруженных сил, Москва

Однажды, рассматривая случайно попавшиеся мне на глаза фотографии из Освенцима, среди знакомых образов лагеря смерти на одном из снимков, где вроде бы никаких ужасов не было, на довольно нейтральном фото, запечатлевшем группу представительных мужчин на перроне станции Аушвиц, я вдруг узнал своего прадеда Вольфа…

Про судьбу своего прадеда по отцу Вольфа я знаю немного.

По словам папы, Вольф – богатый еврей, мельник, механик от Бога, узнававший неисправность механизма по его звуку, бежал из страны сразу после революции. «Вольф раздал своим слугам револьверы и золото и сказал: «Будут догонять, стреляйте!» – рассказывал отец про прадеда, посмеиваясь. Я тоже всерьез не отнесся к этому папиному рассказу: зачем слугам стрелять в кого-либо?.. У меня было много вопросов, которые папа по своему обыкновению игнорировал.

Из неоспоримых фактов: у меня есть портрет прадеда, на котором в кадр с нашим фирменным прищуром смотрит мужчина средних лет, блондин с вьющимися волосами в костюме-тройке и с аристократическими чертами лица. Еще у меня есть свидетельство о рождении деда, где отцом указан тот самый Вольф, в украинской транскрипции записанный как Волька, а точнее, как Волька Беркович Плетнер. Еще есть история, про которую я слышал не только от папы, но и от своей тети, старшей сестры отца. История о том, что прадед убежал из огня революции и Гражданской войны, бросив жену и двух своих сыновей: Леву и Гришу.

Куда бежал Вольф, неясно, но известно, что бежал он с любовницей.

За границей Вольф скорей всего устроился и не бедствовал, потому что до тех пор, пока существовал Торгсин, до середины 30-х годов, прадед умудрялся пересылать прабабке доллары из-за кордона.

Потом Вольф канул в Лету.

Канул, чтобы спустя каких-нибудь восемьдесят лет явиться с приветом из Освенцима, концентрационного лагеря смерти.

Сравниваю две фотографии – где прадед до иммиграции и эту, где он на перроне вокзала Аушвиц, вижу сходство стиля: крой костюма – безупречная классика, белая рубашка, галстук… поменялся только его цвет, с веселой канареечной расцветки на черный: умеренность, подобающая возрасту.

Над лицом изрядно потрудилось время: прямые черты лица старчески округлились, щеки уютно устроились прямо на крахмальном воротнике рубашки... Глаза вроде те же, внимательные и умные, та же асимметрия, один глаз прищуренный, другой открытый и дерзкий… только теперь, здесь, в Аушвице, взгляд выражает не достоинство и силу, а страх и растерянность.

Если сравнить с этим снимком прадеда фото деда, то удивительно, как постаревший Вольф похож на своего сына, моего деда Гришу... Как они вдруг нечаянно встретились предо мной: мои дед и прадед, причудливо оказавшись в одном примерно возрасте, лет в шестьдесят пять – семьдесят. Встретились, пройдя через огонь. Дед Гриша – в танке на Курской дуге в 1943 году, а его отец, мой прадед Вольф – в освенцимской печи фирмы «Топф и сыновья».

На фото из Освенцима все мужчины, прибывшие на станцию Аушвиц, весьма представительны: пальто, плащи, шляпы. Можно было бы сказать, что это группа профессоров или какая-то другая компания хорошо обеспеченных мужчин, знающих толк в шерсти и габардине, отправилась в небольшое увлекательное путешествие.

Если бы, конечно, не желтые звезды, нашитые на пальто, и затравленный взгляд.

День выдался теплый, за расстегнутыми пальто видны пиджаки, галстуки, у некоторых, как у прадеда, – костюм-тройка. А у Вольфа на жилетке еще желтая цепочка от часов. У мужчин нет багажа, и в объектив фотоаппарата они смотрят, как в прицел… И эти желтые звезды, похожие на случайно упавшие на одежду осенние листья…

Они еще не знают, что пройдет совсем немного времени и все они будут употреблены без остатка, все пойдет в дело: одежда и обувь, золотые зубные коронки, их волосами набьют матрасы, из кожи сделают абажуры и перчатки, пеплом удобрят поля…

– Полная ерунда! – сказала мне моя бывшая жена, когда я, примерно так же волнуясь, сбивчиво стал ей рассказывать это все, показывать ей фотографию. Сказала, будто окатила меня холодной водой из ведра.

– Почему же ерунда?! – возмутился я. – Как это?!

– Сам посмотри, – сказала она, – этот старичок в центре – маленького роста, сильно ниже всех мужчин, которые стоят вокруг него. Так? А твой прадед был высокий. Говорят, ты единственный в семье пошел в него…

Скоро будет почти 10 лет с тех пор, а я все думаю: что же я тогда узнал в этом мужчине на перроне Аушвица? Ведь было, было что-то такое невероятно сильное, что я узнал, и это не только удивительное портретное сходство с мужчинами моего рода. Что-то было сильней.

Сегодня опять вспомнил, думал и понял – мне знакомо это выражение страха в его глазах.