Взывая к жару сердец

Мисима – самый неяпонский из японских писателей.  Фото из книги Showa Literature Series, выпуск 23 (октябрь 1953 года)

Вот прямо из текста: «Хагакурэ» – это попытка исцелить застойный характер нашей эпохи с помощью лекарства, название которого – смерть». Вот так сразу и по-самурайски мечом по горлу. Или критическое: «Современной японской молодежи в очередной раз был вынесен приговор: «У вас нет такой цели, за которую можно умереть». Как это знакомо: «Жить стоит ради того, ради чего можно умереть…»

Разнообразная одаренность и образованность Мисимы проявляется и в частых отсылках к различным западным авторам, к Тойнби, например, или к Рильке, сравнения с европейской философией и даже эротологией.

Мисима делает весьма неожиданный реверанс христианству, восхваляя его именно за это: «Как отмечал Тойнби, причина, по которой христианство получило такое быстрое и широкое распространение в Римской империи, заключалась в том, что у людей было страстное желание видеть перед собой цель, достойную того, чтобы умереть за нее».

Но не стоит видеть в «Книге самурая», как и во всей самурайской философии и позиции самого Мисимы, некоей танатофилии и воспевания самоубийства. Отмечая противоречивость наставлений Дзётё, автор пишет: «Хагакурэ» со всей очевидностью предстает перед нами как философия жизни, в которой смерть и жизнь – две стороны одного щита».

Любопытны и попытки оправдания гомосексуальности отсылками к самурайскому мировоззрению: «Дзётё приводит пример любви мужчины к мужчине, которая в его времена считалась более возвышенной и духовной, чем любовь мужчины и женщины, и утверждает, что самые искренние, самые страстные проявления любви перерастают в преданность господину».

Интересно, что, несмотря на ассоциируемый с Японией и самурайским кодексом чести бусидо дзэн-буддизм, Мисима отрицает эту связь и не раз буддизм критикует. «Аналогичным образом не получилось вобрать в себя и философию буддизма с ее нетерпимой концепцией греха и кармы, согласно которой человек проходит через бесчисленное множество перерождений».

Ему явно ближе «западная» идея судьбы, предопределенности: «Но даже в случае самоубийства, которое, как может показаться, является высшим проявлением свободной воли, на пути к смерти играет свою роль судьба, которую, как известно, не выбирают… Иными словами, независимо от того, идет речь о «Хагакурэ» или атаке пилотов-камикадзе, ни у кого нет права утверждать, что в одном случае мы имеем смерть по собственному выбору, а в другом – по принуждению».

Книга состоит из двух частей – авторской, где Мисима излагает 48 главных принципов «Хагакурэ» и рассказывает об авторе, и приложения, содержащем некоторые изречения из «Хагакурэ». Сорок восемь принципов охватывают основные темы жизни как минимум средневекового самурая, но во многом актуальны и для современного человека. «Терпимость» и «Женщины», «Воспитание детей» и «Возраст», «Нигилизм» и «Эпикурейство» – изложение текста XVII века нашим современником позволяет нам куда лучше понять сам текст, самурайское мировоззрение и дух средневековой Японии, несмотря на противоречивость и парадоксальность книги.

Очень верно суть месседжа Мисимы отмечает Эдуард Лимонов: «Мисима – самый неяпонский из японских писателей, парадоксальным образом явивший миру аутентичный самурайский дух».

А вот эта цитата из Мисимы, последнего самурая, позволяет, как видится, куда лучше понять и его самого: «Эта книга исповедует свободу. Эта книга взывает к жару сердец».