Усталые, но довольные, они возвращались домой

Но страна у всех одна и детство было у каждого…  Фото Владимира Захарина

Это одна из причин того, почему роли писателя и читателя в последние десятилетия все меньше различаются. Есть и другие. Источником вдохновения для писателя все чаще служит не жизнь, а написанное о жизни. Автору нужно много читать, хорошо знать литературу и разбираться в тенденциях ее развития. Читателю не легче. Всеобщая грамотность, обилие информации и возможность ее комментировать провоцируют его к непрестанному самовыражению.

Все это размывает тандем «писатель – читатель». Теперь он скорее выглядит как «писатель-читатель – читатель-писатель».

Что не могло не привести к росту количества текстов. А это, в свою очередь, не только к снижению их качества, но и вообще к вопросу о необходимости данного критерия. Ведь едва ли не каждый тест хоть как-то (ключевое слово) организован и потому содержит хоть какой-то (ключевое слово) элемент поэзии. О поэтике всякого текста, включая инструкцию к пылесосу, говорит и поэт Лев Рубинштейн в предисловии. И он в известном смысле прав.

Но не в последнюю очередь по этой же причине авторы последних десятилетий порой так ограничивают свое участие в тексте, что это походило бы на уклонение от своих обязанностей, имей они дело действительно с читателем, а не с читателем-писателем. С таким как ни экспериментируй, что-нибудь да выйдет. И порой даже интересное.

«Мама мыла раму» – смешные, грустные, живые, откровенные комментарии Льва Рубинштейна к собственным «карточкам» 1987 года.

«Карточки» состоят из двух основных блоков. Сначала это ряд ничего не говорящих читателю пронумерованных биографических обрывков из раннего детства автора, которое пришлось на конец 1940-х – начало 1950-х: «... 27. Глеб Вышинский приносил мышь. 28. Володя Волошенко врал. 29. Елена Илларионовна знала Сашу Черного. 30. То и дело падало напряжение...» Читатель может сам домысливать эти куцые сведения. Или, что вернее, отдаться поэтике высказывания.

Затем текст «карточек» связывается ритмом, а картинки становятся подчеркнуто общими. Здесь ничего домысливать не надо: «... 77. Во тьме свистело и сверкало,/ град в крышу страшно колотил. 78. Верхушки елей трепетали,/ повисли тучи над крыльцом 79. Вначале было как в начале/ но все закончилось концом...» Завершаются же «карточки»: «82. В тот день все было как обычно 83. Я встал, оделся...»

В результате складывается единое полотно человеческой жизни. Которое состоит из индивидуальных переживаний, а протекает по общим законам, главные события в ней одинаковы. И внезапны.

Лев Рубинштейн. Мама мыла раму.– М.: Новое издательство, 2022. – 146 с.

Кроме того, частная жизнь человека любого возраста рано или поздно сталкивается с общественной. «Карточка» № 55 «Сегодня умер Сталин» моментально выбрасывает из уютного дошкольного мира и автора, и читателя.

В предисловии к комментариям Рубинштейн говорит о том, что «датировка любого современного текста является его... значимым элементом». Еще бы. Чего стоит только «карточка» № 58 «Мы мечтали, чтобы скорее была война» в сочетании с годом выхода книги. Авторские мысли о том, что воевать обычно хотят мальчишки восьми-девятилетнего возраста, но, слава богу, не старше, могут показаться скучно-правильными ровно до 2022 года. Случайно или нет, следующая «карточка» – № 59 «Мы любили китайцев».

Здесь, кроме прочего, видно тождество читателя и текста как непостоянных величин. Если текст меняет читателя, то и читатель, стремительно меняющийся (и не только под воздействием литературы), постоянно преображает текст новым восприятием.

Если бы я составлял подобные «карточки», детством бы не ограничился. И среди них обязательно была бы такая: ХХ «Свадьба проходит в трудное для страны время».

В комментарии указывалось бы, что именно так начал выступление на нашем с женой торжестве в ноябре 1993 года мой дед, снайпер первой половины 1940-х годов и главный бухгалтер республиканского сельхозобъединения второй половины 1970-х. Далее упоминалось бы, что смешной штамп здесь сильно приправлен грустью – какие времена в нашей стране нетрудные? Вместо заключения бы значилось: дед не только указал проблему, но и четко обозначил выход: «надо трудиться». С тех пор прошло много лет. А я все больше убеждаюсь в здравомыслии этой рекомендации...

В предисловии Рубинштейн говорит о том, что поэтика высказывания может быть выше его содержания. Добавим, что выше она и линейной логики. Потому что содержит максимальное количество непрямых связей между миром до высказывания, высказыванием и миром после высказывания. Благодаря чему два первых элемента сводятся к третьему...

В итоге впечатление от книги Рубинштейна, то есть впечатление от авторских впечатлений от его самых ранних впечатлений остается вполне позитивным.

После комментариев к «карточкам» эти безлично-личные лоскутки оживают, за счет чего более волнующими становятся финальные, общие. Так в книжке-раскраске, где части картинок уже обработаны профессиональным художником, еще не закрашенные фрагменты выглядят особенно заманчиво.

Словом, что читатель хотел сказать автору его произведением, более или менее понятно.

Другое дело, что уже на основе комментариев к «карточкам» вполне можно было бы написать и третий текст – полноценный мемуарный роман. Возможно, это как раз и будет та литература, которая не нуждается в определениях – «модная», «актуальная», «современная»... Хотя нет. Это уже, простите, несовременно. Сегодняшняя аудитория все придумает, додумает сама, лишь дайте ей «немного букв».

В «Мама мыла раму» букв достаточно. Здесь вспоминается еще одна расхожая фраза из советского ученического детства: «Усталые, но довольные, они возвращались домой».

Читателю, как обычно, придется поработать, но в данном случае – не напрасно.