Месть Роберта Тернера

Кажется, что это цветение вечно…  Фото Евгения Никитина

Он прекрасно помнил эту дорогу, хотя в последний раз ходил по ней сорок лет назад – пятнадцатилетним юнцом с поджатыми губами, брошенным на произвол судьбы дядиным равнодушием. Годы на удивление мало изменили и его самого, и окружающий пейзаж. Правда, холмы, поля и тропинки теперь стали ниже, меньше и уже, чем в воспоминаниях. Вдоль дороги появились несколько новых домов, а полоска леса за фермами стала тоньше. Но в остальном все так же. Роберту не составляло труда узнавать знакомые места. У Миллиганов рос большой вишневый сад, славившийся на всю округу во времена его детства. Можно подумать, что эти белоснежные вишни вечные: они стояли в цвету точно так же, когда он видел их в последний раз. «Что ж, для меня время не стоит на месте в отличие от вишневого сада Люка Миллигана», – мрачно подумал Роберт. Его расцвет давно прошел.

Редкие прохожие взирали на него с любопытством: незнакомцы не часто появлялись в Чизвике. Тернер узнал некоторых – тех, кто постарше, но никто не узнал его. Он покинул Чизвик неуклюжим длинноногим пареньком с мальчишеским румянцем и черными кудрями. Теперь сюда вернулся располневший мужчина с коротко стриженными седеющими волосами, чье лицо казалось высеченным из гранита: таким каменным и суровым оно выглядело. Лицо человека, который никогда не колебался и не останавливался ни перед чем, чтобы достичь целей. Лицо известное и внушающее страх в деловых кругах, где Тернер всегда был хозяином положения.

Очередной поворот дороги внезапно привел Роберта к бухте, и он увидел старую усадьбу Джеймсонов: тускло-серую, одинокую, у самого галечного берега, отгороженную от мира морем, песком, склонами и безлюдными полями. Тернер остановился у покосившихся ворот и, скрестив руки, внимательно огляделся. Повсюду атмосфера запустения, как будто сама земля впала в уныние и отчаяние.

Когда-то давным-давно Нейл Джеймсон-старший был состоятельным человеком, а его ферма Биг-Коув – одной из лучших в Чизвике. Что касается Нейла Джеймсона-младшего, лицо Роберта Тернера всегда мрачнело при воспоминании о нем – единственном человеке, которого он искренне ненавидел. Они враждовали с детства. Однажды в состязании по борьбе в Чизвикской школе Нил победил Тернера нечестным приемом и с тех пор постоянно глумился над ним, припоминая поражение. Роберт поклялся когда-нибудь отплатить Нейлу Джеймсону сполна. Он ничего не забыл – Тернер никогда не забывал обиды, но после отъезда из Чизвика больше не видел Нейла и не слышал о нем. Кто знает – может, он уже умер. Когда Джон Кесли обанкротился и его имущество перешло к кредиторам, основным из которых оказался Роберт Тернер, среди его активов обнаружилась закладная на ферму Нейла Джеймсона. Выяснилось, что Нейл умер, а фермой управляла его вдова. Тернер почувствовал укол разочарования. Разве можно почувствовать удовлетворение, отомстив покойнику? Что ж, хотя бы его жена и дети должны пострадать. Должок за нечестную победу и постоянные насмешки должен быть уплачен сполна. Если не самим Нейлом, то его наследниками.

Адвокаты Роберта сообщили, что миссис Джеймсон просрочила выплату процентов на два года. Тернер велел немедленно взыскать долг по закладной. А потом ему пришло в голову снова посетить Чизвик и осмотреть ферму Коув и окрестности. Возможно, это вполне подходящее местечко для летнего отдыха на пару месяцев. Его жена ездила на морские и горные курорты, но сам Роберт предпочитал что-нибудь поспокойнее. Нил Джеймсон перевернется в могиле, когда нищий парень, над которым он издевался, заполучит его фамильное наследство, которым Джеймсоны владели более ста лет. Роберту Тернеру понравился привкус этой мести, и он улыбнулся одной из своих редких мрачных улыбок. А когда Роберт Тернер улыбался, метеорологи делового мира предсказывали бурю.

Он открыл ворота и вошел. На полпути тропинка раздваивалась: одна дорожка шла к дому, другая наискосок через поле вела к бухте. Тернер выбрал вторую и скоро оказался на сером берегу, где волны бились о берег в кремовой пене точно так же, как в его воспоминаниях. Ничего не изменилось. Роберт обогнул скалистый мыс, который загораживал дом Джеймсонов, и присел на валун. Он думал, что находится в одиночестве, но с досадой обнаружил сидящего на противоположном выступе с книгой на коленях мальчика.

Мальчишка поднял голову и посмотрел на Тернера открыто и прямо. На вид ему было лет двенадцать. Довольно высокий для своего возраста, худощавый, с тонкими чертами лица, показавшимися Роберту странно знакомыми, хотя он был уверен, что никогда не встречал его раньше. У мальчика были округлые щеки, большие голубые глаза, обрамленные длинными черными ресницами, и серебристо-золотистые локоны, как у девочки. Какой девочки?.. Роберту Тернеру вспомнилось далекое детство, взывающее к нему, словно нота забытой мелодии – сладкой, но болезненно волнующей. Чем больше он смотрел на мальчика, тем сильнее становилось ощущение узнавания. Только рот мальчишки не походил на то лицо из воспоминаний, и все же в нем тоже было что-то знакомое – неприятно знакомое. Хотя рот был совсем не уродливым – тонко очерченный и более мужественный, чем все остальные черты лица мальчика.

– Отличное место для чтения, да, сынок? – спросил Роберт самым добродушным тоном, на какой был способен: он уже много лет не говорил с детьми. Своих не было, а с чужими он общался редко. – Что читаешь?

Мальчик протянул книгу – потрепанный «Робинзон Крузо», классика детства.

– Потрясающая книга, – сказал он. – Билли Мартин одолжил ее мне, и я должен дочитать сегодня, потому что следующий в очереди – Нед Джозефс, и он очень торопит.

– Я читал «Робинзона Крузо» много лет назад, – задумчиво произнес Тернер. – Читал на этом самом берегу, и у меня тоже были товарищи по фамилии Мартин и Джозефс – полагаю, отцы Билли и Неда. Как тебя зовут?

– Пол Джеймсон, сэр.

Тернер был изумлен. Мальчишка – сын Нейла Джеймсона? Да, у него рот Нила. Но странно, что у него больше нет ничего общего с чернобровыми и черноволосыми Джеймсонами. Откуда у Пола такие голубые глаза и серебристо-золотистые кудри? Какая наглая подделка со стороны природы: создать такую красоту и добавить рот Джеймсона. Сын ненавистного Нейла! Лицо Роберта Тернера посерело и стало таким мрачным, что мальчик невольно взглянул на небо: не закрыла ли туча солнце.

– Видимо, твой отец – Нейл Джеймсон? – резко спросил Тернер.

Пол кивнул:

– Да, но он умер. Уже восемь лет назад. Я его не помню.

– А братья или сестры у тебя есть?

– Есть сестра, она на год младше. Были еще четверо – они давно умерли. Я единственный мужчина в семье. Как жаль, что я еще не взрослый! Если бы только я мог спасти этот дом... Когда нам придется уехать отсюда, мамино сердце разобьется.

– А вам придется уехать? – мрачно поинтересовался Тернер. Старая ненависть заворочалась в его сердце.

– Да. Дом заложен, и его очень скоро продадут – так сказали нам юристы. Мама изо всех сил старалась, чтобы ферма приносила доход, но у нее ничего не получилось. Я бы помог, будь я старше. Если бы только они подождали всего несколько лет!.. Но надеяться бесполезно. Мама все время плачет. Она прожила на ферме Биг-Коув больше тридцати лет и говорит, что не переживет разлуки с ней. Моя сестра Элси и я изо всех сил стараемся подбодрить ее, но мы мало что можем. Эх, был бы я взрослым!

Мальчик сжал губы – его рот так сильно напоминал рот его отца – и с грустью посмотрел на море. Тернер снова улыбнулся мрачной улыбкой. Что ж, Нейл Джеймсон, теперь твой старый должок оплачен! И все же кое-что омрачало сладость мести. Лицо этого мальчика.

– Как звали твою мать до того, как она вышла замуж за твоего отца? – спросил Роберт.

– Лизбет Миллер, – ответил Пол, погрузившись в свои мысли и по-прежнему хмуро глядя на море.

Тернер снова изумился. Лизбет Миллер! Ему следовало догадаться. Кто, как не она, могла подарить сыну такие глаза и кудри? Значит, Лизбет вышла за Нейла. Малышка Лизбет, в которую Роберт был влюблен в школе. Он забыл ее – или думал, что забыл, так как не вспоминал уже много лет. Но сейчас прошлое нахлынуло с новой силой.

Маленькая, хорошенькая, веселая Лизбет! Он так ясно помнил ее! Старый дом Миллеров стоял по соседству с фермой его дяди. Они с Лизбет с детства играли вместе. Как он боготворил ее! Когда им было по шесть лет, они торжественно пообещали пожениться, когда вырастут, и Лизбет позволила Роберту поцеловать себя в знак их договора, заключенного под цветущей белой яблоней в саду Миллеров. Хотя потом она неизменно краснела и все отрицала – злилась, когда ей напоминали об этом.

Тернер вспомнил, как носил ее книги по дороге в школу, и ему завидовали все мальчишки. Как подрался с Тони Джозефсом из-за того, что тот имел наглость угостить Лизбет печеными яблоками. Роберт вздул его, причем так крепко, что с тех пор никто из однокашников не смел соперничать с ним за сердце Лизбет – маленькой плутовки Лизбет, которая с каждым годом становилась все более красивой и бойкой.

Он вспомнил отчаянное школьное соперничество за звание главного в классе. Роберта это мало интересовало, потому что он никогда не поднимался «выше» Лизбет. Если она запиналась в ответ на вопрос учителя, то Роберт тоже все «забывал», даже если прекрасно знал. Так рыцарственно с его стороны – ради нее он принижал свои способности. Единственная награда, которую он хотел, – видеть, как ее называют лучшей ученицей класса, как ее щеки розовеют, а глаза сияют от гордости. Вспомнил, как мило она отчитывала его по дороге домой из школы, чтобы он лучше выучил правила правописания, а потом призналась: он ей нравится больше всех других мальчишек. Ни одно из жизненных достижений не приводило его в такой восторг, как это признание маленькой Лизбет!

К тому же она была такой отзывчивой, никогда не устававшей выслушивать его планы на будущее. И всегда уверяла, что он всего добьется. Что ж, он действительно преуспел. И теперь собирался использовать свой успех, чтобы выгнать Лизбет с детьми из дома, выясняя отношения с покойником!

Роберт Тернер надолго замолчал. Волны журчали у подножия большой скалы из красного песчаника, а мальчик продолжал читать «Крузо». Наконец Тернер вынырнул из своих размышлений.

– Я знал твою мать давным-давно, когда она была маленькой девочкой, – сказал он. – Интересно, забыла она меня или нет. Когда вернешься домой, спроси ее, помнит ли она Бобби Тернера.

– Может, вы зайдете и повидаетесь с ней, сэр? – вежливо предложил Пол. – Мама всегда рада старым друзьям.

– Нет, сегодня мне некогда.

Роберт Тернер не собирался говорить сыну Нейла Джеймсона, что ему не хотелось искать во вдове Нейла Джеймсона черты маленькой Лизбет. Эта фамилия испортила Лизбет в его глазах, точно так же, как рот Джеймсона испортил ее сына.

– И передай ей еще кое-что. Ваш дом не уйдет с молотка. Это я потребовал взыскать долг, но я не знал, что хозяйка фермы – моя маленькая подружка по играм Лизбет Миллер. Живите здесь сколько хотите. Скажи маме, что Бобби Тернер делает это в благодарность за то, что она подарила ему под большой сладкой яблоней на шестой день рождения. Думаю, она вспомнит и поймет. А ты, Пол, будь хорошим мальчиком и люби свою мать. Надеюсь, когда ты вырастешь, то сумеешь заставить ферму приносить доход. Во всяком случае, больше вас никто не потревожит.

– О, сэр! Сэр! Ох, ушам своим не верю. Наш дом правда не продадут? Пожалуйста, зайдите и сами скажите все маме. Она будет так счастлива, так благодарна. Пойдемте к нам, и она поблагодарит вас.

– Не сегодня. Я тороплюсь. Просто передай ей то, что я сказал. Давай, беги – чем быстрее она узнает, тем лучше.

Тернер наблюдал за мальчиком, пока тот не скрылся за мысом.

– Вот и конец моей мести, а еще перспективе владения идеальным местом для летнего отдыха – и все из-за старых заржавевших чувств, – Роберт пожал плечами. – Я и не думал, что способен на такое. Но все-таки... это же малышка Лизбет. На свете никогда не было девочки милее ее. Я рад, что не пошел к ней. Теперь она уже немолода и к тому же вдова Нейла Джеймсона. Лучше я сохраню старые воспоминания о маленькой Лизбет с серебристо-золотистыми кудрями и лукавыми голубыми глазами. Милая Лизбет из тех времен! Я рад, что смог оказать тебе небольшую услугу и спас твой дом. Это моя благодарность тебе за дружбу и привязанность, которыми ты украсила мое одинокое детство. Дань моей первой любви.

Тернер двинулся дальше, улыбаясь. Вскоре его веселье сменилось мечтательным настроением, которое удивило бы его деловых партнеров. Поднимаясь по крутой дороге к дому Тома, Роберт Тернер напевал старинную любовную песенку.

Кавендиш (Канада)

Сокращенный перевод с английского Евгения Никитина