Какая уж тут пастораль…

В своей деревне я видел все мироздание… Архип Куинджи. Забытая деревня. 1874. ГТГ

Слова из аннотации к новой книге Владимира Сотникова «Холочье» – о том, что «автор создает своего рода феноменологический рисунок жизни», – соответствуют самой сути текста. Владимира Сотникова явно интересуют только главные явления, и каждому из таких явлений посвящена в его романе отдельная глава. И каждое из них – архетипическое, почти мифологическое. «Будь я атомом, в капле воды увидел бы океан, так и в своей деревне я видел все мироздание. Поэтому вся моя дальнейшая жизнь, все впечатления и переживания, все мысли, сомнения и разочарования, горе и счастье – ничто и никогда не приходило ко мне впервые, а всегда повторялось отражением от первых чувств. Особенно люди, которых я потом встречал, о которых читал в книгах, – в их обликах и характерах всплывали черты моих соседей. Мне почему-то сейчас приятно осознавать, что детство я провел если не в колыбели человечества, то уж наверняка в ее маленькой и точной копии», – пишет Владимир Сотников.

«Колыбель человечества» – это и есть деревня Холочье, смытая чернобыльским потопом. Жизнь людей, населявших ее, воспроизведена в первой части романа. Но отнюдь не с бытописательской и даже не с летописной целью. В предыдущем своем романе «Улыбка Эммы» (2016) автор продемонстрировал «сущностность» своего взгляда на мир. В «Холочье» воспроизводится та же авторская матрица: видеть только главное. Однако не следует думать, что в романе представлен набор общих мест. Нет, каждая из глав его первой части являет собою выразительный эпизод деревенской жизни. Причем пасторали ожидать не стоит, ведь в «библейской слитности деревенского детства» пасторали нет – так же как нет ее, собственно, и в Библии.

Вот в главе о трехголовом драконе – братьях Гореликах – автор пишет не просто о вражде близких людей, но о ненависти как явлении: «Было непонятно, как они не убивают друг друга, ведь дрались не только кулаками, но и кольями, впечатывали друг в друга камни, прыгали на распростертое тело обеими ногами. Драка перекатывалась по всей деревне, вспыхивала то в одном месте, то в другом. Кого-то из них запирали, но они были неудержимы, разбирали стены сарая и появлялись с другой стороны, как будто прилетев откуда-то. И все начиналось сначала, уже в вечерних сумерках, уже с фонарями, кого-то из них отливали водой, он приходил в себя, вырывал из забора кол и гнался за своими братьями. Как, не понимаю я сейчас, как все-таки они оставались живы?»

Владимир Сотников. Холочье: Чернобыльская сага. – М.: АСТ, 2020. – 224 с.

«Холочье» не ломает представления о романе, а открывает в этом жанре неожиданные возможности. Именно неожиданной, даже ошеломляющей становится вторая часть книги – в ней автор рассказывает предысторию того, что привело к появлению его героя, то есть и к будущему созданию им Холочья как явления. Вторая часть представляет собой почти нон-фикшен – воспоминания деда и матери героя о временах от ХIХ века до Отечественной войны. И перечень предков, рождавших множество детей (их имена с библейской же естественностью ложатся в текст), и скупое описание событий, разрушавших жизнь страны и создававших ее заново, и жизнь юноши, вырывавшегося из грубой действительности к свету разума и красоты, и трагический военный путь деревенской девочки с запада на восток и обратно – все работает на цельную авторскую задачу.

Подзаголовок романа – «Чернобыльская сага» – может ввести в заблуждение читателя, который ожидает найти подробности об аварии или о жизни в зоне отселения, вплоть до монстров и попаданцев, быть может. Ничего этого в «Холочье» нет. Есть деревня, уничтоженная чернобыльской катастрофой, и она на страницах книги получает вторую жизнь.