Встретились русский и немец в Вальхалле…

Семен Лопато. Мертвые видят день. – М.: АСТ, 2020. – 352 с.

Речь о потустороннем мире, куда после боя у берегов Норвегии, по сюжету, одновременно попадают после смерти и советские подводники, и немецкие моряки. С одной стороны, их жертва – видеть там родных и близких, но не пирожков поесть, не девушку приголубить, как в случае юного героя романа. А с другой… По законам северных богов ему ведь предстоит долгий и смертельно опасный путь к престолу Вотана, где обе команды вступят в последний поединок, итог которого определит победителя в противостоянии России и Германии. Поэтому, когда герой встречается в потустороннем мире с любимой, то не об Эвридике этаким Орфеем он думает, а о своих товарищах. Хоть люди вокруг советуют думать о другом. Например, о себе. И о том, куда ты попал. По ту сторону вообще все просто, это как здесь, только родни больше, и это понятно, ведь после сталинских пятилеток все они в основном уже там.

Быт на том свете в романе довольно экзотический, как в сказке у Олеши, – море, набережная, флаги на башнях. «Ты заметил – тут нет птиц, – отмечает героиня. – Они пролетают над бухтой, над городом, но никогда не садятся – ни на тротуарах, ни на крышах ни одной птицы. По-моему, они просто не видят города». То есть что и требовалось доказать – потусторонний мир существует. Он где-то рядом, но мы его не видим. «Здесь никто не рождается, – уточняют в романе. – Здесь просто живут. Ходят по улицам, заходят в кафе, смотрят на море – и живут.

Вдруг поняв, я быстро посмотрел на нее.

– И не умирают?

– Нет. Только летчики и моряки. Но они не умирают, они просто не возвращаются».

Уходят, отрываясь от коллектива, и герои романа. Кто-то остается сеять хлеб и растить детей, кому-то по душе город мастеров, где можно проявить солдатскую смекалку. Оставшиеся в строю движутся дальше, к заветному трону Вотана, где состоится финальная битва. Но не как в «Мифогенной любви каст» Пепперштейна и Ануфриева, когда сражались коллективные эгрегоры – советский народ с дубинами и немецкая нация с циркулями, а непосредственно один на один. Хотя в целом «военная» конкретика на том свете отсутствует. «– С кем идет война? – интересуются в романе. – Не знаю. Большие плавучие и летучие корабли приходят из-за горизонта. А что там – за горизонтом никто не знает. Мне всегда хотелось заглянуть за горизонт». Там-там-та-рам, там-та-рам, как пели в советском шлягере.

Хотя все в романе так и складывается, словно по нотам военного прошлого. Словно у Высоцкого. «Я – «Як», истребитель, мотор мой звенит». «Вперед, вперед. Сближение до дистанции огня, трассирующие следы пулеметных очередей прочертили синь вблизи меня; уйдя в сторону, затем в другую, идя рваным, с перекладывающимися курсами, зигзагом, трясясь и переламываясь в кресле, я несся к цели вперед. Мгновенным промельком, один, затем другой, стреляя уже из пушек, самолеты пронеслись мимо меня. Заходят в хвост, ломаю курс, обидно, глупо быть подстреленным в последний момент, в шаге, в рывке от цели».

В целом же никакой особой альтернативы богам войны роман не оставляет. «Выходит и я напоследок спел: «Ми-и-и-р вашему дому! » – может подтвердить его автор.