Они читают твой фейсбук

Драгунский обыгрывает сюжет «Дамы с собачкой» Чехова. Кадр из фильма «Дама с собачкой». 1960

Драгунский – мастер парадоксальных и неожиданных концовок. Практически все новеллы, вошедшие в его новый сборник, он сперва публиковал в фейсбуке, и открытые финалы становились еще более открытыми благодаря коллективному творчеству многочисленных читателей, предлагавших в комментариях парадигму концовок и истолкований, зачастую даже не имевшихся автором в виду. В книге эти фейсбучные игры отсечены, но за шорохом страниц они угадываются. В качестве примера такой игры интересен рассказ «Поэт и муза», где автором предложено еще пять примыкающих к уже написанной концовок.

Денис Драгунский. Дочь любимой женщины.– М.: ACT. Редакция Елены Шубиной, 2020. – 416 с.

Денис Драгунский очень много знает о людях того, чего люди сами о себе знать не желают. Его персонажи - парадоксальны и обыденны. Часто они - слабые, пошлые и жалкие, но есть в этих несчастных героях что-то такое, что делает невозможным прервать чтение, и забыть об оставшихся за кадром хитросплетениях

Обаяние прозы Драгунского - в обманчивой легкости и простоте, в кажущемся отсутствии эстетских игр, изысков и кунштюков. И тут приходит на ум мысль, что главное стилистическое достоинство автора - в отсутствии стилистических достоинств, так же, как и женское кокетство наивысшего уровня - в отсутствии кокетства.

Драгунский очень честен. Он не сглаживает острые углы, а, напротив, затачивает, заостряет их еще больше. Он выдавливает прыщи, вскрывает мозговые и моральные нарывы острым скальпелем, вычищает гной, а иногда и ампутирует нежизнеспособные части тела. От этого может быть больно - и героям, и читателям. От этого можно вздрагивать и плакать. 

В прозе Драгунского нет совсем хороших героев. Так же, как и нет совсем плохих. Они - как и мы - совсем разные, не черно-белые, не монохромные, а цветные, растушеванные, утрированные, но, несомненно, живые, рвущиеся к читателю со страниц, хватающие его за горло, заставляющие спорить о своих поступках и их мотивах вплоть до резких интернетных баталий. Как автор этого добивается - я не понимаю, это какая-то магия. Персонажи Драгунского настолько реальны и выпуклы, что начинаешь думать, что они действительно едут рядом с тобой в метро, сидят за соседним столиком в ресторане и читают твой фейсбук. Особенно это ощущение усугубляется тем, что часть рассказов книги - как бы из «подслушанного» автором в метро и на улицах («Настоящий мужчина, или экономика любви», «Возраст и время»).

Автору жалко своих героев – и верящего в волшебство не очень умного мальчика Ваню («Зимняя сказка»), и героя рассказа «Белая лошадь», из-за глупого розыгрыша упустившего любовь. Вообще основные два мотива книги – профуканная жизнь («Зимняя сказка», «Белая лошадь») и обманутые ожидания («Скрипка и немножко нервно», «Возраст Рафаэля»).

Автор очень хорошо видит не только пошлость («Мысль») и жестокость («Основной инстинкт», «Удар»), но и смесь пошлости с жестокостью («Красная линия»), причем пошлость наиболее страшного извода – в антиутопиях («Каллиопа и гайдлайны», «Двадцать шесть семьдесят» – об искаженных общественных строях будущего, «Лузерка» – о жалкой и пустой жизни мужчин в условиях победившего феминизма), и во внезапном и обыденном фантастическом преломлении чернухи в анекдот («Париж, Лувр») или ностальгической нежности в жестокость («Лес»).

Еще один из забавных жанров Драгунского – «фантастический пэчворк» («Глядя задумчиво в небо широкое», «Кастинг»). Сюжетные сцепления, сценки и ситуации из настоящего времени и из других эпох переплетены, а сквозные герои плавно, на странных стыках сна и дороги перетекают из сюжета в сюжет. Потому, кстати, любит Драгунский и тему сна, что эстетика абсурда диктует во снах свои законы (как Гумберт в «Лолите» действовал, «пользуясь странной свободою, свойственной сновидениям»). Специальная метка некоторых рассказов – «Этнография и антропология», и там автор с изумлением и любопытством рассматривает самый частый, распространенный, страшный тип бытовой пошлости и жлобства – в том их изводе, которому люди обычно не придают значения, объясняя это вечной человеческой слабостью. Но именно о таком типе обыденной пошлости и писал Саша Черный: «Потому, что в целом свете нет страшнее ничего» («Топчик», «Сниму комнату», «Триггер бана»).

Герои Драгунского очень легко убивают друг друга: выдуманный актер – партнершу по фильму, проснувшийся в будущем человек – своего друга из прошлого, киллер по заказу – бывшего друга юности, человек, которым все пренебрегают, – не считающегося с ним мастера автосервиса. Но эти убийства выглядят картонными, сыгранными в театре даже не марионеток, а теней, потому что и герои-убийцы являются некими метафорами, схемами, носителями смыслов и сюжетов из притч о потерянном времени, убитом чувстве собственного достоинства и уничтоженном благородстве.

Еще одна из фишек Драгунского – «переписывание» им классики. Так, в «Решении» обыгрывается сюжет «Дамы с собачкой», в «Финальном монологе героини» – отповедь Татьяны Онегину, в «Мартовской Иде» – «Ида» Бунина. Рассказ столетней примерно давности, наложенный на современную нам реальность и переписанный язвительным и ехидным пером Драгунского, безупречен. И если у Бунина говорится о несостоявшейся, упущенной любви (один из основных мотивов и у Драгунского), а главная героиня – романтическая и любящая женщина, то у Драгунского это – хищная стерва, в буквальном смысле цинично идущая по трупам. Хотя и время сейчас такое – более циничное. Автор, впрочем, далеко не впервые, не только переписывает, переиначивает известный сюжет, но и достраивает концовку, создает странное в своей жестокости и пошлости продолжение бунинского рассказа, выращивая из Иды с фиалковыми глазами самку богомола.

Про упущенное, не реализованное в прошлом – и короткая повесть «Дочь любимой женщины», давшая название сборнику. Герой, встретивший свою бывшую возлюбленную, вступает в странные, мучительные, горькие и сладкие, нежные и раздраженные отношения с нею и с ее дочерью, словно заглядывая в разные окошки времени, в разные осколки зеркал. И тут всплывает тема любви и предательства, вранья и искренности. Эти темы вообще являются основными в творчестве Драгунского. А его взгляд – острый, лукавый и хищный – направлен на каждого читателя, просвечивая его, подобно рентгену. Читать прозу умного и порядочного, но циничного человека – сплошное наслаждение. Читать такую прозу – очень непросто, потому что невольно любой читатель узнает и себя в его не самых совершенных героях.