Полная безголовщина! Джорджоне. Юдифь. Ок. 1504. Эрмитаж |
Я проснулась и повернулась на правый бок, на подушке лежала голова. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза то ли от удивления, то ли от страха. «Привет», – сказали мы в унисон. Я улыбнулась, голова улыбнулась в ответ. «Что ты здесь делаешь?» – опять мы произнесли вместе. «Лежу», – ответили мы друг другу. Слова наши сливались в парном танце, в котором мы топтали друг другу ноги, не желая уступать право первенства. Но когда я молчала, молчала и она. «Какая вредная эта голова!» – думала я. Голова тоже задумалась о чем-то. Мы никак не могли договориться, это злило. «Заткнись!» – кричали мы друг на друга. Мы даже раздражались вместе и выходили из себя вместе. Мы все делали вместе. Это злило еще больше. Я решила положить этому конец и просто встать. Но что-то держало меня. Ноги двигались, руки тоже, даже тело постепенно поднималось, но верхняя часть словно прилипла к подушке. Я посмотрела на голову. Взяла ее в руки и вместе с ней поднялась с кровати.
«Это моя голова, – пришло осознание, – и мне придется с ней возиться». Эта мысль меня огорчила. Меня абсолютно не прельщала идея везде таскать с собой голову, пусть даже свою. Голова тоже была не в восторге.
Я собралась и вышла, держа голову перед собой.
– А что если оставить ее здесь и просто уйти? – подумала я и посмотрела на нее. Она сверлила меня взглядом и, кажется, поняла, о чем я думаю. Ей это явно не нравилось. Мы молча спустились по лестнице.
Выйдя на улицу, я с удивлением обнаружила, что не все люди держат в руках свои головы. Кто-то подкидывал голову высоко вверх, потом ловил. Голова пугалась каждый раз, кричала, но при падении выдавала истерический хохот. А соседский мальчик и вовсе гонял футбол со своей головой. Другие ребята пинали его голову вместе с ним, и их это забавляло. Голова смеялась, видимо, ее устраивало подобное положение. Мы с головой посмотрели друг на друга. Я прижала ее к себе, она улыбнулась. Мы пошли дальше.
Дойдя до высоченного офисного здания, голова охранника поздоровалась с моей. Мы вошли внутрь. У лифта стояла большая очередь людей с головами. Мы попытались втиснуться в подъехавшую кабину, и нам это удалось. Стоял страшный гул: головы общались друг с другом, обсуждали последние новости, моя голова эмоционально рассказывала о мальчике, игравшем в футбол со своей головой. Какие-то головы эта история не удивила, потому что они сами как-то использовалась в качестве боксерской груши и головы для битья. «Это было больно, не очень приятно, – сказала она, – но весело». В лифте было ужасно тесно, но головы не обращали на это внимания. Мое тело сжалось, руки напряглись, я очень боялась, что выроню голову, но голова этого не замечала. Мне стало грустно – голове было не до меня. Голова словно забыла о моем существовании, она и не думала, что я ее держу. Я почувствовала себя очень одинокой. И вдруг заметила в лифте человека без головы, руки его свободно свисали вдоль тела, в позе чувствовались легкость и непринужденность. «Где же его голова? – размышляла я. – Наверное, дома забыл или потерял». Он казался таким гармоничным. Я посмотрела на свою эгоистичную голову, которая не обращала на меня никакого внимания, и подумала, как было бы здорово оставить ее дома или потерять, как он. Я немного расслабила руки, чтоб «случайно» уронить голову. Она с ужасом посмотрела на меня.
Лифт остановился, двери открылись. Никто не выходил. Головы смотрели друг на друга в поисках того, чей это этаж. Одна голова возмутилась: «Теряют свои головы тут всякие и потом не соображают, что делать!» Все с презрением посмотрели на человека без головы и вытолкнули его из лифта. А он спокойно пошел дальше, стукаясь и ударяясь обо все, что попадалось ему на пути. Двери лифта закрылись, я прижала голову еще крепче. «Все-таки с головой лучше», – решила я. Голову обрадовала эта мысль. И она присоединилась к обсуждению безголового человека.
Добравшись до нужного нам этажа, мы покинули лифт и пошли дальше. В офисе было много разных голов: приятные и неприятные, веселые, чудаковатые, злые. Были головы, которые не слушали самих себя: спорили, кричали, говорили какие-то странности. Одна голова прыгала на руках человека, выпала и покатилась от него, а он бежал за ней по всему офису. Ей было смешно, всем было смешно, но только не человеку. Он заботливо поднял ее, погладил и прижал к себе, а она снова начала прыгать и кричать. «Капризная голова», – отметила я.
Дверь в кабинет начальника была открытой, мы заглянули внутрь и успели заметить несколько незнакомых нам голов, над которыми возвышалась голова начальника. Начальник так высоко поставил свою голову, что даже сам не дотягивался до нее, а она важно наблюдала сверху за всем происходящим.
«Интересно, как он ее вечером домой забирает? Наверное, лестницу использует. Хотя эту голову можно было и здесь оставлять. Что ей делать дома? Ей наверняка на самой верхней полке в кабинете на 16-м этаже комфортнее, чем дома».
– Начальнику принесли новые головы, – вмешалась в наш гармоничный поток девушка с рыжей головой. – Скорее всего для техотдела.
– А там разве нехватка?
– Вчера на станции случился пожар, не могут найти, чья голова причастна. Решили снести все, – рыжей голове это явно казалось забавным.
Я наблюдала за своей головой. Она стихла, больше не спорила, вела себя хорошо, улыбалась, всячески содействовала рабочему процессу. Видимо, испугалась. Или мы наконец нашли общий язык.
День оказался довольно насыщенным. Мы устали.
Придя домой, я почти сразу положила голову на подушку, легла рядом и смотрела на нее. Глаза уже закрывались, нас клонило в сон. В голове проносились события этого дня: начальник, голова-чудачка, человек без головы, мальчик, играющий в футбол. Вспомнилось утро, которое мы начали со спора…
«И все-таки хорошо, когда у меня с головой все в порядке», – подумала я.
2.
Итак, девочка потеряла работу и голову.
В безголовой Лилипутии всем было хорошо. Бесполые дети, бесполые взрослые. Все танцуют, все гуляют. Тишина и веселье. Бесполая Маша могла быть и Петей, если захочет. Пол определить было некому, говорить было нечем. Нет головы – нет мозгов – нет проблем. Счастливое безмозглое общество. Рай.
Лилипутия тоже была относительной. Ее жители могли быть и великанами при желании. Этого тоже определить было некому, да и нечем.
В общем, жили, танцевали, радовались, иногда спали. Потом снова танцевали и радовались. И снова спали...
Жизнь кипела, как чайник, в котором закончилась вода. Без головы всем все становилось одинаково. Одинаково весело, одинаково радостно. С головой можно было уйти не только в пляс, но и в работу. А без головы работать было опять же нечем. Одинаковость грустна. Полная безголовщина!
Бесполая Маша хотела работать. А без головы не брали. Парадокс: чтоб найти голову, нужно было работать, а чтоб работать, нужно было найти голову.
Маша запуталась. Но ненадолго. Когда нет головы – нет мозгов, стало быть, и путаться нечему. Но Маша не сдавалась. Она своими изящными па сквозь толпу танцующих на ощупь пробиралась в поисках работы и наткнулась на что-то круглое. Может, даже овальное. Что-то овальное издало звук. Но Маша не услышала, слышать было тоже нечем. Маша пнула что-то овальное ногой, но что-то овальное оказалось очень крепким, наверное, тяжелым. Она решила тронуть что-то овальное рукой, но резко ее отдернула. Что-то овальное кусалось. Маша пнула его еще сильнее, и оно откатилось.
«Возможно, это была голова!» – промелькнула бы мысль в голове Маши, если б она у нее была. Но ее не было. Поэтому и мысль не промелькнула. Маша продолжила танцевать, но танцевал уже Петя. А Маша после встречи с чем-то овальным забросила поиски работы.
Так и жили: танцевали, радовались, иногда спали. Затем снова танцевали и снова радовались. И спали.
комментарии(0)