Константин Ремчуков о гормональной природе «обломовщины»

А все дело в избытке мелатонина... Кадр из фильма «Несколько дней из жизни И.И. Обломова». 1979

Любят у нас поговорить о праве современного театра на интерпретацию классики. Лейтмотив несложный: руки прочь, не разрушайте основ, не посягайте на святыни! Как будто классическая интерпретация классики была дана свыше, а не утверждена в идеологическом отделе ЦК. Именно стандарты Агитпропа некоторые рьяные охранители и пытаются выдать за вечно актуальный образец вкуса. Театр – институт культуры, специализирующийся на постановках текстов, прежде всего пьес. Но ведь пьеса по своей главной особенности – жанр литературы, фиксирующий желание автора взять себе в непременные помощники других людей: режиссеров, актеров, художников, композиторов, осветителей, гримеров и т.п. Писателю романов или поэту эта толпа творческих и не очень людей не нужна, они взаимодействуют с читателем один на один, без посредников. Драматург же рассчитывает на труппу, мечтает о «своем театре», где будут поняты самые сокровенные его мысли. В этом и главные риски провала его творения, но и единственная надежда на бессмертие!

Люди театра, которые берутся интерпретировать пьесу в своей постановке, принадлежат своему времени, а внутри него – своим социумам, эстетическим и политическим кружкам, своим покровителям, наконец. В этом – источник вечной жизни и авторов, и пьес, и театров! Шекспира сегодня ставят и играют люди, сильно отличающиеся от актеров XVII века, видящие в текстах гения то, что не видели современники. Меняется отношение к человеку, к его внутреннему миру. До эпохи Возрождения, например, в Европейской цивилизации отсутствовало понятие «личность», на его месте было понятие «тело». Представляете, каков масштаб различий в переживаниях «тела» и переживаниях «личности»! Точно такие же изменения происходят и в зрительном зале. Именно они, зрители, генерируют запрос на новую глубину интерпретации в соответствии с новым знанием о человеке. Вообще после Фрейда и Юнга, давших нам новое знание о психике человека, шизофрении, биполярном аффективном расстройстве, великие пьесы прошлого читаются по-другому.

А сколько подсказок к пониманию характеров героев дает нам современная эндокринология. Русская хандра происходит, может быть, от дефицита гормона «счастья и радости» – серотонина. Для выработки серотонина нужна фолиева кислота, которая содержится, к примеру, в шпинате, а вымыватся из печени каждой дозой алкоголя. А гормон мелатонин отвечает за сон. Представляете, Обломов спал скорее всего не потому что решил воплотить в себе русскую лень, а потому что страдал от гормональной болезни. Иначе ну никак не может нормальный трезвый человек уснуть средь бела дня в приемной Значительного лица! Никак! Так и вывели из Обломова – Обломовщину, как воплощение сущности русской отсталости на фоне нашпигованного тестостероном Штольца! А все дело в недостатке серотонина и избытке мелатонина у героя. Представляете, как Илюша Обломов отказывался есть в детстве щавелевый суп и говяжью печенку на второе, и тем самым обрекал себя на вечную дрему.

Будет ли постановка «Обломова» в контексте «гормональной гипотезы» понятной и интересной современному зрителю? Вероятно. Будет ли это глумлением над классикой? Вряд ли. Классика манит, потому что Классик – это тот, кто решил для себя однозначно главный вопрос о мотивах человеческих поступков – вопрос о добре и зле. Мне кажется, неприкосновенным должно быть только это. Нельзя с ног на голову ставить добро и зло в угоду оригинальности. Это – подлог. Все остальное – приветствуется!