Леонид Подольский. Распад.– М. Вест‑консалтинг, 2019. – 536 с. |
По жанру «Распад» – роман‑эпопея, фактически трилогия, он охватывает пласт времени в 70 лет, от начала Первой мировой войны до дней перестройки. Роман нисколько не потерял от тридцатилетней выдержки, наступил «его черед», если немного перефразировать известные строки Цветаевой. С одной стороны, это семейная сага, история нескольких семей, с другой – серьезное социально‑философское исследование. Ключевые моменты истории России (Российской империи и Советского Союза) – революция, Гражданская война, коллективизация, репрессии, две мировые войны – пронизывают судьбы героев. В романе много действующих лиц, показаны все слои общества. Затронут и национальный вопрос, есть картины притяжения и отталкивания больших и малых народов: евреи, сохранившие родовую память о погромах, армяне, в начале ХХ века подвергшиеся геноциду, высланные в Сибирь кавказцы…
Роман читается с неподдельным интересом, история частных лиц перерастает, срастается с историей страны. Все коллизии сюжета связаны воедино. Это требует большого профессионального мастерства, на дне одного сюжета, как в матрешке, оказывается новый сюжет или притча. Это придает роману объемность и широту трактовки. Как и в жизни, в книге нет абсолютно «правильных» героев (кроме одного, деда Ивана Грушина, но дед Грушин – образ не только реальный, но и символический), даже негодяи не лишены достоинств, и наоборот. Автор показывает, что ничто в жизни не проходит бесследно, и много лет спустя не происходит примирения между приверженцами сталинской политики и представителями интеллигенции. В советском обществе нет классов (разве что существует отдельный класс номенклатуры), но оно все равно неоднородно. И совсем не случайно происходит крушение любви Вилена Ройтбака и дочери сталиниста Ивана Антоновича, и много лет спустя очень похожая история повторяется между Игорем Белогородским и внучкой старого большевика Анджелой.
Человеческие слабости: тщеславие, честолюбие, эгоизм – делают героев романа узнаваемыми, они предельно типичны, похожи на нас с вами. Научно‑исследовательский институт с его интригами, сведением счетов и подтасовками представляет микромодель системы, пришедшей в упадок, обреченной на гибель, неконкурентоспособной. На смену ученым‑подвижникам вроде Андрея Платоновича Бессеменова приходят конформисты и карьеристы – самый живучий человеческий тип в современном обществе.
Герои романа представлены в динамике, в тоталитарном государстве они вынуждены лицемерить и приспосабливаться, юношеская романтичность трансформируется в цинизм, действует отрицательная селекция: такова история главных героев романа. Часто повествовательный тон сменяется сатирой и сарказмом в духе Гоголя, мистическими сценами: таково описание квартиры Евгении Марковны Маевской, заполненной дефицитом стараниями ее покойного мужа, директора магазина, или история разбогатевшей домработницы Зины. С сатирой и сарказмом выписаны и образы «короля утильсырья» Поломойцева и преподавателя марксистской философии, бывшего комиссара Льва Винницкого, и сны Александра Арменаковича, и бесполезный, даже странный в своей бесполезности и в то же время очень типичный главк, которым он руководит. Эпические страницы чередуются с сатирическими, сменяются притчами, семейными легендами в стиле Ветхого Завета.
Незабываема история доктора Маевского из Мазеповки, вынужденного принимать роды у любовницы атамана. Накал страстей в разгар Гражданской войны: любовь, предательства, убийства, лихое и страшное веселье – заставляет вспомнить героев то ли «Тараса Бульбы», то ли «Свадьбы в Малиновке».
Трагедия страны: раскулачивания, пытки, издевательства, сведение личных счетов – разворачивается перед нами, как огромное историческое полотно с нескончаемой вереницей жертв и палачей. Одновременно с ликвидацией класса кулаков идет наступление на интеллигенцию, как лейтмотив звучит тема лагерей, ночных арестов и всевозможных сфабрикованных дел.
Пролетарский тупик, место первоначального обитания ряда персонажей романа, включая одного из главных, Игоря Белогородского, представляется символическим, но на самом деле такое наименование существовало в 30–50‑е годы. Мастерство художника позволяет Подольскому создавать незабываемые типажи Пролетарского тупика: мастерицы доносов прокурорши Касьяновой, безногого инвалида Трынло, спекулянтки Раи, сердобольной бабки с ночным горшком, городского сумасшедшего Акопа. Особняком стоит образ сказочного богатыря деда Грушина, в котором воплощены лучшие черты русского крестьянства. У Подольского нет случайных героев, все они так или иначе связаны общим сюжетом. В конце романа автор снова сводит нас с безумным Акопом. Это один из самых щемящих образов произведения, он оказывается преданным другом отца Александра Арменаковича, добровольцем ушедшего на фронт. С сумасшедшим Акопом, со старым Арменаком, с молоденькой медсестрой Клавой в многотемье романа невольно врывается еще одна тема – военная и одновременно антивоенная.
По многообразию поднятых тем и богатству интонаций роман напоминает звучание симфонического оркестра. Как голос скрипки, неожиданно вступает тема любви: сцена Жени с Борисом в прифронтовом лесу. Писатель показывает, как в зависимости от обстоятельств меняются люди. Иной раз удивительно к месту звучит ирония. Душегуб Иван Антонович, умирая в больнице, становится жертвой советской системы. На просьбу унять боль он слышит издевательскую реплику врача о лучшей в мире медицине.
Перед самым эпилогом в ткань романа, в его сюжет органически входят «Записки профессора Белогородского», за которыми угадывается голос автора, его философское осмысление начала и конца эпохи.
В конце романа главный герой Игорь видит перемены к лучшему, это перестройка – на глазах начинает меняться изживший себя строй. Но это только мираж свободы… За автором из тридцатилетней дали остается последнее слово: «Он забыл, что русская история движется по замкнутому кругу».
комментарии(0)