Поэт и гастарбайтер

В таких местах возможно все, кроме любви... Хотя... Фото Александра Курбатова

Вчера в 22.30 я одна, очень уставшая, возвращалась с работы домой. Решила купить мартини с оливками в ближайшем магазине.

В темном дворе звякнул фейсбук, я достала телефон из кармана, посмотрела на обновление статуса и положила его обратно. Сзади шли двое азиатов.

Сейчас они меня убьют, почему‑то подумала я. Через 10 секунд ко мне подбежали сзади, закрыли рот рукой и, повалив на асфальт, начали душить. Очень быстро и очень страшно.

Один, затыкая рот, приставил к горлу нож, второй вытряхивал сумку, приговаривая: «Хочешь жить – не ори». Со мной такого не было никогда, и поэтому я не была готова ни к чему. В кошельке денег не было, второй, который душил, попытался сорвать цепочку.

– Не надо ее рвать, она не золотая, – с неожиданным прагматизмом в такой ситуации сказала я. Еще через пять секунд все кончилось. Айфон было жалко до слез. Даже не контакты и Интернет, а наброски и стихи. Я же их уже не повторю, думала я, сидя на асфальте, вытирая кровь с разбитой губы и рассеченной брови.

Доковыляв домой, я позвонила бывшему мужу. Попросила его заблокировать номер. Потом позвонила любовнику – предупредить, что не смогу встретиться. Только потом позвонила в 02 зачем‑то.

Первыми приехали полиционеры. Полуодетая, с трясущимися руками, я открыла им дверь и тут же пожалела об этом. Выглядели они почти как бандиты, потом приехали еще два опера, и они выглядели точно как из сериала «Глухарь»: один пожилой, толстый и добрый, второй высокий, худой и злой. Он сразу стал орать на меня и говорить, что нужно: а) немедленно ехать на место преступления, б) составлять фоторобот, ехать часа на три в участок, в) писать кучу заявлений и бумаг, г) таскаться потом долго на опознания.

Потом приехали муж и любовник. Одновременно! Вот и познакомятся наконец‑то спустя столько времени, с нервным злорадством подумала я. Муж первый вломился в квартиру, я в состоянии аффекта начала кричать, что не хочу его видеть и такого не было бы, если бы он встречал меня, купил машину и вообще не вынуждал жить одной.

В моей квартире было четверо полицейских, муж и еще внизу ждал единственный человек, которого я и правда хотела видеть.

Сначала я решила избавиться от полиции, потому что ехать ночью в участок мне вообще не хотелось. Я написала, что забираю заявление, потому что мне популярно, на пальцах, объяснили, что: а) все равно никого не найдут, б) телефон вряд ли можно вернуть, в) если я не заберу свое устное заявление, меня затаскают по всяким дачам показаний.

Все, на что я согласилась, это дойти до угла, где меня душили на асфальте, и показать, где это было.

– Что вы хотите? – сказал опер. – Здесь одни гостиницы и общаги.

– Но у телефона есть геолокация, неужели по ней нельзя вычислить?

– Можно, но в районе 500 метров, а если там две башни стоят, что, во все комнаты заходить?

– А рынки, переходы, где ими торгуют?

– Мы не имеем права останавливать их, только ломбарды проверяем, но туда вряд ли понесут.

– А что вы вообще можете?! – чуть не плакала я от усталости.

– Послушайте, барышня, тут каждую неделю кого‑то убивают и грабят, насилуют беременных, наркоманы в подъездах долбятся, а вы тут со своим телефоном!

– Но там... стихи, я не смогу их повторить, – тихо сказала я.

– Какие стихи?! – начал орать накачанный опер.

– Вот, – я протянула ему книжку.

– Дадите почитать? – неожиданно изменившимся голосом спросил он.

– Ага, – ответила я, – берите, в перерывах между допросами полистаете.

– А паренек молодой в лифте тоже к тебе ехал? – поинтересовался опер.

– Да, – покраснела я.

– Я вот тоже от жены ушел к 24‑летней, – вдруг поделился он. – Ду‑ура такая, – сказал он радостно. – Вообще ничего не соображает.

– Вот‑вот, – добавила я.

Мы уже сидели на кухне, шел второй час ночи.

– Я правда очень устала, – взмолилась я, – можно я отдохну уже?

Опера откланялись. Снизу позвонил вернувшийся муж.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – отрезала я.

– Позволь мне побыть с тобой, – попросил он жалобно.

Я спустилась вниз. Он вдруг внезапно заплакал, беззвучно, в два ручья.

– Ты чего? – оторопела я, уже было успокоенная слегка беседой с оперуполномоченным, любителем поэзии и молодых девушек.

– Стресс дошел наконец, – вытер он слезы. – Я испугался за тебя, очень, – продолжил он, и слезы еще сильнее потекли по его небритым щекам.

– Если бы ты был рядом и мы поженились, я не ходила бы за мартини ночью одна, – упрекнула я, ничуть не смягчившись.

– Я люблю тебя, – ни с того ни с сего ляпнул он.

Мы постояли в тишине еще минут пять.

– Езжай домой, – сказала я. – Подумай, что в следующий раз не только айфон можешь потерять.

Через час любовник тоже вернулся! Неужели мне надо обязательно нож к горлу приставить, чтобы они все почувствовали, что я живая?! Ведь лучше спасать свою женщину до, а не после!

– А на похороны тоже вместе приедете? – спросила я.

– Не, на похороны я не приеду, – отказался он. – Не люблю их, да и живая ты лучше.

Я и правда была ему рада. Только спрятавшись в его огромных объятиях, я чувствовала себя спокойной и счастливой.

– Ну, рассказывай, как ты там узбеков раскидывала, – в своей снисходительной манере шутил он.

– Мне так страшно было! – взахлеб делилась я впечатлениями. – Смотри, вот, видишь, след от ножа.

– Ты крутая! – восторженно говорил он.

В отличие от слезливого мужа мы избавлялись от стресса смеясь.

Каждый раз, когда мы оказывались рядом, чувство гармонии и уюта усиливалось настолько, что жизнь выглядела сносной и даже прекрасной, что бы с нами ни случалось.

– Знаешь, я больше всего жалею свои заметки, – произнесла я.

– Ты сумасшедшая! – сказал он, обнимая меня еще крепче, и я не знала, это оскорбление или комплимент.

А ближе к утру я нашла забытый в коридоре пакет с мартини, налила полбокала, прижала холодное стекло к разбитой губе, откусила брошенную со льдом оливку и, ощутив языком ее шершавую косточку, почувствовала себя живой и абсолютно счастливой.