Яблоко от бабы Тони

«Подохни ты сегодня, а я завтра» – главная гулаговская присказка. Фото © РИА Новости

Когда заходит речь о лагерной прозе, мы сразу вспоминаем Шаламова и Солженицына. Между тем есть немало документальной прозы авторов «второго эшелона», чьи свидетельства, рассказы, мемуары и письма являются важными документами эпохи.

Музей истории ГУЛАГа и Фонд Памяти запустили собственную издательскую программу, и в их числе – «Серый – цвет надежды» Ирины Ратушинской и «Одноэтапники» Леонида Городина. «Серый – цвет надежды» – скорее всего последняя книга о советских лагерях, написанная очевидцем. В ней описывается женская колония в Мордовии позднего, горбачевского СССР. Книга была переведена на несколько языков и издана более чем в 20 странах, и вот наконец-то она вышла в России.

Поэт Ирина Ратушинская была арестована в 1982-м и осуждена на «7+5» (семь лет лагеря и пять лет ссылки) за «антисоветскую агитацию и пропаганду». Пять пунктов приговора составляли ее стихи, квалифицированные как «клеветнические документы в стихотворной форме». Когда сокамерники спрашивали Ратушинскую, за что она сидит, она так и отвечала: «За стихи». Здесь же, в лагере, она получила свой первый «гонорар»  за авторское чтение – яблоко от бабы Тони, осужденной за самогон и взятку участковому. «Законный вопрос: что в этой книге правда, а что – художественный вымысел? Отвечаю сразу: вымыслу в этой книге места нет» – так начинается эта книга. В ней – о том, какие люди окружали Ратушинскую в лагере, о тяжелых условиях жизни, неписаных законах и правилах, по которым ей пришлось жить, об обычных узницах и «политических», издевательствах над заключенными и равнодушии тюремщиков к их страданиям.

В прозе Ратушинской нет отчаянной борьбы за выживание, как у Шаламова, нет чудовищных пыток (хотя принудительное кормление голодающих описано так, что от прочтения становится физически дурно), нет каторжных работ на лесоповале, обмороженных рук, вывалившихся кишок, раздробленных костей… Это уже другое время и другой лагерь. На дворе – времена «вегетарианские», Горбачев, перестройка и гласность. А за колючей проволокой – война за право переписки, салат из лебеды и одуванчиков, садист – дежурный ШИЗО, который отрубает по кусочкам хвост крысы, забастовки и голодовки политических заключенных… Это важная лагерная летопись, запечатлевшая в деталях жизнь женщин-заключенных, и в ней есть борьба – только это борьба за собственное достоинство.

Ирина Ратушинская. Серый – цвет надежды. – М.: Музей истории ГУЛАГа и Фонд Памяти. – 482 с.

Кроме документальной прозы «Серый – цвет надежды» в книгу вошли пять стихотворений, процитированных в пяти пунктах приговора, биография автора, информация о соузницах малой зоны, редкие фотографии из семейного архива, «ксивы» –  письма, переданные Ириной Ратушинской на волю в обход лагерной цензуры, и текст приговора (общий объем которого составил 20 машинописных страниц).

Одно из стихотворений, за которое Ратушинская получила свой срок, называется «Родина»:

Ненавистная моя родина!

Нет постыдней твоих ночей.

Как тебе везло

На юродивых,

На холопов и палачей!

Как плодила ты 

верноподданных,

Как усердна была, губя

Тех – некупленных

и непроданных,

Обреченных любить тебя! 

Что касается Леонида Городина, то он был осужден трижды за «контрреволюционную троцкистскую деятельность», а свой первый срок – как и Варлам Шаламов – получил за распространение «Ленинского завещания».

«– Обвиняемый, вам понятен приговор?

– Мне понятно, что я ни за что осужден на десять лет.

– Основное вы поняли».

Леонид Городин. Одноэтапники. Невыдуманные рассказы. – М.: Музей истории ГУЛАГа, 2018. – 278 с.

Героизмом было – просто выжить. Так Городин вспоминает одного из заключенных, Керцмана, из «слабосилки», который был негоден для валки леса, поэтому работал «топтуном», вытаптывал снег, – больше ни на что сил у него не хватало. Одного за другим увозили его напарников, которые слабели и умирали, а он все держался, все так же топтал бесконечные дороги. Как выяснилось, у заключенного была цель – пережить Сталина (Городин ни разу не называет Сталина по имени): «Я был моложе и здоровее Керцмана, и то не надеялся выжить те пять лет, которые мне было определено провести в лагере, а уж ЕГО пережить! Кто мог об этом думать!» Сообщение о «ЕГО» смерти Городин услышал в Красноярской ссылке и сразу же вспомнил Керцмана. Городину и нам, читателям, не довелось узнать, дожил ли Керцман до этой новости, но очень хочется верить, что дожил. Сам Леонид Городин дожил до 1994 года и перед смертью смог добиться своей полной реабилитации.