Как у Кафки

Саша Кругосветов. Клетка. –  М.: Интернациональный Союз  писателей, 2018. – 368 с. (Золотые пески Болгарии).

Саша Кругосветов более известен своими романами для детей и подростков, однако в последнее время перешел к более крупным художественным задачам. Роман «Прогулки по Луне» – это уже вполне «взрослое» произведение: наполненный сатирой и гротеском фантастический текст с элементами плутовского и шпионского романа.

Роман «Клетка» – еще более сложное и драматичное произведение. Он о внутренней несвободе человека. Пусть не обманывает читателя внешнее сходство романа с «Процессом» Кафки, и даже откровенная стилизация под тексты сумрачного пражского гения. Кругосветов вполне уверенно играет в постмодернистские игры, и совершенно не зря сам «Процесс» упоминается в финале – герой, оказывается, читал его перед сном. Очевидно, стилизация намеренна, некоторое сходство фабулы – тоже, однако сходство на том и заканчивается. Текст и по проблематике, и по художественным приемам гораздо ближе к творчеству зрелых и поздних братьев Стругацких, а именно к таким произведениям, как «Град обреченный», «Хромая судьба» и особенно – небольшой пьесе «Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах».

Посмотрим пристальнее на главного героя и то, что с ним произошло. Надо сказать, Борис Кулагин – довольно неприятный тип. Трусоват, жадноват, мягкотел, самовлюблен, фетишист до кучи… А главное – единственное, что он ценит в жизни, так это комфорт, причем как физический, так и душевный. И вот этот комфорт безвозвратно разрушает некая мистическая сила, названная в романе Системой. Что это за сила – до конца так и не ясно, да это и незачем. Здесь-то и проявляется определенное сходство с «Хромой судьбой», где перед героем, тоже, кстати, не ангелом, распахивается веер мистических возможностей, однако тот просто боится ими воспользоваться. Действие также разворачивается в атмосфере «зрелого застоя». Точно так же неведомо и что за сила рассылает повестки с приказом явиться с вещами в некие места сбора «жидам города Питера», «прелюбодеям города Питера» и пр. И, как и у Кругосветова, представители старшего поколения, невзирая на жаркие обсуждения, готовы безропотно подчиниться требованиям неведомых «представителей» (кто не помнит – «Жиды города Киева…» – требование гитлеровских властей к евреям собраться в Бабьем Яру), однако пьеса Стругацких – «перестроечная» и бунт младшего поколения заставляет Систему отступить.

Однако у Кругосветова все несколько не так. Ключевой момент романа, несомненно, беседа героя с художником Людвигом, который прямо говорит: «Стань свободным, и Система тебя не тронет». Ты просто окажешься вне нее. Ибо ты ведь ни в чем не виновен (подразумевается – кроме несвободы). Но стать свободным – нелегко. Это избавиться от карьеризма, от страха перед властями, от алчности, сластолюбия, безудержной жалости к себе… Стать другим человеком. Не зря в прологе дается образ невидимой для окружающих клетки, прорвав которую герой оказывается в другой клетке, побольше – но и прочнее. Очевидно, Система – это и есть метаметафора несвободы героя, хотя и при этом выступает как реальная мистическая сила. В этом смысле очень важен финал произведения – герой не смог измениться, не смог обрести внутреннюю свободу и приговорен к казни.

Казнь состоялась, но герою дарован второй шанс. На это есть намек в сцене беседы с Верховным судьей. К самой сцене у меня есть претензии – вряд ли стоило давать обширные отсылки к Булгакову в виде рассуждений о свете и тьме, трогать фигуру Иисуса Христа, таким образом пытаясь как-то прояснить читателю суть Системы. Однако главное там то, что Судья не принял окончательного решения. Потому что на самом деле герой немного, но изменился в лучшую сторону. Поэтому – вторая попытка, новый круг. Как поведет на сей раз себя Борис Кулагин? Роман завершается вопросом. Финал роднит текст с «Градом обреченным» много повидавший, изменившийся Андрей Воронин убивает сам себя, но выходит на новый круг испытаний.

Смело, изящно и неожиданно. Из претензий выскажу одну. Да, это стилизация, люди эпохи застоя так не изъяснялись, этого требует структура текста. Но толика индивидуализации речи персонажей не повредила бы.