Дурочка блаженная

Юродивые никуда не делись. Павел Сведомский. Юродивый. Кировоградский областной художественный музей

Проза Ольги Постниковой, прекрасного поэта, вовсе не сентиментальна, напротив, в ней есть какая-то упрямая, аскетическая «жесткость», но внутри небольшого повествования часто создается такой накал чувств, что слезы, кажется, единственный выход для эмоционально захваченного читателя.

В какой-то момент я подумала, что современные герои Постниковой, попавшие в мясорубку доперестроечной, перестроечной и постперестроечной России (а все одинаково – мясорубка), относятся к той вечной, «архетипической» категории, которую Гюстав Флобер обозначил словосочетанием «простая душа». Не знаю, как во Франции, но в России – это какой-то необыкновенно важный, идущий из народных глубин и сейчас уже почти раритетный типаж. В этих «простых душах», особенно в женщинах, сохранилось много детской наивности, искренности, невероятной жажды «любви до гроба» и какой-то поведенческой странности, которая воспринимается окружающими как идиотизм или даже юродство. Вот выскочило правильное древнерусское слово – «юродство». В ряде рассказов герои, словно персонажи древнерусского жития, проходят путь от обыкновенных людей, грешных и слабых, – положим, разгульного и неверного мужа («Тристан и Изольда») или обыкновенной «тетки», собравшейся на старости лет выйти замуж за соседа-пенсионера («Раковинка»), – до почти святых, блаженных, юродивых (как их называли на Руси).

Герой первого рассказа, молодой технарь, первоначально «блудный муж», чтобы добыть денег на лекарства умирающей жене, готов просить милостыню по вагонам электрички. А героиня «Раковинки», еще в юности расставшаяся с мужем, вместо того чтобы благополучно «устроить свою судьбу», каждый день подстерегает его, впавшего в глубокую депрессию, у ворот монастыря, где он работает инженером, чтобы бесконечно просить у него прощения. Причем он ее даже не узнает или делает вид, что не узнает. Героиня берет на себя всю вину за погибшую любовь, хотя, конечно же, виновата не только она. Дурочка, блаженная!

Интересно, что в тех двух рассказах, где нескладная, «юродивая» судьба героинь–«простых душ», вдруг выруливает на «правильные рельсы»: одна переезжает в Израиль и перестает писать стихи («Сафо, Сафо»), а другая, вместо грязной, опасной для здоровья и почти мужской работы по реконструкции старинного здания, обретает наконец семью и детей («Каменные тетки») – эта перемена в обоих случаях воспринимается как некое падение в «обыденность», утрата невероятных прежних чудес. Недаром о произошедшей «перемене участи» говорится в двух словах. Она не интересна. А что же чудесного в той, тяжелой, безденежной, «юродивой» жизни, которую ведут неприкаянные герои? Прежде всего это, конечно, чудеса любви. Той самой библейской любви, которая сдвигает горы. О ней написана первая повесть «Роман на два голоса», как бы задающая некий «предельный» тон всем прочим рассказам, где в основе все те же чудеса. Замечу, что сильно звучащая в прозе автора суровая и аскетическая, «житийная» нота, о которой я уже упоминала, в трактовке любви обретает какие-то «еретические» для древнерусской традиции, безумные и «вакхические», чувственные обертоны. Любовь для автора не знает деления на тело и душу, она едина и безгранична. Поэтому даже духи в ореоле любви обретают телесность.

Ольга Постникова. Роман на два голоса: Рассказы. – М.: Ridero, 2018. – 218 с.

Такие же чудеса встречаются на пути простого солдата Степана, который когда-то во время войны встретил в польском местечке свою единственную любовь – польскую панну. Замечу, что и Пушкин, и Гоголь оставили нам свидетельства их абсолютной неотразимости. Много лет спустя у него родилась дочь, как две капли воды на нее похожая («даже шрамик такой же над глазом»). Как такое может быть? Вот-вот. Опять они – чудеса любви, пронизывающие яркими и испепеляющими сполохами эту грустную, в общем-то, книгу. Книгу, где автор продолжает какую-то почти утраченную ныне российским искусством традицию, идущую из древности. Нет, нет, речь не об официальных религиозных обрядах. Речь о какой-то особой, «высокой» духовной настроенности на вещи, которые почти уже «вышли из употребления». Но автор упрям и по-прежнему ценит безграничную супружескую любовь, жертвенное служение ближним, желание в немыслимых условиях реализовать свой талант. И все это обогащается современным колким юмором и даже некоторым смысловым и лексическим «хулиганством».