Крестовый поход Герострата

Ван Гог отрезал ухо, но у него есть «Ночное кафе»...  Ван Гог. Автопортрет с отрезанным ухом и трубкой. 1889. Частная коллекция Ниархоса, Чикаго

Первая книга Евгения Фоменко называлась «Ярмарочный замок» – сборник повестей и рассказов. Не все были удачны, но интересны все. У Фоменко-писателя есть две важные черты. Первая – он умеет вывернуть привычный сюжет наизнанку, балансируя на грани ироничного сюрреализма и жесткой реальности. Как если бы де Кирико родился в Советском Союзе, отчаялся и ушел в диссиденты. Вторая – Фоменко умеет рассказать историю так, чтобы не отпускать читателя до последней страницы; ты хочешь узнать, чем все это закончится.

В своей второй книге – «АртХаос» с подзаголовком «Черная комедия в багровых тонах» – два этих важнейших умения Фоменко сохранил. Читать его тексты по-прежнему интересно. При этом не изменилась и структура книги: в ней собраны рассказы и повести (а точнее – одна повесть).

Рассказы Фоменко – это своего рода помесь между текстами Филипа Дика, Сола Беллоу и скетчами из развлекательных шоу. А если перейти на более простой язык, учитывая, что хлеб есть духовный, а есть насущный, то ощущение такое, будто наконец-таки стали производить водку-light: пьется легко, но тоска от нее неизменно русская и похмелье жуткое. Потому что, рассказывая ироничные фантастические истории, Фоменко обстоятельно диагностирует карму современного человека и общества. Если есть душа, то будет больно. Если затерялась она в матрице, то как минимум получишь коды.

А вот с центральной повестью книги – немного иной коленкор. Собственно, в ней и заключен главный месседж Фоменко. Рассказы, пусть читать их и интересно, составляют скорее нечто вроде приятного бонуса, а вот повесть «АртХаос» – это основной приз, тяжелая артиллерия. И текст этот отчасти напоминает манифест.

Перед его прочтением хорошо бы, конечно, пробежаться по современному искусству. Уяснить, как его понимать. Можно, к примеру, изучить книгу Уилла Гомперца «Непонятное искусство». А если лень, тогда вспомнить эпизод из кино «О чем говорят мужчины»: момент, когда персонаж Леонида Бараца попадает в галерею современного искусства. Он идет по зале и видит на картине два треугольника, красный и синий. Под ними подпись – «Два треугольника, красный и синий». «А я-то думал, что это?» – говорит герой.

Вот и у главного героя повести «АртХаос» к современному искусству похожее отношение. Зовут его, а точнее кличут, Сальери. Он некто вроде маньяка, который захватывает, пытает и мучает людей, имеющих отношение к современному искусству. Иногда попадание в плен к Сальери идет жертвам на пользу, и они начинают не просто казаться, но быть, создавая уже оригинальные произведения. К примеру, в случае модного художника обыгрывается известный тезис Ницше о «писать кровью и притчами». Вот пленник и начинает писать картины собственной кровью.

Евгений Фоменко. АртХаос. – М: ЭлдиТессилПресс, 2017. – 302 с.

Тут автор отсылает читателя к еще одному классическому тезису, на этот раз Достоевского: «Страдание есть причина разума». Это такой себе старомодный авторский взгляд на то, что художник должен выстрадать свои произведения (причем по-настоящему). Не надо нам Дэмьена Херста, как бы декларирует Фоменко, подавай нам Ван Гога.

Но главное, за что борется Сальери – это наличие собственно произведения, а не некоего шлейфа, ореола, когда важно имя, а не наличие таланта. Объясню просто. Ван Гог отрезал ухо. И Павленский тоже отрезал себе ухо. Оба художники. Но! У Ван Гога есть «Ночное кафе», а у Павленского нет и не будет. Поэтому отрезание уха в случае первого – побочный эффект гениальности, а в случае второго – потуга на творца.

Собственно, Фоменко в повести «АртХаос» при всей ее киношности и остросюжетности поднимает очень важную тему – подлинности искусства как такового. Многим аналогичным, но в совершенно иной эстетике занимался и Виктор Пелевин в своем последнем романе «iPhuck 10», когда писал о гипсовом веке искусства.

Так с чем мы имеем дело сегодня? С ордой торгашей, которые выставляют любой товар так, как им надо; особенно. Если этот товар – картина? Понимаем ли мы реальную ценность той или иной работы? Или нам навязывают систему представлений, в которой мы вынуждены существовать, принимая как эталон то, что эталоном на самом деле не является? И эта фарисейская мораль пропитывает все сферы жизни – в культуре прежде всего.

Нам, к примеру, подсовывают очередную лучшую книгу года, говорят: «Читай ее обязательно», – и человек, оторвавшись от зомбоящика, наконец добирается до нее, открывает, но не понимает, отчего данный текст так хвалят. Тогда ему говорят: «Ты глуп, ты ничего не понимаешь – это классная книга; иначе бы она не получила ту или иную премию, иначе бы ее не отметил вот такой-то критик». Человек тушуется, пробует читать, делает умный вид, но рука его все равно тянется либо к пульту от телевизора, либо к томику Чехова (второе – предпочтительнее).

В результате создается культурная матрица, которая сама по себе не несет никакой фактической ценности, она лишена таланта, а в конечном итоге и влияния. Потребителя, как в романах Сорокина, кормят дерьмом, но вкусно приготовленным и красиво упакованным. Декорации соответствующие. Общественный туалет стилизован под роскошный ресторан, ужин подается стильно, официант галантен – кушайте, сэр. И человек кушает, только вкус ему все равно не нравится. Впрочем, лишь до тех пор, пока он не привыкнет.

Но рано или поздно появляется все тот же хрестоматийный мальчик и кричит: «А король-то голый!» И таких мальчиков становится все больше, как и их криков; однако система продолжает функционировать, отбрасывая их, сужаясь и замыкаясь в итоге на самой себе. Она больше не влияет на массы; наоборот, кичится собственной элитарностью, и снобизм культивируется в ней, как чтение трудов Смита у мормонов. Однако когда крики заглушаются и терпение лопается, как поджелудочная железа алкоголика, тогда приходят такие, как Сальери, – приходят, чтобы действовать и карать.

Фоменко поднял очень важную тему, уловил нерв эпохи, но беда в том, что он стал заложником своего стиля – остроумного и легкого (в хорошем смысле данного слова). Оттого картина наметана пунктирными линиями, а не густыми мазками. Сальери же всякий раз не дожимает ни жертву, ни себя, ни проблему. Да, он зол, раздражен, философичен, но небеспощаден, а так нельзя. Коль уж ты отправился в крестовый поход против Арта, так уничтожай все до конца, а не будь подобен Герострату, издалека смотрящему на муляж храма Артемиды с фейерверком в руке. И если соединяешь насилие и искусство, одним идентифицируя подлинность другого, то делать это надо радикально, как, например, Джеймс Баллард, исследовавший связь секса и автокатастроф в романе «Crash» («Автокатастрофа»).

В своей же книге «АртХаос» Евгений Фоменко гнойник вскрыл, но не додавил. Возможно, стоит надавить еще раз. Не только ему, но и другим Сальери. 

Севастополь