«Не плачь, брат! Ты заслужил! Ты гений!» Иллюстрация Pixabay
Хорошо быть спрутом
Редактор газеты «Марсианская правда» вызвал меня в кабинет. Одним щупальцем он держал увесистый томик Льва Толстого, другим – стихи Бродского, в третьем у него была сигара, а в четвертом – стакан виски. Пятым щупальцем он гладил по коленке нашу секретаршу Лену. Как все хорошие редактора, он умел делать все одновременно.
– Наши читатели с Венеры и Созвездия Андромеды переживают, что там происходит с русской поэзией. Одни говорят, что она умерла, другие – что перешла на качественно другой, непонятный этап, третьи говорят, что там все спились, четвертые – что там все стали геями. Короче, посылаю тебя туда все проверить. Там сейчас как раз фестивали. А то здесь все хотят узнать результаты футбольного матча «Сатурн–Луна», и больше их ничего не волнует. Вот жлобье! Для кого мы тут горбатимся нашим бесхребетным позвоночником днем и ночью? Надо поднимать культурный уровень. Суки одноклеточные! Только поаккуратней там с алкоголем и возвращайся быстрее, а то там щупальца свои по земным девушкам распускаешь, тебя оттуда не выдрать домой. Нам столько щупальцев наш бог, святой Спрут, дал не для этого. А вот интересно: для чего? – И редактор уткнулся одним, фиолетовым, глазом в Толстого, а вторым, зеленым, – в Бродского.
Фестиваль народной поэзии
Я заполз в забитый зал. Везде валялись пьяные. Мне в ту же секунду засунули в одно щупальце соленый огурец, в другое стакан водки, третьим я обнял поэтессу-трактористку, а четвертым начал драться с пьяным радикальным антимарсианским поэтом. Трактористка прочла мне на ухо свою гениальную поэму о том, что надо не трепаться, а пахать родную землю на тракторе. Потом она погладила меня по голове и сказала:
– Ты какой-то необычный. У нас в деревне в Тульской области таких нет. Возьми меня с собой на Марс!
Вышел ведущий и сказал, что одну поэтессу дисквалифицировали, потому что выяснили, что она не любит народ или любит, но другой. Может быть, она даже любит марсиан. Сзади кто-то крикнул: «Спруты – п…!» Все засмеялись. Трактористка прошептала:
– Это великий поэт Евгений Пупкин наконец впервые пришел в себя за трое суток фестиваля.
Ведущий объявил победителей. Поэт, занявший первое место, выполз на сцену, разрыдался и стал извиняться перед поэтом, который занял второе место, и кричать, что это все заговор марсианский. Поэт, который занял второе место, приподнял голову из тарелки с салатом оливье, благородно сказал: «Не плачь, брат! Ты заслужил! Ты гений!» – и упал назад головой в салат. Тут началось сплошное нетворческое пьянство, и я еле уполз, шатаясь, назад в свою летающую тарелку, захватив бутылку водки, банку огурцов и трактористку.
Фестиваль интеллектуальной поэзии
– Вы спрут в постмодернистском или постструктуралистском смысле? – игриво спросила меня модно одетая девушка, как только я заполз в нарядный и чистенький зал, где проходил Фестиваль интеллектуальной поэзии. Что означали эти слова? Я помотал головой в недоумении:
– Я не знаю! Я просто спрут! И родители мои были просто спруты!
– Ааа. Значит, в лакановском. Я так и знала, что вы не так просты, как выглядите! Шалунишка!
Девушка взяла в руки мое щупальце, прочла стих моего любимого марсианского поэта на чистом марсианском и исчезла в толпе. Я решил, что если я ее еще найду, то непременно возьму с собой на Марс вместе с трактористкой, которую я тоже любил, хоть она меня и обзывала «марсианским алкашом и параноиком» и отказалась идти на этот буржуазный фестиваль. Зря она боялась. Алкоголя и закусок здесь не было совершенно. Блин! Интеллектуалы были, по всей видимости, непьющие! Для чего я столько летел? Тут началось награждение.
Третье место получили два гея. Они вышли вместе на сцену, целуясь и хватая другу друга за попки, и, как двухголовый дракон, вместе прочли поэму, которую вместе написали. Одна голова была неомарксистская и цитировала Жижека, а другая на китайском (первая голова переводила) рассказывала о несчастной судьбе китайских детей, которых капиталисты заставляют работать. Каким-то боком они еще прошлись в защиту бедных палестинских детей, которых едят живьем израильтяне. Зал заплакал и взорвался аплодисментами.
Я с ужасом подумал о том, кто занял первое и второе места, и выполз из зала в поисках алкоголя. За мной выскочила интеллектуальная девушка и закричала на марсианском:
– Постойте! Вы выглядите единственным нормальным человеком в этом безумии. Я профессиональная куртизанка. Могу говорить на марсианском, сатурнском о Достоевском, Лакане и Троцком. Беру только 300 условных марсианских единиц в час.
Я посадил ее на щупальце, и мы вместе поползли искать бар.
Возвращение
Летающая тарелка набирает скорость. Земля уменьшается в иллюминаторе. Я сижу перед компьютером, пью чай и не могу ничего написать. Что же происходит с русской литературой? Куртизанка и трактористка пьют водку на кухне. Утомили они меня сексом. Все-таки у меня уже не те года для таких подвигов. Я боялся, что они будут ругаться между собой, но они неожиданно быстро нашли общий язык. Я смотрю на этих прекрасных девушек. Ну, куртизанка, наверное, сбежит к редактору через пять минут после того, как увидит его новый звездолет и он пригласит ее на выходные на Андромеду. Трактористка, наверное, останется со мной. Что она будет делать на Марсе? Ну наверное, поживет и осмотрится, а потом выучит марсианский и начнет писать, как надо перестать трепаться и начать засучив рукава пахать Марс на луноходе. Земля, Марс – какая разница?
Нью-Йорк
комментарии(0)